Страница 43 из 107
Женька и его приятели сидели в первом ряду, среди стариков и старух, расписные тросточки из свежего тальника стояли между коленями; они опирались на них руками, подражая старикам.
На лицах четверых было написано наслаждение; они то и дело восхищенно кивали.
Парни выслушали экскурс в историю вопроса, саму историю, благожелательно отнеслись к сложному устройству мира и мироздания, были полностью на стороне Реутова, когда он начал откровенную борьбу с сегодняшними мракобесами, пытающимися достижения ракетного века связать с божественной волей.
При словах «американская ультрареакционная наука» они гневно зашикали на эту самую науку.
Когда товарищ Реутов закончил и по клубу прокатился облегченный шум надежды на скорую демонстрацию кинофильма «Зеленая карета», в двери стали ломиться люди всех возрастов.
Лектор с помощью заведующего клубом кое-как навел порядок и спросил с интересом:
— Какие будут вопросы, товарищи?
Как и было обещано, каждый из Женькиных друзей задал по одному вопросу.
Первым, как зачинщик, поднялся Женька и произнес очень громко:
— Скажите, товарищ лектор, а нельзя ли в домашних, деревенских, так сказать, условиях поставить опыт, доказывающий, что земля — шар! Очень мы интересуемся этим вопросом.
— Спасибо, товарищ! — ответил лектор Реутов. — Прошу вас, товарищ завклубом, зафиксировать вопрос, а вам, молодой человек, можно ответить так… — Он заскрипел сапогами за фанерной трибуной. — К большому сожалению, в условиях Сосновки подобный опыт произвести трудно. Для установки маятника Фуко требуется очень высокое здание с вознесенным вверх куполом… Отсутствует в деревне и море, которое позволило бы в бинокль наблюдать увеличение в размерах приближающегося корабля.
— Спасибо, товарищ Реутов!
По одному незначительному вопросу, например, можно ли надеяться на открытие астрономами восьмой и девятой планет солнечной системы, задали и трое остальных чернокостюмных молодых человека.
Потом поднялся самый старый старик из присутствующих, собрав бороду в кулак, довольно бойко поинтересовался, будет ли конец мира.
— Не будет! — решительно ответил товарищ Реутов. — Мир, как и жизнь, бесконечен.
На этом лекция «Мир и мироздание» окончилась: очень довольный вопросами и самой лекцией, товарищ Реутов с большим трудом выбрался из толпы народа, собравшегося глядеть кино «Зеленая карета», и пошагал к мерину, который, конечно, давно ощипывал мягкую траву с клубной завалинки. Реутов взял мерина за повод и двинулся по пустой улице — вся деревня была на фильме «Зеленая карета» — к одному из маленьких переулков, за тополями которого скрывалась тайная и опасно-привлекательная вечерняя жизнь члена общества по распространению. Шагая рядом с мерином, Реутов старался прятаться за него, сгибался и вообще вел себя очень хитро и ловко.
Однако лектор товарищ Реутов напрасно думал, что никто в Сосновке не знал о маленьком темном доме меж тополями, куда он непременно забредал после каждой лекции.
В домике жила разбитная бабенка Гутя Перестукова: замужем Гутя Перестукова никогда не была, хотя имела сына Витьку.
Считая свои визиты к Гуте Перестуковой тайными, Реутов глубоко ошибался, потому что знала о них вся Сосновка.
Реутов привязал мерина к двуколке, поставленной в полукилометре от дома Гути Перестуковой, и по-прежнему боязливо, поминутно оглядываясь, начал пробираться к заветному дому.
Для этого он не пошел переулком, а, миновав два огородных перелаза, обогнул зады соседних домов и опять же огородом юркнул на крыльцо Гутиного дома…
— Все в порядке! — сказал Женька ребятам. — Раньше двух часов ночи не выйдет. Борька, не высовывайся, не ровен час, заметит!
Парни посмотрели добрую половину кинофильма «Зеленая карета», погуляли со своими девчонками, развели их по домам и примерно в час ночи были на условленном месте.
Товарищ Реутов вышел из дома Гути Перестуковой минут без пятнадцати два, минут десять возился с повеселевшим мерином и в начале третьего уже ехал по длинной улице Сосновки в сторону райцентра.
Пьян он был средне.
Мерин с клеймом из двух букв — «п» и «о» — шел спокойно, дорога накатанно блестела, вожжи Реутов прочно привязал к боку тележки, так как мерин хорошо знал дорогу, и был бы путь их усыпан лунными блестками до самой районной околицы, если бы не случилось странное — мерин неожиданно остановился, призывно, ласково заржал.
— Ты чего стал, холера?! — удивился Реутов.
А клейменый мерин стоял потому, что упирался мордой в плетень из свежих тальниковых веток.
— Матушки! — воскликнул пораженный лектор и от удивления три раза икнул. — Куда же мы заехали, если здесь забор?
Не в силах поднять чугунную голову, он исподлобья оглядел залитый лунностью мир и замигал огорошенно: улица шла, как полагается идти улице, прямо и ровно, по бокам стояли, как положено, дома.
Вот колодезный журавль, вот торчит за плетнем крыша пожарного депо, тянется вверх острый шпиль гасиловского флигеля.
— Дура! — сердито закричал на мерина товарищ Реутов. — На тебя полагаешься, как на самого себя, а ты куда меня завез, холера? Ты ведь не в ту сторону меня везешь, скотина!
Товарищ Реутов завернул мерина обратно.
— Вот как надо ехать, леший бы тебя забрал, безмозглую скотину! Но-но! Давай шагай!
Мерин был скотиной веселой, ему было все равно, куда везти товарища Реутова, так как общество по распространению собственной конюшни не имело, и добрый мерин поочередно живал то в райкомхозовских владениях, то в конюшне райотдела милиции, то в геологоразведке. Чаще же всего он ночевал в окрестных деревнях, потому и не знал родного места.
Добрый конь весело прошагал по улице метров двести, затем махнул хвостом и опять остановился.
— Это еще что же за фокусы, пропастина! — совсем грубо закричал товарищ Реутов. — Ты чего опять стал? Чего стал?…
На этих словах он прикусил язык — перед мордой коня снова торчал плетень из свежих ивовых прутьев. Это было так поразительно, что товарищ Реутов целых три минуты сидел немо и вяло, потом вздохнул, как вздыхал мерин, когда его расседлывали.
После всего этого Реутов решительно выбрался из двуколки, описывая зигзаги, подошел к плетню, потрогал его пальцами и шепотом спросил:
— Это почему здесь?
На дальнейшее Реутова не хватило: неведомая сила бросила его на плетень, и он прижался к нему так страстно, словно обнимался с ивовыми прутьями. Так прошло минут пять, затем та же неведомая сила отбросила Реутова от плетня к двуколке, на мягкую дерматиновую обитость.
— Опять же неправильно поехали, охламон ты этакий! — вдруг трезво сказал Реутов. — А ну, давай поворачивай назад!
Реутов сызнова развернул лошадь, поехал обратно и через двести метров, естественно, уперся в плетень. На этот раз товарищ Реутов совершенно ничего не сказал, а только крепко зажмурился и стал отчаянно вертеть головой, точно сбрасывал с затылка пчелу. Мотал он головой с полминуты, затем открыл осторожно правый глаз, посмотрел им на плетень.
— Иррациональная картина! — пробормотал Реутов себе под нос и тоненько засмеялся. — Гутя, а Гутя, я, кажется, заснул нечаянно!
В тишине ночной улицы голос далеко разнесся, тоненький смех проверещал в глухом проулке и вернулся к товарищу Реутову басовитым демоническим хохотом, в ответ на который он еще раз тоненько засмеялся и стал клониться на бок — укладывался баиньки на ласковую дерматиновую внутренность двуколки. Он, видимо, уже спал, когда из лунной полосы, что пересекала улицу, послышался гипнотизирующий, глухой по-ночному голос Женьки Столетова:
— Я же говорил, что можно доказать в домашних условиях круглость Земли!
В ответ на это товарищ Реутов сонно похлопал губами, протяжно улыбнулся, сладко зевнул.
Он уронил голову на дерматин и уснул здоровым сном коренастого, жилистого человека.
Ко всему привычный мерин еще несколько раз мотнул головой, понурился и тоже сладко уснул, прижавшись мягкими губами к свежим тальниковым прутьям плетня, пахнувшим весной, заливными лугами, молодыми кобылами и ветром.