Дыхание скандала

Элизабет Эссекс

Дыхание скандала

Пролог

Уилдгейт-Виллидж, Суссекс

Декабрь 1814 года

Хоть бы дождь пошел.

Холодный зимний ливень был бы под стать мучительной боли дня. Если бы шел дождь, мрачные тучи заволокли бы небо и подготовили ее к предстоявшей муке.

Если бы шел дождь, она смогла бы заплакать.

Рядом беззвучно рыдала в безукоризненно вышитый носовой платок сестра. Но Антигона Престон не плакала. Она расправила плечи и жмурилась от нестерпимо яркого утреннего солнца, желая, чтобы небеса разверзлись и пролили поток печали, равный по силе горю, сдавившему грудь, заслонили бы дождем пейзаж, представавший взору во всех подробностях.

Но желаемого не произошло.

В нескольких шагах от нее викарий открыл книгу, с его губ призрачными облачками срывались древние заупокойные молитвы, с бесполезной грацией растворяясь в холодном воздухе над кладбищем у церкви Святого Варфоломея.

– «Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него»[1]. «Господь дал, Господь и взял».[2]

Господь взял папу, забрал чудесным утром три дня назад так внезапно, что дочь до сих пор едва сознавала это. Без него, без его мягкой логики и жизнерадостной доброжелательности Антигона, похоже, совсем не могла думать. Она могла лишь зажмуриться от неумолимого солнечного света и с разбитым сердцем сетовать на безоблачные небеса. Вместо того чтобы окутать ее печаль серым тоскливым дождем, зимнее солнце насмешливо сияло в небесах, удивительно голубых и хрустально чистых, и это ранило ее ум столь же сильно, как ранило то, что осталось от ее сердца.

– «Я был нем и безгласен, и молчал даже о добром; и скорбь моя подвиглась».[3]

Все для нее отзывалось болью и горем. Каждая заледеневшая травинка, проступавшая сквозь хрустящий под ногами снег. Каждое облачко дыхания, с горьким вздохом слетавшее с ее губ. Каждый ком земли, падавший на крышку гроба с неотвратимой окончательностью.

– «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира».[4]

Для Антигоны ничего уготовано не было. Ничего. И она совершенно не готова к жизни без папы.

Когда служба, наконец, закончилась, преподобный Мартин подошел с утешениями по поводу столь внезапной и невосполнимой утраты.

Немногочисленные участники похорон – папины друзья и соседи – разошлись искать убежище от пронизывающего холода в беспамятном тепле собственных очагов. Антигона с сестрой Кассандрой остались в одиночестве и отправились домой, через замерзшие поля к маленькому особняку на северном краю деревни, леденящий холод предательски проникал сквозь подошвы их ботинок.

И все-таки Антигона не плакала.

Не плакала, даже когда мать в безутешном горе самым неожиданным способом предала ее доверие, в день смерти отца обручив дочь с богатым джентльменом, который в три раза старше.

Антигона не плакала. Не могла. Она была слишком поражена.

Глава 1

Не было ничего – ни предупреждения, ни знака с небес, что ее жизнь в корне переменится. Ни потопа. Ни землетрясения. Ни нашествия саранчи.

Только яркое зимнее солнце, сияющее в тихом доме так, словно это был обычный день. Словно все в Редхилл-Мэноре было по-прежнему.

Но все изменилось. Хотя холл казался умиротворяюще привычным – старинный турецкий ковер прикрывал широкие половицы, изображавшая охотничью сцену картина висела над мраморным консольным столиком, – однако раскрытый на углу стола зонтик, где его обычно оставлял папа, резал глаз напоминанием, что, хоть дом и выглядит по-прежнему, с папиной смертью все изменилось.

Заведенный порядок нарушен, привычный покой уже исчез. В камине гостиной даже не было дров, не говоря уже об огне, который прогнал бы пронизывающий до костей холод. Как ни велико их горе, жизнь должна продолжаться. И именно Антигоне придется это делать – зажигать очаги, договариваться с мясником, сажать огород.

– Поднимайся, – поторапливала к лестнице старшую сестру Антигона. – Я пришлю к тебе Салли с чем-нибудь теплым.

Антигоне следовало бы мудро подчиниться обычаю – на похоронах нет места дамам благородного происхождения – и настоять, чтобы Касси осталась дома с мамой, вместо того чтобы так жестоко выставлять ее в горе напоказ. Но Касси с присущим ей великодушием не хотела, чтобы младшая сестра осталась одна, а Антигона с присущим ей упорством была абсолютно непреклонна – папа не останется один в своем последнем путешествии.

Касси поцеловала ее в холодную щеку и, слабо пожав руку, ушла в свою комнату, в это временное убежище. Для Антигоны пока не было приюта. Слишком много надо сделать.

– Антигона! – донесся тонкий голос мамы из открытой двери маленькой гостиной в задней части дома.

Антигона шла по скрипучим половицам холла, думая, что найдет мать охваченной горем, с покрасневшими от слез глазами и носом, с растрепавшимися под чепцом волосами. С того момента, когда Антигона нашла умершего папу в библиотеке, сидящего в кресле, словно он просто закрыл глаза и обдумывал занимавшую его математическую задачу, мама погрузилась в тревогу и предчувствие несчастий.

– Что с нами будет? Откуда взять деньги? – Мама причитала, плакала, приказывала погасить везде огонь, словно они больше не могли позволить себе топить дом. Словно папа был столь беспечным, что оставил их нищими банкротами. Словно его владение отберут, и они в любой момент могут стать бездомными.

Не имея реальных сведений об их финансовом положении, Антигона как могла пыталась успокоить встревоженную мать, взяв на себя все дела: приказывала зажечь огонь, договаривалась с викарием, покупала черные ленты для одежды, писала папиным коллегам-математикам и сотрудникам Кембриджского университета, Аналитического общества, Королевского научного общества, папиному поверенному в Чичестер.

Но утреннее солнце, врывавшееся в смотревшие на восток окна зеленой гостиной, освещало не растрепанную вдову с безумным взором, а элегантную леди в темном шерстяном платье, у которой ни один волосок не выбивался из-под черного кружевного чепца, в глазах – ни намека на красноту. Мама принимала визитера.

Лорда Олдриджа.

Большего удивления Антигона испытать не могла.

Антигона знала этого довольно сурового человека только как надменного предводителя местной охоты, который владел охотничьими угодьями и ценной сворой гончих, живущих в загоне в его поместье Торнхилл-Холл, в нескольких милях от деревни.

Антигона часто издали следила за охотой в Торнхилл, но никогда там не охотилась, поскольку дам – особенно порывистых юных леди на лошадях, более быстрых и сильных, чем у всех остальных, – активно отговаривали от охоты, если не откровенно запрещали. Знакомство Антигоны с лордом Олдриджем ограничивалось его кивком или, точнее, хмурой гримасой в качестве приветствия.

Он не присутствовал ни в церкви, ни на кладбище. Хотя папа был джентльменом, ученым-математиком, его бывшим однокашником по Кембриджу и членом престижного Королевского научного общества, семейство Престон было куда ниже заносчивого лорда Олдриджа.

Но вместо того, чтобы выразить соболезнования, как предполагала Антигона, лорд Олдридж предложил свою руку. Хотя выразил это не столь романтично.

– Дорогая мисс Антигона, – обратился он к ней с формальной вежливостью, стоя перед холодным камином. – Я поговорил с вашей матерью, все улажено. Она приняла мое предложение, и вам остается лишь сделать меня счастливейшим из мужей.

Даже ударив охотничьим стеком, лорд Олдридж не удивил бы ее больше, жгучее ощущение опалившего лицо жара было точно таким же, как от удара. В трех коротких, лишенных всяких эмоциях предложениях он объяснился в любви с меньшим воодушевлением, чем если бы обсуждал местоположение норы зверя, а не перспективу обрести жену.

1

1-е послание к Тимофею Святого апостола Павла (6:7).

2

Ветхий Завет. Книга Иова (1:21).

3

Псалом 38 (3).

4

Евангелие от Матфея (25:34).