Национал-большевизм

Насколько Устрялов актуален как мыслитель? У нас сейчас имеется «национал-большевистская партия», но, проповедующая анархизм, она не имеет ничего общего с державным пафосом «отца-основателя». Устрялов, живи он ныне, скорее был бы «за Путина», чем за нашу маргинальную, выродившуюся оппозицию. Возможно, русские патриоты нуждаются в «смене вех», — большевики вели себя долгое время немногим лучше «демократов»… По крайней мере, ясно, что будущее России таится не в краснознаменных колоннах, редеющих год от года, а в том жизненном укладе, который создала новая русская революция… Ее Лениным приходится признать Ельцина, кто же будет Сталиным? Метод Устрялова, когда-то безотказно сработавший, может оказаться небесполезным и сегодня. Злободневной продолжает оставаться и идея сильного, инициативного государства, — как ни крути, а ничего у нас без него не ладится…

Но все же я менее всего далек от желания представить Устрялова в качестве мыслителя, готового дать ответы на все современные вопросы (таких философов вообще нет), — положа руку на сердце, многим ли хочется вернуться в сталинские времена? На мой взгляд, значение этого блестящего и одновременно глубокого интеллектуала в другом: в принятии и оправдании Великой русской революции, в правильном понимании сути советского периода как эпохи по-настоящему самобытной, когда Россия впервые сделала дерзкую попытку предложить миру свой цивилизационный проект, альтернативный западному. Коммунистическое семидесятилетие у нас до сих пор продолжают вырывать из русской истории как некое досадное, уродливое отклонение («совок»), подобно тому, как гуманисты Возрождения называли «темными веками» столетия, отделявшие их от вожделенной античности. Наша античность — XIX век, мы по праву ей гордимся и не всегда замечаем, что эта величайшая культурная эпоха уже несла в себе все ужасы и преступления, все взлеты и победы большевизма. Не замечаем мы порой и то, что советское прошлое весомо присутствует во всех сферах «демократической России». Не было никакого разрыва русской истории при Ленине, как не было его и при Петре Великом, как не будет его никогда, пока наш народ имеет волю к жизни. Именно интуиция неразрывности и целостности исторического бытия России является самой актуальной частью устряловского наследия. И этим оно выгодно отличается не только от прямолинейной антисоветчины а lа Ильин, но и от глубокомысленного евразийства, умудрившегося зачеркнуть весь петербургский период. Поэтическим аналогом национал-большевизма мне видится гениальная книга Волошина «Неопалимая купина», открывшая в поэте «второго ряда» первостатейного мыслителя.

В то же время, я бы не стал вовсе сбрасывать со счета и другие трактовки советской истории. В них есть своя большая правда: я разделяю боль и негодование Ильина, когда он пишет об осквернении большевиками национальных святынь, мне понятны претензии Федотова к типу «московского человека», возобладавшего в результате революционной «перековки» России. Вообще же, порядок в русских мозгах начнется только тогда, когда мы перестанем раздергивать наших любомудров, исходя из мелочно-партийных пристрастий, когда спокойно будем цитировать рядом с Хомяковым — Герцена и Чаадаева, с Леонтьевым — Соловьева и Толстого, с Флоренским — Бердяева и Флоровского, с Устряловым — Ильина и Федотова… В этом — одно из проявлений животворного принципа целостности русского исторического бытия.

Уж коли мы принимаем жизнь как таковую (вещь, на самом деле, весьма непростую), мы должны принять и всю свою историю, с Иваном Грозным, Петром Великим, Сталиным, Ельциным… Принять — не значит безудержно восхвалять, пора вообще отбросить дурацкий русский обычай: либо материться, либо лить елей. Принять — значит спокойно и взвешенно обдумывать, а не пробавляться пустозвонным морализаторством, не дающим для понимания жизни ли, истории ли — ровным счетом ничего. Устряловский взгляд может и должен быть дополнен ильинским и федотовским, но роль коренника в этой тройке все-таки принадлежит ему. «<…> клянусь, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал», — не ближе ли всего великий пушкинский завет к национал-большевизму Николая Васильевича Устрялова?..

В борьбе за Россию[35]

Посвящается генералу А.А. Брусилову, мужественному и верному служителю Великой России в годину ее славы и в тяжкие дни страданий и несчастья.

Предисловие

Изданием сборника своих статей, написанных после падения Омского Правительства[36], которое я поддерживал, как мог, до последней минуты его существования,[37] мне хотелось бы поставить перед русскими патриотами проблему их дальнейшего политического «самоопределения», во всей ее остроте и глубине.

Явный крах старого пути всемирной и, главным образом, вооруженной борьбы с большевизмом повелительно диктует нам какие-то новые способы и формы служения родине. После крушения власти адмирала Колчака и генерала Деникина русские националисты очутились как бы над неким провалом, который необходимо заполнить. Предаваться иллюзиям, будто этого провала нет, будто ничего особенного не произошло, и не внутренно необходимая логика белого движения, а случайная «ошибка» его вождей погубили его дело, — предаваться подобным «страусовым» иллюзиям мне представлялось занятием, не соответствующим серьезности момента. Начинать с начала то, что трагически не удалось при несравненно лучших условиях и при неизмеримо богатейших данных, — могут, в лучшем случае, лишь политические Дон-Кихоты. Следовательно, нужно искать другой выход.

Печатаемые статьи намечают идеологию нового пути, новой тактики национально-патриотических элементов России. Этот путь на наших глазах становится уже могучим, жизненным фактором (в чем благотворную роль сыграло польское выступление[38]), и естественно, что наиболее яркому и авторитетному его представителю, генералу Брусилову, должна быть посвящена попытка его теоретического обоснования.

Каждая из собранных в эту брошюру статей вызывала при ее появлении в прессе оживленное обсуждение. Вопросы и возражения, серьезные и добросовестные, обыкновенно принимались мною во внимание и разъяснялись в следующей очередной статье, чем объясняются также и нередкие повторения в различных статьях одних и тех же мыслей. Мне хотелось бы надеяться, что настоящий сборник достаточно ясно и полно выражает исповедуемую мною точку зрения на переживаемый кризис русского патриотического сознания в сфере его конкретно-политического воплощения.

Не могу также не прибавить, что эта точка зрения усвоена мною не в спокойной атмосфере отвлеченных размышлений, а в непосредственном живом опыте непрерывной политической борьбы за Великую Россию.

Статьи перепечатываются без изменений, если не считать нескольких поправок и вставок редакционного характера.

Перелом[39]

Необходимо отдать себе ясный отчет в последних событиях нашей гражданской войны. Нужно иметь мужество посмотреть в глаза правде, какова бы она ни была.

Падением правительства адмирала Колчака закончен эпилог омской трагедии, рассказана до конца грустная повесть о «восточной государственности», противопоставившей себя революционному центру России.

Много надежд связывали мы с этим движением. Верилось, что ему действительно суждено воссоздать страну, обеспечить ей здоровый правопорядок на основах национального демократизма. Казалось, что революция, доведшая государство до распада и полного бессилия, будет побеждена вооруженной рукой самого народа, восставшего во имя патриотизма, во имя великой и единой России.

35

Сборник статей «В борьбе за Россию» вышел осенью 1920 г. в Харбине (издательство «Окно»), 2-е изд. было осуществлено в США (Orange: «Antiquary») в 1987 г. Текст печатается по 1-му изд. Из откликов на книгу следует отметить: положительные — передовая статья в «Правде» «Патриотика» (1921, 15 марта), рецензия В.Б. Станкевича и А.С. Ященко в берлинской «Русской книге» 1921, № 3, 5); резко отрицательный — М.В. Вишняка в «Современных записках» (1921, № 3), где автору книги инкриминировались «неверие в народ», «готовность преклониться перед любой властью», «реакционно-патриотический эрос», «вера в диктатуру» и т. д.

36

Т. е. первого правительства А. В. Колчака.

37

В политической жизни я принимал участие в качестве председателя «восточного отдела центрального комитета» партии народной свободы, редактора газеты «Русское Дело» и одного из руководителей Русского Бюро Печати.

38

В апреле 1920 г. польская армия оккупировала Украину, что явилось началом советско-польской войны 1920 г.

39

Интервью, помещенное в «Вестнике Маньчжурии» 1 февраля 1920 г. — через несколько дней по приезде моем из Иркутска.