Неповторимое. Книга 6

Геннадий Иванович Янаев, открыв заседание, долго, но слишком общо говорил об обстановке в стране. Затем перешел к Москве. Сказал, что деструктивные силы спровоцировали столкновение толпы с военными на Садовом кольце в районе Смоленской площади и что в итоге погибли три человека. Но почему-то не сказал, что организаторами этой беды являются конкретные лица — ЕльЦин, Бурбулис, Хасбулатов, Руцкой, Гавриил Попов.

Далее он говорил, что надо искать выход из сложившейся ситуации (уместно здесь было бы ему добавить: «из этой глупой ситуации, которую мы сами создали»). Задавал отдельные вопросы присутствующим. Но о том, как выйти из этого положения, толком никто ничего не сказал. Меня так и подмывало спросить Геннадия Ивановича в отношении моих шифротелеграмм из Киева, где имеются конкретные предложения. Однако надо было довести до Янаева и всего ГКЧП решение министра обороны. Посоветовавшись с Ачаловым, я понял, что главное — это выполнить поручение министра обороны. А что касается моих шифровок, то затевать этот большой разговор было бессмысленно, так как их содержание всем известно, мер же никаких не принято.

Выбрав удобный момент, я попросил слова, и Геннадий Иванович сразу позволил мне высказаться. Свое краткое сообщение я построил так, чтобы не шокировать присутствующих. Поэтому прежде чем говорить о сути решения министра обороны, я сказал, что для определения дальнейших действий комитета (хотя я лично вообще не видел никаких действий) целесообразно знать, что министр обороны принял решение о выводе войск из города с целью лишить оппозицию возможности эксплуатировать этот фактор в своей пропаганде.

И все-таки, когда я сказал, что принято решение вывести войска, в кабинете наступила полная тишина. Но когда наконец все поняли значение этого события, то посыпались реплики и вопросы. Присутствующие требовали объяснить, почему Язов действует без вынесения вопроса на ГКЧП? Решение на ввод войск в столицу принял ГКЧП — почему же министр обороны, являясь членом ГКЧП, нарушает решения комитета? Почему министр обороны самовольничает? Чем все это кончится? Как можно немедленно поправить это решение?

Вопросы продолжали сыпаться. Особо резко высказывались Александр Иванович Тизяков и Олег Дмитриевич Бакланов. Их поддерживал Олег Семенович Шенин.

— Вы можете, Валентин Иванович, ответить на эти вопросы? — обратился ко мне Янаев.

— Разумеется. Мне не известны по этому поводу решения ГКЧП, но решение министра обороны я знаю и его доложил. Мне также известно, что войскам уже отданы необходимые распоряжения и они начали движение в пункты постоянной дислокации.

— Надо немедленно вызвать к телефону министра обороны и потребовать от него объяснений, — предложил кто-то из руководства.

Отвечаю:

— Министр обороны проводит заседание коллегии министерства именно по этому вопросу. И вряд ли целесообразно вызывать его с совещания.

Долго еще шло бурление вокруг решения министра, но в итоге было принято решение, что все члены ГКЧП отправятся к нему, т. е. к министру обороны, и все разрешат при личной встрече. Учитывая такие намерения, мы с Ачаловым оставили совещание (тем более что оно опять приняло неорганизованный характер) и отправились в министерство, чтобы предупредить министра обороны о предстоящем визите членов ГКЧП и, разумеется, вместе выработать линию, которую было бы целесообразно вести на этой встрече.

По дороге из Кремля в Генштаб я размышлял о решении вывести войска из города. Конечно, в этом были и положительные, и отрицательные стороны. Но наиболее негативно выглядело то, что все это происходило днем, на глазах у москвичей. Такое, конечно, было недопустимо. Как, кстати, и ввод войск. Он ведь тоже был произведен в светлое время. Это был серьезный просчет, как и вообще привлечение в Москву войсковых частей. Все можно было решить силами МВД и КГБ, для чего они и существуют. В крайнем случае «заварушку» у Белого дома можно было погасить силами рабочих дружин, что было бы наиболее эффективно. Но обстановка развивалась так, что изменить ситуацию уже не представлялось возможным. В особенности когда министр обороны ночью категорически запретил полет всех видов самолетов и вертолетов, а бронетанковой технике предписано перемещаться только по приказу Командующего войсками Московского военного округа. У меня сложилось такое впечатление, что на Дмитрия Тимофеевича кто-то оказывал влияние в принятии всех этих решений. Но кто именно, я понять не мог, а спрашивать его об этом и в то время, и сейчас — просто неэтично.

Дмитрий Тимофеевич не ожидал, что к нему подъедут члены ГКЧП. И когда мы ему доложили об этом, было видно, что он встревожен. Тем более что и заседание коллегии Министерства обороны прошло весьма обостренно. Некоторые члены коллегии требовали выхода Язова из состава ГКЧП. Другие считали: коль принято решение о выводе войск и они начали сосредотачиваться на парадной площадке на окраине города, то главное внимание, очевидно, надо было сконцентрировать на том, чтобы важные объекты вообще не оставить без охраны.

Вскоре начали подъезжать и члены ГКЧП, и не члены, но активно участвующие в этих делах деятели, например, О. Шенин, Ю. Прокофьев и другие. Но не было Г. Янаева. Когда подъехал В. Крючков, было решено, что на разговор надо пригласить и А. Лукьянова. Некоторые, однако, считали, что его приезд затянется, а вопросы надо решать немедленно. Но большинство настояло на присутствии Лукьянова. Владимир Александрович позвонил ему по «кремлевке», и буквально через пять-семь минут Анатолий Иванович Лукьянов уже был в кабинете Язова.

Дмитрий Тимофеевич проинформировал присутствующих о принятом решении вывести войска, сообщил, что они сейчас уже сосредоточиваются на окраине Москвы, поэтому было бы целесообразным некоторые объекты взять под охрану силами КГБ. Вопрос задал один только О. Бакланов:

— Так как это надо понимать? Отступление и сдача позиций?

— Почему же сдача позиций? — возразил Язов. — Такое решение связано с тем, что войска постоянно провоцируют и могут быть происшествия такого рода, как это было сегодня ночью на Садовом кольце. Это решение утвердила коллегия Министерства обороны.

Дальше эту тему никто не развивал, но, судя по коротким репликам и жестам, многим это решение не понравилось. Но было очевидно, что, какие бы доводы ни приводились, изменить решение относительно войск уже невозможно.

Переключились на обсуждение общей ситуации. Пространно выступил Александр Иванович Тизяков. Анализируя действия ГКЧП, он сказал, что другого выхода не было, как только выступить против проводимой политики развала государства. И это должно быть ясно выражено. Его поддержали Бакланов, Лукьянов, Шенин. В то же время эти рассуждения можно было оценить, как попытку оправдать свои действия в своих собственных глазах, а также определить единство взглядов в оценке обстановки. На мой взгляд, это было вполне правильно, и я в свою очередь так же высказался по этому поводу.

Затем все переключились на перспективу — что же делать? Прокручивались многие варианты. Были предложения: заставить Ельцина прекратить провокации и беспорядки, которые он организовал вокруг Дома Советов, наладить нормальную работу телевидения и членам ГКЧП постоянно выступать, разъясняя народу провокацию псевдодемократов, организовавших западню военному патрулю на Садовом кольце. Муссировался вопрос об ускорении созыва Верховного Совета СССР. Тем более Верховный Совет РСФСР фактически уже начал собираться.

Но чем дальше обсуждались эти и другие вопросы, тем чаще проскакивали предложения лететь к Горбачеву. Наконец перешли только к этому вопросу. Сразу возник встречный вопрос — это что, поездка с покаянием? Нет. Решено было поставить вопрос о том, чтобы он подключился к событиям, не стоял в стороне. Крючков и Лукьянов уверяли, что Горбачев может повлиять на Ельцина.

В общем, все уже было близко к капитуляции. Закрутили без Горбачева серьезное и очень нужное дело, а теперь едут к нему на поклон, не предприняв ни одного решительного шага. В той накаленной обстановке говорить членам ГКЧП, что поездка к Горбачеву без определенных четких целей может быть истолкована только против ГКЧП, было совершенно бесполезно. Все были взвинчены до предела. Я подумал, что в этой обстановке наиболее спокойно себя чувствовали два члена ГКЧП: Валентин Сергеевич Павлов, который очень страстно выступал на встрече 17 августа на объекте АБЦ, но так и не принял участия в работе ГКЧП; второй — это Геннадий Иванович Янаев, который в этих дискуссиях не участвовал, а на пресс-конференции объявил Горбачева своим другом.