Страница 5 из 39
В 1992 году я подытожил свои философские идеи и написал статью «Мое мировоззрение». Ее напечатали в нескольких изданиях. Расширение и совершенствование этого труда продолжается до сих пор: издаются книги и брошюры.
В том же году закончилась моя хирургия: после моей операции от инфекции умерла больная, и я решил, что негоже в 80 лет оперировать сердце. В институт стал ходить раз в неделю.
Осенью 1993 года сердечный стимулятор отказал, и его заменили на новый в нашем институте.
В декабре отпраздновали восьмидесятилетие. Получил очередной орден.
Скоро после юбилея стал замечать, что стал хуже ходить, хотя продолжал свою обычную гимнастику — 1000 движений и 2 км «трусцой». Почувствовал приближение старости. Тогда и решил провести «эксперимент»: увеличил нагрузки в три раза. Идея: генетическое старение снижает мотивы к напряжениям, падает работоспособность, мышцы детренируются, это еще сокращает подвижность и тем самым усугубляет старение. Чтобы разорвать этот порочный круг, нужно заставить себя очень много двигаться. Что я и сделал: гимнастика 3000 движений, из которых половина — с гантелями, плюс 5 км бега. За полгода (как мне казалось) я омолодился лет на десять. Знал, что есть порок аортального клапана, но не придал этому значения, пока сердце не мешало нагрузкам.
На таком режиме благополучие продолжалось 2–2,5 года, потом появились одышка и стенокардия. Сердце значительно увеличилось в размерах. Стало ясно, что порок сердца прогрессирует. Бегать уже не мог, гантели отставил, гимнастику уменьшил. Но работу за компьютером продолжал в прежнем темпе: написал две книги и несколько статей.
В 1997 году совместно с фондом членкора АНУ Б.Н. Малиновского провели большое социологическое исследование через украинские газеты — получили 10 000 анкет. В.Б. Бигдан и Т.И. Малашок их обработали. Основные выводы: народ бедствует, недоволен властями, пожилые хотят вернуть социализм, молодые — двигать реформы дальше. Такой же раскол по поводу ориентации Украины — на Россию или на Запад. Данные опубликовали, но полемики они не вызвали.
В зиму 1998 года состояние сердца еще ухудшилось. Ходил с трудом. Однако за компьютером работал и написал книгу воспоминаний «Голоса времен».
В начале мая 1998 года Толя Руденко из нашего института договорился с профессором Керфером, кардиохирургом из Германии, что он возьмется меня оперировать. Катя и директор института Г.В. Кнышов организовали эту поездку. Городская администрация Киева согласилась оплатить операцию.
После этого решения воля к жизни упала, состояние ухудшилось, и я ощутил близость смерти. Страха не испытал: все дела в жизни сделаны.
26 мая Катя, Толя и я приехали в небольшой город Bad Oeynhausen, недалеко от Ганновера — в клинику к Reiner Korfег. Обследование подтвердило резкое сужение аортального клапана и поражение коронарных артерий. 29 мая профессор вшил мне биологический искусственный клапан и наложил два аорто-коронарных шунта. Сказал, что гарантия клапану — пять лет. После операции были осложнения, но все закончилось хорошо.
Через три недели вернулись домой. Сердце не беспокоило, однако слабость и осложнения еще два месяца удерживали в квартире. Легкую гимнастику делал со дня возвращения. Осенью полностью восстановил свои 1000 движений и ходьбу. Но не бегал и гантели в руки не брал. «Эксперимент окончен» написал в «Заключении» к воспоминаниям. Книгу издали ко дню рождения — в декабре минуло 85 лет. Снова было много поздравлений. И даже подарили новый компьютер.
Старость между тем снова догоняла: хотя сердце не беспокоило, но ходил плохо. Поэтому решил: нужно продолжить эксперимент. Снова увеличил гимнастику до 3000 движений, половину — с гантелями. Начал бегать, сначала осторожно, потом все больше, и довел до уровня «первого захода» — 45 минут.
И опять, как в первый раз, старость отступила. Снова много хожу, хотя на лестницах шатает, резкие движения неверные и «ближняя» память ухудшилась. Сердце уменьшилось до размеров 1994 года. Одышки и стенокардии нет.
Живу активной жизнью: пользуюсь вниманием общества, даю интервью, пишу статьи и брошюры. Подключился к Интернет. Имею свою страницу.
Занимаюсь наукой: совершенствую «Мировоззрение» — обдумываю процессы самоорганизации в биологических и социальных системах, механизмы мышления, модели общества, будущее человечества. Мотивами для работы являются любопытство, потребность самовыражения, и чуть-чуть — тщеславие.
Знаю, что благополучие нестойко, скоро менять стимулятор, а потом, возможно, — и клапан. Но смерти не боюсь — помню равнодушие к жизни перед операцией.
В мае приезжал на конференцию мой спаситель — Керфер. Мы принимали его дома, я рассказывал об эксперименте, показывал гантели. Он посмеялся, но упражнения не запретил и даже обещал прооперировать еще раз, если клапан откажет — в любом возрасте.
Так прошла жизнь. Что в ней было самое главное? Наверное — хирургия. Операции на пищеводе, легких, особенно на сердце, делал при прямой угрозе скорой смерти, часто в условиях, когда никто другой их сделать не мог; лично спас тысячи жизней. Работал честно. Не брал денег. Конечно, у меня были ошибки, иногда они кончались смертью больных, но никогда не были следствием легкомыслия или халатности. Я обучил десятки хирургов, создал клинику, потом институт, в которых оперировано свыше 80 тысяч только сердечных больных. А до того были еще тысячи операций на легких, органах живота, конечностях, не говоря уже о раненных на войне. Хирургия была моим страданием и счастьем.
Все остальные занятия были не столь эффективны. Разве что пропаганда «Режима ограничений и нагрузок» принесла пользу людям. Книга «Раздумья о здоровье» разошлась в нескольких миллионах экземпляров. То Же касается и литературы: повесть «Мысли и сердце» читали на тридцати языках. Наверное, потому, что она тоже замыкалась на хирургию. На страдания.
Кибернетика служила лишь удовлетворению любопытства, если не считать двух десятков подготовленных кандидатов и докторов наук.
Мои статьи и лекции пользовались успехом и льстили тщеславию, а участие в Верховном Совете было скорее вынужденным, служило поддержанию престижа клиники. Вреда людям оно не принесло и большой пользы — тоже. Я не кривил душой, не славословил власти, но и против не выступал, хотя и не любил коммунистов-начальников. Однако верил в «социализм с человеческим лицом», пока не убедился, что эта идеология утопична, а строй неэффективен.
В личной жизни я старался быть честным и хорошо относился к людям. Они мне платили тем же.
Если бы можно начать жить сначала — я выбрал бы то же самое: хирургию и в дополнение — размышления над «вечными вопросами» философии: истина, разум, человек, общество, будущее человечества.
РАЗДУМЬЯ О ЗДОРОВЬЕ
Вы только посмотрите, как велик человек! Уже ступил на Луну и скоро побывает на других планетах, создаст искусственную жизнь и разум, способные конкурировать с естественными. Ну чем не бог?
А вот другие картины. Пройдитесь по улице большого города, вы всегда встретите немало людей, которые шаркают подошвами по асфальту, дышат с трудом, ожирели, глаза потухли. В страхе дрожат перед страданиями и смертью. Да тот ли человек покорил космос, создал сонаты Бетховена, выдвинул великие идеалы христианства?
Впрочем, я нарочно говорю банальные вещи. Эта дешевая риторика обыграна тысячи раз. Конечно, один и тот же человек. Наивные вопросы о его природе просто свидетельствуют о низком уровне науки.
А говорят, жили люди… Будто бы великие мыслители Греции были отличными спортсменами и некоторые даже участвовали в олимпийских играх… (Можете вы представить нашего профессора в этой роли?) И принципы гуманного общества придуманы задолго до паровой машины. Впрочем, не надо заблуждаться: наши античные учителя были рабовладельцами. А войны возникли раньше музыки… Или не раньше?
Неужели так и оставаться человеку жалким рабом своего тела и своих страстей? Неужели болезни и ужасы ГУЛАГов и Освенцимов так и будут следовать по пятам за открытиями двойной спирали и расщепления ядра?