Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 30

Здесь остается только вспомнить, что вице-президент Межпромбанка Элеонора Раздорская является по совместительству директором британской компании, в совет которой входил также Питер Берлин, основатель известной по делу «Bank of New-York» фирмы «Вепех», историю которой я расскажу в главе о «Рашен-гейте». Именно Межпромбанк и стал главным кредитором Управления делами Президента. Обслуживал он и привлеченные Управлением под гарантии Минфина кредиты иностранных банков, в том числе и для финансирования реконструкции Кремля. Эти факты газете «Ведомости» подтвердил представитель Межпромбанка Денис Смирнов. И наконец, третье обстоятельство, наверное самое важное. Суть его в том, что два первых обстоятельства явно принесли немалую пользу лицам, непосредственно связанным с Павлом Бородиным. Дело в том, что часть денег от этого миллиардного кредита получила и «Мерката Трейдинг».

Не прошло и года, как гигантский авиалайнер Ил-96–300 был превращен в летающий супергоспиталь. В нем разместились современный реанимационный центр, две спальни, душевые кабины, зал для совещаний, кабинет и другие специальные помещения для Ельцина и его свиты.

Рассчитанный в стандартном варианте на 235 мест, после переделки Ил-96–300 стал вмещать не более 35–40 человек — ближайшее окружение президента, обслуживающий персонал и охрану. Ходили едва ли не легенды, во сколько обошелся государству этот самолет, а точнее, его переоборудование и отделка. Самый «дорогой» российский художник Илья Глазунов, привлеченный к проекту вместе со своим сыном, не назвал даже приблизительную сумму, выплаченную за изготовленные им эскизы роскошной внутренней отделки лайнера. Так, в интервью газете «Совершенно секретно» хозяин «Меркаты» Виктор Столповских упомянул вначале о «тридцати с лишним миллионах», но потом уточнил, что работы обошлись в 36 миллионов. Затем следователь Дево обнаружил финансовые документы «Меркаты», согласно которым стоимость работ уже возрастала до 40 миллионов.

Эта же цифра содержалась и в акте проверки Внешторгбанка Счетной палатой — с учетом всех накруток — 40 миллионов долларов. И это при всем при том, что стоимость аналогичного Ил-96–300, подготовленного к продаже для другой известной зарубежной авиакомпании, с учетом всех переделок, замены всего оборудования вплоть до унитазов, технического оснащения и многого другого составляла примерно 30 миллионов долларов.

Обратите внимание: это цена не только отделки лайнера, в эту сумму вошла и стоимость… самого самолета.

Вскоре выяснилось, что при «официальной» стоимости начинки президентского лайнера в 40 миллионов долларов швейцарскому субподрядчику, выполнившему все работы, было перечислено лишь 13 миллионов. К такому выводу пришел женевский следователь Даниэль Дево, изучив изъятые в ходе обысков документы и проанализировав движение капиталов по некоторым счетам.

Куда же подевались оставшиеся почти 27 миллионов долларов?

Как сообщил Дево, в основе «дела о президентском самолете» лежат показания Агима Джинали, албанца из Косово, который был одним из руководителей компании «Мабетекс». В 1994 году он вышел из «Мабетекса» вместе с Виктором Столповских и стал правой рукой последнего в «Меркате», пока не разорвал с ним отношений в 1998 году. Продолжив «копать» дальше, Дево нашел документы, согласно которым 10 из 27 миллионов Столповских оставил себе, остальные пошли на «подкормку» высокопоставленных деятелей. В общем, сюжет с «бортом № 1» в точности повторил историю с получением «Меркатой» и «Мабетексом» контракта на реконструкцию Большого Кремлевского дворца. В обоих случаях конечными получателями «отката» оказались практически одни и те же люди.

Глава 4. КРИТИЧЕСКАЯ МАССА

Кремль недоволен

Вплоть до начала 1996 года мои отношения с властью можно было назвать вполне нейтральными. Все поменялось в дни предвыборной президентской гонки. Стало проявляться недовольство власти моей деятельностью.

Первой из причин для такого недовольства оказалась пресловутая чубайсовская картонная коробка из-под бумаги для ксерокса с более чем полумиллионом наличных долларов, обнаруженная в дни второй предвыборной кампании Ельцина. Мне намекали тогда, чтобы я сразу же арестовал Коржакова и Барсукова, — я этого не сделал. Чубайс утверждал, что вся эта история — провокация КГБ.

Однако следствие показало, что деньги были самыми что ни на есть реальными. Сторонники Чубайса настаивали, чтобы я прекратил следствие. Но я продолжал расследование, и мы сумели обнаружить много интересной информации по поводу финансирования президентской кампании. Вскоре следствие имело довольно точное представление, сколько денег было потрачено на президентскую кампанию, кто ее финансировал, как и откуда деньги приходили.



В официальных финансовых отчетах вся эта информация отражена, естественно, не была. Для нормальной судебной власти этих фактов было бы вполне достаточно, чтобы признать выборы недействительными и оспорить результаты победы Ельцина. Но это для нормальной страны, не для нашей.

Свое недовольство Кремль проявлял и по поводу моих действий в отношении Березовского. Это сейчас Березовский не в фаворе, а тогда он был в пике своей силы и имел неограниченные возможности: с ним заигрывал Путин, он «съел» Ковалева. В те дни Березовский делал в стране все, что хотел. Возбудить против него дело было таким же поступком, как и начать расследование против Бородина.

Я понимал это, но дело «Андава» — «Аэрофлот», по которому одним из главных героев проходил Березовский, все же возбудил. Тогда же я принял решение об аресте Березовского и заключении его под стражу.

Очень мощная волна противодействия покатилась на меня и со стороны Центрального банка. Недовольным моими попытками оспорить законность его назначения на пост руководителя РАО «ЕЭС» был Чубайс. Готовил я иски и о непризнании законной сделки по нефтяной компании «Сибнефть» — продаже на залоговом аукционе 51 % ее акций. Тем самым я настроил против себя и Абрамовича — тоже не последнего в стране человека.

Я чувствовал, что был для многих костью в горле. Однако решающим моментом на чаше весов, перевесившим зыбкое равновесие между мною и Кремлем, стало возбуждение дела «Мабетекса». Начав расследование по «Мабетексу», я сделал своими врагами все Управление делами Президента — мощнейшую структуру во главе с Бородиным, самого президента и его дочерей. Против меня выступила не только практически вся пресловутая «семья», все ее ударные силы, но и весь президентский аппарат во главе с самим Ельциным — фактически вся государственная машина.

Недовольных мною оказалось слишком много.

Я думаю, моим основным просчетом стало то, что я допустил образование так называемой критической массы врагов. Мой тыл — Совет Федерации (я не мог быть освобожден указом президента, как Ковалев или Куликов) — давал мне возможность чувствовать себя более-менее уверенно. Но мне этого запаса не хватило.

Если говорить откровенно, я не предполагал, что концентрация противостоящих мне сил окажется столь мощной.

Начиная борьбу с отечественной коррупционной верхушкой, мне надо было, наверное, избрать другую тактику: «воевать» не со всеми сразу, а сперва одно дело до конца довести, потом за следующее браться. С другой стороны, я не мог тянуть: дескать, закончим расследование по «Аэрофлоту», примемся за «Мабетекс». Я действовал, как процессуальная фигура — кто же знал, что наша страна окажется настолько криминализованной даже в самых верхах.

Продажные выборы 1996 года

В 1996 году Ельцин мог остаться у власти только двумя путями: либо силой, либо купив президентские выборы. Он предпочел купить.

Как утверждает Филипп Туровер, по опыту работы в московском представительстве «Banco del Gottardo» знавший много кремлевских секретов, в конце 1993 года Ельцин подписал секретный указ, предусматривающий создание особых финансовых фондов. Проще говоря, систему «черных касс» для финансирования политической деятельности Кремля. Министерствам и ведомствам, госпредприятиям, тем, кто имел отношение к промышленности и финансам, к экспорту или к кредитным ресурсам, предписывалось направлять часть финансовых потоков через компании, принадлежащие определенной группе лиц, через их счета в банках. При этом определенный процент должен был идти на финансирование политических кампаний.