Страница 26 из 38
Вот две уцелевшие строчки. «Carpe diem» Вергилия было здесь преобразовано в «Carpe somnium», а Ронсардовы «Migno
К недоумению ее братьев, которые не понимали, что такого она нашла в большом, неуклюжем пилоте, Луиза уступила этому поэтическому огневому валу и согласилась отдать своему «кузену» руку. Мать, не понимавшая ни слова во всем этом поэтическом пустословии, считавшая Антуана невыносимо скучным и, что намного хуже, относительно безденежным, неодобрительно смотрела на их отношения с самого начала. Но они обручились и даже объявили о помолвке официально. Мать Антуана, находящегося в затруднительном положении, послала своему влюбленному сыну для подарка невесте старую семейную реликвию – украшенное сапфиром и крошечными бриллиантами обручальное кольцо. Но подарок, тщательно и критически осмотренный братьями, помог мало, и лед, образовавшийся вокруг их отношений, не растаял. Вильморины привыкли жить на широкую ногу, а тут было ясно одно: у жениха Лулу за душой ни гроша! И что за профессия такая – пилот! Она станет женой пилота! Со всеми вытекающими неприятными последствиями, без привычных удобств и радостей. Переезжая – вот это да! – с одной нагоняющей тоску базы на другую, из одного бесцветного гарнизонного городка в другой, такой же безрадостный, по прихоти каких-то далеких и, весьма вероятно, столь же бестолковых военачальников. И это, помимо всего прочего, постоянно рискуя остаться вдовой. Ибо стоит только этому молодому велеречивому пилоту оказаться в воздухе, его ничто, похоже, не сможет обуздать. Он готов сотворить в воздухе несколько диких петель, а затем летать на бреющем полете над полями и лугами с такой скоростью, что волосы становятся дыбом даже у слушателей его рассказов! И все это лишь бы поразить, ослепить своих приятелей из отряда в Ле-Бурже, которые наблюдают за его полетом! Для Вильморинов, так же, как и для Соссинов, он относился к числу уже приговоренных к смерти. Мрачное прозвище, выдвигаемое в качестве веского довода, чуть было не оправдало себя в один из воскресных дней в начале 1923 года.
Двигатель самолета Антуана вышел из строя во время полета над окрестностями Ле-Бурже, и он упал на краю поля.
Его вытащили без сознания из-под обломков самолета и доставили в госпиталь Гийемин, где ему потребовалось несколько недель, чтобы оправиться после травмы черепа и преодолеть частые приступы головокружения.
Для Луизы Вильморин и ее семейства мораль оказалась предельно ясна: если она предполагает оставаться помолвленной с Антуаном де Сент-Экзюпери, ему предстоит выбрать профессию с меньшим риском сломать себе шею. Ей не хотелось самой сообщить ему их волю, и она послала свою старшую сестру Мари-Пьер (Мапи) в госпиталь, чтобы передать ему записку, содержащую ультиматум. Серьезный удар для Антуана, для которого полеты служили редкой радостью. Сначала он отказался воспринимать ее слова всерьез. И как только покинул госпиталь, снова забрался в кабину, стремясь доказать себе, что случившееся с ним несчастье не сказалось отрицательно на его нервах, воля его не ослабла, и он по-прежнему сумеет летать, в дождливые и солнечные дни, сквозь туман или облака. Но на рю де ла Шез он столкнулся с решимостью, ничуть не уступавшей его собственной. Его поставили перед выбором, и очень мучительным выбором. Но на какие жертвы он не пошел бы ради Лулу? И в конце концов, после долгих душевных терзаний он согласился отказаться от своей карьеры летчика и уйти из армии.
Экс-пилот теперь столкнулся с явной дилеммой. В его двадцать три возобновлять прерванные когда-то занятия архитектурой в Школе изящных искусств было уже, в сущности, поздновато. Это означало бы еще три года учебы перебиваться на те гроши, которые его мать, живущая в постоянной нужде, могла бы, возможно, посылать ему в качестве некоторого подспорья. Полагаться на щедрость семейства его невесты – немыслимо. Ему предстояло найти работу, в этом, по крайней мере, Вильморины сумеют ему посодействовать. И правда, именно один из поклонников Мелани де Вильморин, министр Даниель Винсент («этот друг поэтов, столь великолепно исполняющий их стихи», как сказал о нем Леон-Поль Фарг), подобрал Антуану работу в качестве контролера продукции на производстве в компании, производящей плитку и управляемой «Societe Generale d'Entreprise». Расположенная совсем близко от Елисейского дворца и британского посольства, в доме номер 56, по рю дю Фобур-Сент-Оноре – превосходное местоположение. Но этот закуток вместо офиса, не больше пяти квадратных ярдов, где-то на пятом этаже был столь же угнетающе мрачен, как и внутренний двор, куда выходило окно, и его работа, состоявшая из просмотра отчетов и проверки цифр. Бывал лишь один момент буйной эйфории, наступавший в начале каждого месяца, когда он получал свой чек по зарплате. Расточительный, как всегда, он приглашал друзей в «Прунье», чуть дальше по улице, где, сильно напоминая некоего гран-синьора, приобщал собравшихся гурманов к спартанской диете из икры и шампанского. Несколькими днями позже эйфория уступала место отчаянию, когда обезумевший Антуан рылся в пустом бумажнике… И еще одно взволнованное письмо уходило в Сен-Морис с патетическим обращением к матери прислать ему денег. В августе Луиза внезапно почувствовала потребность в свежем горном воздухе и, покинув Верьер, в сопровождении преданной мадемуазель Петерманн, отправилась в Ренонвильер (в Юрские горы Бернеса). Была ли эта поездка действительно вызвана необходимостью оправиться от гриппа, как она объясняла, или тайным желанием ненадолго отдохнуть от родных, по-прежнему сохранявших молчаливую враждебную настроенность против ее помолвки, но с которыми она срослась, как срастаются пуповиной? Вероятно, оба эти соображения правильны, и с тем грациозным инстинктом, который так часто руководит женским сердцем, она, вероятно, чувствовала потребность в испытательной загородной поездке вдвоем, где они могли провести вместе своего рода предсвадебный медовый месяц. Сезон летних отпусков был в разгаре, и Антуану не составило труда взять отпуск на работе. Но по обыкновению, ни гроша в кармане… Жених вынужден был продать свой фотоаппарат, чтобы присоединиться к своей любимой, поселившейся в шале местного священника. Самые жаркие дни уже прошли, и в пышной зелени долины гор, где они подолгу гуляли, прозрачный воздух звенел свежестью даже в полдень. Они собирали горечавку и делали букеты из синих, фиолетовых и желтых цветов. Наступило 25 августа, день святого Луи, который всегда праздновался в Верьере с подарками и связками цветов в обертках, нечто вроде Рождества поздним летом. Но давайте послушаем, как Луиза Вильморин рассказывает свою историю щебечущим полетом слов:
– О, какой очаровательный букет!.. Святой Луи, день моего святого. О, какие прелестные заверения! Я отвечаю на них, я нахожу отклик в себе, я несу ответственность за свои ответные обещания. Нескладные, похожие, нескончаемые? Да, они – бесконечны.
Подобно всем обрученным, мы живем одновременно и в настоящем, и в будущем. Безусловно, мы строим планы, но часто все мысли Антуана сводятся к его полетам.
Он рассказывает мне о возвышенных или ужасающих моментах, проведенных им между небесами и землей, в то время как я размышляю о том, как обставить наш будущий дом, и прерываю его рассказ, чтобы поинтересоваться у него, нравится ли ему обивка с гвоздиками.
– Канапе перед камином, это всегда так здорово, не правда ли? Особенно зимой, и даже больше осенью, когда шипят сырые дрова.
– Да, да… Но пойдем же.
– Куда ты хочешь пойти?
– Прогуляться. Ты увидишь.
И мы ускользаем. За несколько су мы садимся на крошечный поезд. Я осторожно усаживаюсь, чтобы не смять юбку, снимаю свои белые хлопчатобумажные перчатки, и в то время, как он смотрит на птиц, облака и небесные потоки, я рассматриваю на шале аккуратно подвешенные занавески, небольшие садики и растения на набережной. Затем, не спуская друг с друга глаз, мы делимся нашими наблюдениями и достигаем блаженства. Погода серая, воды озера унылы, с черными отражениями, этот час полон мрачных предчувствий, и в тени деревьев холодно.