Страница 9 из 62
– Здравствуйте. Садитесь. Инга Макарова, пожалуйста, к доске.
Пока ученица проходила между рядами парт и выбирала мел, Нина Александровна поняла, что, не желая этого, все еще находится под впечатлением разговора с директрисой и в ушах все еще звучит ее приглушенный голос: «Как я завидую вам, девчонкам рождения конца тридцатых годов!» Во-первых, Нина Александровна думала о том, не предстоит ли ей в ближайшее время, в свою очередь, завидовать девчонкам рождения середины пятидесятых годов, во-вторых, ее, если признаться честно, больно царапнуло полушутливое восклицание Скрипули: «Ох, Нинка, Нинка, хлебнет же лиха твой добрый молодец!» А потом эти разговорчики о холодности, о рациональности людей с математическим складом ума – к чему об этом говорила прикинувшаяся ягненком хитрая баба? Ох, Белобородова умела ценить слова!
Думая о разговоре в директорском кабинете, Нина Александровна напряженно наблюдала за классом, стараясь понять, то было нового в этих мальчишках и девчонках рождения пятидесятых годов, и замечала новое, раньше будничное и до скуки привычное. Несмотря на то, что поселок Таежное располагался за тридевять земель от столицы и больших промышленных городов, все ребята были хорошо и современно одеты; дети высокооплачиваемых сплавконторских крановщиков, слесарей, токарей, сортировщиц и зацепщиц, бригадиров и просто разнорабочих щеголяли в добротных узких брюках или мини-юбках, на девчонках сверхмодные свитерки и кофточки; парни отращивали длинные волосы, у некоторых под носом уже темнел заботливо охраняемый пушок, многие отпустили жидкие бакенбарды, и на весь класс не было ни одних валенок, обязательных в школьные годы Нины Александровны. У парней спортивный вид, девчонки свободно демонстрировали колени в колготках, а какие все они были крупные для девятиклассников! Да, это был тот самый двадцатый век, когда десятилетние казались семиклассниками, а восьмиклассники выпускниками.
– Пожалуйста, отвечайте, Макарова.
Нина Александровна неслышно прошла вдоль парт, разнося тонкий запах хороших духов, опять, как в кабинете Белобородовой, почувствовала себя совсем молодой, почти такой же, как мальчишки и девчонки девятого «б», которые провожали ее откровенно восхищенными взглядами.
– Отвечайте, отвечайте, Макарова!
Рассеянно слушая хорошую ученицу, Нина Александровна приближалась к последней парте левого ряда, на которой в полном одиночестве сидела белоголовая девчонка с как бы прозрачными синими веками, с удлиненным лицом и тонким носом; глаза у нее были опущены, веки трепетали, и вся она была такая, точно издавала негромкий, но отчаянный крик: «Не подходите ко мне, не трогайте меня!» – хотя сидела в безвольной и мягкой позе, как будто в ее стройном теле не было костей. Это была Лиля Булгакова – младший ребенок бывшего главного механика сплавной конторы. С выдающимся математиком Марком Семеновым ее, конечно, сравнить было нельзя, но Лиля была все-таки самой талантливой девчонкой в таежнинской средней школе № 1. Она с первого класса получала только пятерки, прекрасно играла на рояле, пела, читала стихи и сама писала ямбом о восходах и закатах, о любви и расставании. Хороши или плохи были эти стихи, Нина Александровна не знала, но стихи эти у нее – вот странность – вызывали легкое головокружение и воспоминания о лопоухом мальчишке ее школьных лет. Кроме того, Нина Александровна иногда чувствовала, что между ней, взрослым человеком, преподавателем математики, и Лилей Булгаковой существует если не похожесть, то непонятная прочная связь, словно они были подругами или сестрами. Сейчас Нина Александровна думала как раз об этом, но мысли не помешали ей наставительно и весело сказать:
– Надо все-таки слушать товарищей, Марк Семенов… В понятие свободы непременно входит уважение к окружающим.
– Виноват, Нина Александровна.
А она все глядела на Лилю Булгакову, поза, глаза и лицо которой по-прежнему кричали: «Не подходите ко мне! Не трогайте меня!» – и думала, что (возможный вариант) у нее самой был такой же вид, когда сидела в кабинете Скрипули, а может быть, она, Нина Александровна, всегда была такой же, как Лиля Булгакова: «Не подходите! Не трогайте меня!»
Здание районного суда имело поношенный, грязный фасад, снег на пологую крышу давил изо всех сил, тополя в скверике грустно сутулились под тяжестью снежных шапок, одно из стекол квадратного окна на фасаде заменили фанерой, на которой чернильными распавшимися буквами было написано: «…екая область… Таежное… львар…» Больше ничего разобрать было невозможно, и Нина Александровна, отдыхая после автомобиля и дожидаясь, когда шофер дядя Коля завернет за угол, старалась сообразить, как крышка от посылки, адресованной в Таежное, могла попасть в райсуд.
В темном тюремного стиля коридоре, заплеванном и пропахшем хлоркой, где не полагалось громко разговаривать и урить, тесными кучками сидели какие-то шепчущиеся люди; молодой человек в пыжиковой шапке журавлиным шагом передвигался на цыпочках; молодая женщина сидела молча и прямо, словно туго надутая воздухом; разбитная тетка, устроившаяся возле окна, смеялась в одиночестве; седой и узкоплечий старик, несмотря на запрещение, курил и пускал дым прямо в судейскую дверь, напротив которой сидел. У него на лице были только две крупные складки – возле губ; все остальное было мелкоморщинистым. Далее – тоже отдельно от всех, надменная и важная – сидела старуха с повадками тигрицы. Она то и дело медленно поднимала тяжелые веки и так глядела на расхаживающего молодого человека в пыжиковой шапке, что он еще выше приподнимался на цыпочках, словно хотел встать на пуанты.
Бывший муж, в обязанности которого входило обеспечение безочередности на суде, ждал Нину Александровну не один: рядом с ним, сидящим, стояла женщина явно судейского вида и что-то быстро и неслышно говорила ему, а он в ответ рассеянно кивал, точно принимал неинтересный, но по уставу положенный рапорт. По лицу женщины Нина Александровна поняла, что их обязательно пропустят без очереди и что суд будет предельно коротким. Поэтому она своим обычным мерным шагом двинулась по коридору, покашляв, добилась того, что бывший муж ее заметил, и только тогда остановилась метрах в трех от него.
– Добрый день, Алексей Евтихианович.
Женщина судейского вида распрямилась, торопясь обогнать самою себя, поглядела на бывшую жену главного врача такими жадными глазами, что Нина Александровна улыбнулась и подумала о том, что суд будет не на ее стороне; это, впрочем, она нала и без откровенно презрительного взгляда женщины. Ведь ели судья женщина, если два заседателя женщины, секретарь уда женщина, то в бракоразводном процессе, где муж убегом бежал от жены, последней не миновать позора и поношения.
– Привет, Нина Александровна! – вежливо вставая, поздоровался бывший муж.– Спасибо за точность. Минут через пять зайдем… Условлено со всеми, даже с очередью,– прибавил он, наверное, для старухи с тигриной осанкой.– Как только дослушается очередное дело, входим мы…
Впервые за шесть с половиной лет – вот сколько времени прошло с тех пор, как они расстались! – Нина Александровна видела бывшего мужа не в больничной палате, и не в пижаме, и не в белом халате, а в костюме. Ну что же? Надо было признать, что Алексей Евтихианович за эти годы превратился в представительного, самоуверенного и цветущего мужчину. Он широко, на отлете, как бы отдельную драгоценность, держал тяжелые руки, словно они недавно были вымыты, обтянуты резиновыми перчатками и он боялся прикоснуться к чему-нибудь нестерильному; на лбу еще глубже прорезались две по-настоящему мужественные вертикальные складки, как на лицах прославленных полководцев и знаменитых государственных деятелей; глаза пояснели, приобрели блеск и цвет, в волосах – он рано начал седеть – за шесть лет седых волос поубавилось, а прическа была другая: смелая, дерзкая челка из тех, какие теперь носят молодые пижоны.
«Изопьем чашу страданий до дна»,– шутливо подумала Нина Александровна в тот момент, когда из комнаты заседаний суда выходила тихая молодая парочка. Он, наверное муж, осторожно и бережно прикрыл за собой двери, она, жена, уже, вероятно, в судейской комнате начала двигаться бесшумно, и вот так, не обращая ни на кого внимания и не останавливаясь, они медленно растаяли в конце грязного судейского коридора. «Ну, будет дело! – еще веселее прежнего подумала Нина Александровна.-Держись, Нинка!»