Страница 20 из 101
СОВЕТСКАЯ «ТАНКОВАЯ ФИЛОСОФИЯ»
Даже при беглом взгляде на историю Советской Армии в послевоенные годы трудно отделаться от впечатления, что советское политическое и военное руководство не сделало для себя никаких выводов из катастрофы 1941 года, по-прежнему считая, что в войне побеждает тот, у кого больше танков, пушек и прочего железа. Сталин еще в 1942 году сделал вывод, который лег в основу советской военной науки: «теперь судьбу войны будут решать не преходящие факторы, такие, как фактор неожиданности, но постоянно действующие факторы: стабильность тыла, моральный настрой солдат, качество и количество дивизий, вооружение армии и организационные способности командного состава армии».
Такого же мнения были многие генералы и маршалы, считавшие, что при строительстве вооруженных сил вполне применим принцип «кашу маслом не испортишь». Печальный опыт лета и осени 1941 года, когда весь танковый парк, создававшийся десять лет, был потерян за шесть месяцев и танки пришлось распределять по армиям поштучно лично Верховному Главнокомандующему, был забыт. А ведь почти шестикратное предвоенное превосходство в танках превратилось в пыль, подтвердив старую истину — «воюют не числом, а умением».
При этом маршалов мало интересовал вопрос — а может ли страна и народ, пережившие великую войну и дальше бесконечно тянуть воз вооружений, ковать вместо орал одни мечи. К тому же в это время игнорировались возможности новых видов оружия — ядерной бомбы, ракет. Великий полководец Сталин даже заявлял, что «не рассматривает атомную бомбу в качестве серьезной силы, каковой ее склонны считать некоторые политики. Атомная бомба предназначена для того, чтобы запугать слабонервных, но она не может решить судьбу войны, так как атомная бомба недостаточно эффективна для этого». Эффективным оружием по-прежнему считались танки.
Каковы были причины развертывания в мирное время столь мощной группировки танковых войск на востоке и западе СССР? Ответ на этот вопрос лежит, видимо, в опыте второй мировой войны и идеологии холодной войны. Советские бронетанковые и механизированные войска вложили непропорционально большой вклад в достижение победы, поскольку постоянно использовались советским военным командованием не как специализированный род войск со своими специфическими задачами, а как универсальное средство вооруженной борьбы.
Танки взламывали оборону противника, отражали его контрудары, совершали рейды в глубь оборонительных рубежей. Это приводило к тому, что танков из-за их часто неумелого использования и как следствия — огромных потерь (взять хотя бы Берлинскую операцию — две танковые армии «прогрызали» немецкую оборону на Зееловских высотах, вели уличные бои в Берлине, в результате чего за 23 дня боев было потеряно 1997 танков) постоянно не хватало, но в глазах советских военачальников они приобрели значение решающего критерия и всеобщего эквивалента военной мощи, способного выполнить любые задачи.
В засаде. Т-72 поджидает условного противника
У многих политических и военных руководителей, в том числе и у Сталина, возникло убеждение, что главное — иметь как можно больше танков и другой бронированной техники. Количеством имевшихся танков было так просто измерять военный потенциал страны. Не нужны сложные подсчеты, сравнение боевых возможностей различных видов вооружения и военной техники. Все очень просто, а это как раз и любил Иосиф Виссарионович.
Как вспоминали советские маршалы, убеждая Хрущева не сокращать армию на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов, «после войны, когда американцы создали атомную бомбу, нам пришлось решать, как быть. Тогда Сталин не раз собирал Политбюро, и оно пришло к выводу — нет другого выхода, кроме как создать в Европе мощный бронетанковый кулак, который навис бы над ней. Да, американцы могли нанести нам тяжелый урон, сбросив атомные бомбы. А мы уничтожили бы Европу. По сути дела, мы сделали европейцев заложниками нашей, советской безопасности — пусть они удерживают США от ядерной агрессии против Советского Союза».
Поэтому, значительно уступая США в воздушной и военно-морской мощи, руководство СССР пыталось ее компенсировать превосходством сухопутных войск. А их главной ударной силой со времен войны стали танки. Именно количеством танков стали у нас определять военную мощь страны. Что еще мог противопоставить Сталин американской военной мощи, кроме огромной танковой армады? Ведь стратегических бомбардировщиков, основного носителя ядерного оружия в то время, у СССР не было. Машины дальней авиации, прошедшие войну, устарели и морально и физически (причем большинство из них было американского производства).
Не случайно одним из приоритетов авиационного строительства в Советском Союзе стало копирование американских «Сверхкрепостей» В-29, совершивших вынужденную посадку на Дальнем Востоке в последние месяцы войны с Японией. Напряженный труд коллектива под руководством Туполева завершился принятием на вооружение советской версии американского бомбардировщика — Ту-4, скопированного с иностранца один к одному. Но несколько десятков этих машин не могли уравнять шансы СССР и США в потенциальном военном конфликте в Европе либо где-то еще.
На море десяткам авианосцев и сотням боевых кораблей других классов, бороздивших под звездно-полосатым флагом океанские просторы, могли противостоять несколько изношенных, устаревших крейсеров и эсминцев советского ВМФ. Попыткой хоть как-то изменить соотношение сил стало развертывание массового строительства подводных лодок. Это был наиболее дешевый и быстрый путь, уже опробованный в годы войны Германией. Но спешно построенные несколько сотен дизельных подлодок, не имевших надежного прикрытия, для развертывания на океанских просторах, не могли изменить ситуацию.
В самоходной артиллерии — тревога
Сталин, который испытывал странную любовь к большим кораблям, даже после печальных для них итогов сражений войны, продолжал настаивать на строительстве линейных и просто крейсеров. Ставших же королями океанов авианосцев не собирались строить даже в перспективе. Генералиссимусу больше нравились корабли с толстой броней и мощным артиллерийским вооружением, весьма внушительно выглядевшие на парадах, но совершенно бесполезные в современной войне. Машины с крепкой броней и солидным калибром пушек должны были господствовать и на суше.
Моряки и летчики никогда не пользовались особым влиянием в кремлевских кабинетах. Руководство Министерства обороны состояло главным образом из представителей сухопутных войск, среди которых было немало и танкистов. Вот это-то лобби и проталкивало все новые программы наращивания количества обычных вооружений, игнорируя изменения, происходящие в оружейной области. До самой кончины Советского Союза генералы и маршалы от бронетехники с опытом второй мировой войны продолжали определять военную политику.
В более позднюю, ядерную эпоху танки превратились в убедительный аргумент внешней политики. Межконтинентальные ракеты, способные стереть с лица земли любую страну, мало подходили для решения текущих проблем — их нельзя было использовать для вразумления союзников или оказания «интернациональной помощи» странам третьего мира. Они были оружием устрашения для американцев, а для всех остальных больше подходили танки.
Именно танкисты занимали ведущие посты в военном ведомстве. В самой мощной военной группировке — Группе советских войск в Германии почти все командующие были выходцами из танковых войск, от маршала И. И. Якубовского до генерала армии В. А. Беликова, в свое время командовавшего 5-й гвардейской танковой армией. Военный советник первого и последнего советского президента, маршал Ахромеев, в семидесятые годы тоже командовал танковой армией в Белоруссии. Танкистом был и предпоследний министр обороны СССР маршал Соколов. Такая тенденция говорит о многом.