Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 9



Наиболее часто в защиту этой концепции в дотильзитский период выступали министр коммерции Н. П. Румянцев, министр морских сил Н. С. Мордвинов и вице-канцлер А. Б. Куракин. Так, Румянцев, разделяя принципы политики «свободы рук», считал, что наибольший эффект она принесет тогда, когда в Европе удастся создать политическое равновесие (баланс) трех государств: Англии, Франции и России. Последняя, не беря никаких дипломатических обязательств по отношению к любой из двух других, должна поддерживать самые тесные торговые связи и с английскими, и с французскими купцами.

Но поскольку Англия сумела занять преобладающее место в русской торговле на Балтике и тем привязала к себе русских экспортеров, Румянцев выдвинул целую внешнеторговую программу избавления от этой экономической зависимости. В частности, он предлагал начать активное освоение морского торгового пути через Черное и Азовское моря. Вступая в открытую полемику с «англофилами», стремившимися доказать неизбежность экономической зависимости России от Англии в области морской торговли, Румянцев отстаивал возможность и необходимость для России иметь свой, отечественный торговый флот.

Представители другой точки зрения не видели или не хотели видеть в государственном перевороте Наполеона удушения революции. Они по-прежнему отстаивали идею вооруженной борьбы России в союзе с Англией и другими державами против Франции. По их мнению, лишь военный разгром наполеоновского государства ликвидировал бы угрозу экспансии Франции в Европе и позволил России заняться внутренними проблемами. Только вооруженная наступательная борьба с Францией даст России возможность не только сохранить, но и увеличить территориальные приобретения. Поэтому они выступали против каких-либо мирных, а тем более союзных переговоров с Наполеоном. Ссылаясь на давний опыт англо-русского дипломатического и торгового сотрудничества, имея опору среди дворянства и купечества на севере и в центре России, они упорно отстаивали концепцию самого тесного англо-русского союза. Наиболее яркими представителями англофильства в первые годы царствования Александра I были кратковременный министр иностранных дел России (март – октябрь 1801 г.) Н. П. Панин, многолетний посол в Лондоне С. Р. Воронцов, его брат канцлер А. Р. Воронцов, посол в Вене А. К. Разумовский.

Наиболее последовательным «англофилом» был С. Р. Воронцов. Крупный русский помещик, Воронцов провел свыше 20 лет в Англии на посту русского дипломатического представителя. Противник революционных идей, сторонник безоговорочного и самого тесного экономического и политического союза России и Англии, он всю свою жизнь был убежденным противником Франции, которая, по его мнению, навсегда останется источником «революционной заразы» для европейских монархий. Он отрицал необходимость каких-либо переговоров с Францией, решительно боролся против франко-русского сближения при Павле I, за что и был отстранен последним от поста русского посла и подвергся опале.

* * *

В период интенсивного обсуждения внешнеполитического курса России (первые годы правления Александра I) программа самого тесного союза с Англией была изложена в записке Н. П. Панина «О политической системе Российской империи» (июль 1801 г.).

Возражая тем, кто считал, что Россия должна проводить политику «свободы рук» и неучастия в союзах (намек на В. П. Кочубея), Панин доказывал необходимость союзов для «удержания пограничных государств в рамках их нынешнего могущества». «Естественными союзниками» России, по Панину, были Австрия, Пруссия и Англия. Особенно необходим был союз с Англией: «Политические и торговые отношения между нашим и лондонским дворами основываются на полном совпадении интересов и невозможности столкновения последних, пока и тот, и другой придерживаются своей обычной здравой политики».

Панин отрицал угрозу морского могущества Англии для России. Более того, вместе с Воронцовым он подвел теоретическую базу под это утверждение: целиком приняв мнение, изложенное Воронцовым в ранее написанной записке о вооруженном морском нейтралитете, Панин заявлял: «Поскольку Россия не имеет и иметь не может активной торговли, рост морского могущества Англии не только не причиняет ей никакого вреда, но даже приносит ей большую пользу, удерживая дворы Севера (Пруссию, Швецию и Данию. – В. С.) в состоянии слабости, сохранение которой нам весьма желательно…».



Из всего этого Панин делал следующий вывод: «Стало быть, в том, что касается торговли, интересы Англии не противостоят нашим, и, напротив, торговля с нею приносит России весьма большую пользу, приводя в обращение крупные капиталы; что касается политики, то и здесь мы видим то же совпадение интересов обоих государств». По мнению Панина, основная угроза для России исходит от Франции как нарушительницы европейского равновесия. «Опасности, грозящие Европе, – писал он, – имеют три различные причины: деспотизм и честолюбие Франции, честолюбие Англии, распространение революционного духа. Надо выбирать между тремя, гак как всех их сразу избежать невозможно… Исходя из этого принципа, легко доказать, что самая большая опасность для России исходит от Франции, что и предрешает сближение с Англией».

Таким образом, записка Панина в наиболее концентрированном виде выражала точку зрения тех кругов, которые требовали безоговорочного союза с Англией против Франции.

Александр I и его «молодые друзья» в 1801–1803 гг. пытались занять позицию «центра». Надо сказать, что политические симпатии большинства «молодых друзей» (А. А. Чарторыйского, П. А. Строганова, H. Н. Новосильцева) были на стороне сторонников вооруженной борьбы с Францией. Позднее все трое (особенно Чарторыйский) стали одними из главных вдохновителей и организаторов III антифранцузской коалиции. Однако в 1801–1803 гг. они воздерживались от поддержки сторонников той или другой точки зрения.

Неизвестно, как долго придерживались бы в Петербурге тактики «свободы рук», если бы Франция снова после небольшой передышки (вызванной главным образом заботами Наполеона по укреплению своей власти внутри страны) не начала дипломатическое наступление сначала на Балканах, а позднее в германских государствах. Оно ставило под угрозу то неустойчивое равновесие сил России и Франции, которое было зафиксировано в парижских соглашениях 1801 г.

25 июня 1802 г. в Париже наполеоновская дипломатия заключила мирный договор с Турцией. Но Франция не ограничилась одними дипломатическими демаршами. На восточном побережье Италии она начала концентрировать войска, готовя военный десант на западные Балканские провинции Турецкой империи. Заигрывание эмиссаров Наполеона с турками, с одной стороны, и угроза прямого военного вторжения на Балканы в случае провала этого дипломатического флирта – с другой, не на шутку встревожили руководителей внешней политики в Петербурге.

Царская дипломатия со времен Екатерины II всегда очень ревниво относилась к действиям любой другой иностранной – будь то английская или французская – дипломатии в Константинополе. И было из-за чего: в конце XVIII в. России удалось заключить с Турцией не только мирный (1792 г.), но и союзный (1799 г.) договор. Они закрепляли за Россией все территории, отвоеванные у Турции в XVIII в. (юг Украины, Крым, Северный Кавказ), а главное – открывали Черное море, обеспечивая свободный проход русским судам через Босфор и Дарданеллы. Южнорусские помещики и купцы только-только получили, наконец, свободный выход в Средиземное море, как вновь над проливами нависла угроза: наполеоновская дипломатия, играя на еще не заживших ранах турецких пашей или шантажируя их угрозой войны, подбирала ключи к воротам из Черного моря.

Не менее активно стала действовать наполеоновская дипломатия и в германских государствах. Игнорируя парижские соглашения 1801 г. о совместном с Россией влиянии на германские дела, она посулами или угрозами начала склонять на сторону Наполеона вечно враждовавших между собой германских князей.