Неповторимое. Книга 5

Все предложения были приняты. Работа закипела. А через месяц, т. е. в апреле, я еще раз заглянул в Хайратон. И еще раз подтолкнул афганцев к действиям. Кстати, самолетами мы перебрасывали тысячи штук огнеметов «Шмель», которые были быстро освоены и эффективно применены в боях под Джелалабадом.

Потом у меня состоялась поездка в Кабул и в Кандагар. Как я и обещал Наджибулле, в мае 1989 года я прилетел в Кабул. Естественно, предварительно доложив о своем намерении министру обороны и получив от него добро (но о своем замысле слетать еще и в Кандагар — не говорил). И вот я наконец у радостного Наджибуллы. По сравнению с недавним прошлым, он заметно отличался большей степенностью, уверенностью. Это было очень важно. Если тогда он был нервозен и излишне суетлив, что можно было объяснить неясностью обстановки и особенно перспективы, то теперь все это исчезло. Когда он пожал первые плоды побед под Джелалабадом без малейшего участия советской стороны, то и пришла эта уверенность.

— Ну, вот, как мы с вами говорили, так и получилось: Вооруженные Силы Афганистана способны отразить удары любого агрессора, — начал я беседу. — Мы гордимся вами и вашими воинами.

— Спасибо. Действительно, мы говорили на эту тему… Но тогда было много неясного, — уклончиво ответил президент, прекрасно понимая, на что я намекаю.

Мы обсудили подробно военно-политическую обстановку в стране, детально разобрали возможные варианты развития событий, разложили по полочкам наши поставки. Наджибулла хвалил огнемет «Шмель», реактивные установки «Град», «Ураган» и «Смерч» (все они были на вооружении у наших афганских друзей) и особенно снаряды к ним (точнее — ракеты). «Это во многом нам помогло», — подчеркнул Наджибулла и далее попросил, чтобы поставки особенно этих видов воружений были бы стабильными.

В последующие дни я, как мы и договаривались с Наджибуллой, встречался с председателем правительства, со многими министрами. В целом это были теплые встречи, хотя уровень откровенности был разный. Если министр обороны Ш. Танай выкладывал все наружу, в том числе, как выглядят отношения между ним и президентом (отношения были крайне плохими), то министр госбезопасности Якуби хоть внешне и был доброжелателен, но ни одного «живого» вопроса не затронул. Однако он всегда был таким. Возможно, в МГБ так и надо действовать.

Шахнаваз Танай говорил, что Наджибулла поставил командирами корпусов и подавляющее большинство командиров дивизий — из числа «парчамистов». Тем самым создал условия, когда они приказ министра обороны выслушивают, но не выполняют (часто перезванивают напрямую Наджибулле и получают на это его одобрение). Было видно, что такое положение долго не продержится. А это фактически снова ставит под вопрос устойчивость власти вообще. Все это было только на руку оппозиции. Что-то над было предпринять. Но что? После снятия Гулябзоя с должности министра внутренних дел Наджибулла просто возненавидел «халькистов» (кстати, Гулябзой, на мой взгляд, был по всем показателям самый лучший после Пактина министр ДРА). Наджибулла прямо заявлял, что «халькисты», как и оппозиция, борются за власть, поэтому они с бандами заодно и в любой момент могут поднять мятеж. Фактически он был прав. Но президент не учитывал других обстоятельств — ведь сам Наджибулла создавал условия для таких проявлений, потому что не только не оказывал должного внимания «халькистам», но и открыто не доверял им.

Утром следующего дня я повстречался с Главнокомандующим ВВС РА генерал-полковником Кадыром и сказал ему, чтобы он готовил маленький самолет (АН-24). Мы вместе полетим, но куда — будет известно позже. А сам отправился к Наджибулле и объявил ему, что хочу слетать в Кандагар к генералу Улюми. Вначале Наджибулла удивился, а потом, поняв глубокий смысл этой поездки, быстро согласился:

— Да, это было бы очень важно. Но надо предусмотреть все меры предосторожности. Я позвоню Улюми.

— Думаю, что пока этого делать не надо. Что касается мер предосторожности, то если вы не возражаете, со мной полетит генерал Кадыр.

— Обязательно пускай летит. Вы когда намерены направиться?

Ответил ему, что буквально сейчас — самолет и генерал готовы. Со мной будет небольшая группа офицеров, в том числе полковник Ляховский.

Через несколько минут мы были на аэродроме. Самолет и генерал Кадыр уже нас ждали. Я спросил: «После взлета мы можем лететь в любом направлении?» Получив утвердительный ответ, я дал команду на взлет. Минут через двадцать Кадыр мне говорит, что через пять минут надо становиться на маршрут. Я ответил: «Кандагар!» Генерал пошел ставить задачи: командиру и экипажу — о маршруте полета и аэродроме посадки; диспетчерской наземной службе — о подготовке аэродрома Кандагар к приему самолета, а также о подготовке транспорта (двух легковых машин) якобы для него (Кадыра) и его офицеров, а также поставил задачу об информировании генерал-губернатора Улюми о том, что Кадыр летит к нему. Все было организовано.

Два часа я смотрел в иллюминатор на знакомый мне ландшафт и редкие населенные пункты. Как всегда, Кандагар нас встретил жарким сухим воздухом и смуглыми улыбающимися лицами. Полковник, посланный Улюми «встречать генерала Кадыра», переключился на нас, а Кадыр остался на аэродроме, чтобы время, которое я буду в городе, посвятить разбирательству всех проблем его авиационного гарнизона.

Приблизительно на полпути в город мы почему-то свернули с асфальтированной магистрали и километров семь —  десять, где-то в районе ткацких фабрик, ехали по грунтовой дороге. Я поинтересовался у полковника, чем это вызвано. Оказывается, одна мятежная банда перехватила сразу за перевалом участок дороги, поэтому приходится ездить на аэродром в объезд. Сказал также, что генерал-губернатор выступал перед народом в городе и заявил, что он не намерен губить жизни людей и развертывать боевые действия против шакалов, которые совершают преступление перед Аллахом.

Город выглядел очень людно. Мы проехали мимо базара — там набито битком. На центральной площади, перед дворцом губернатора, тоже полно нарядно одетых и разгуливающих людей. Был праздник.

Генерал Улюми встретил нас как родной брат. Большой, раздобревший, даже величественный. Мы отлично знали друг друга, и поэтому он мне в основном рассказывал все так, как было в действительности. Разговор был долгий, но добрый. Затем мы прошлись немного по городу. Я напомнил Улюми, что наши солдаты оставили горожанам как память асфальтированный центр Кандагара. Сожалел, что асфальтовый завод, который мы построили на окраине города, не функционирует. Но Улюми заверил, что всех специалистов-афганцев он сохранил и что намерен и дальше продолжать эту работу, как только позволит обстановка.

Я понял Улюми, что фактически по всем вопросам он должен надеяться только на свои силы, свои запасы и свои возможности. Кабул совершенно не способен ему как-то помочь. Исходя из этого, он сделал всё, чтобы объединить все имеющиеся силы. И это удалось (за исключением двух-трех банд), что позволило отразить натиск вооруженных отрядов, которые пришли из Кветы (Пакистан). «Мы их не только разбили, — горячился Улюми, —   но и предупредили, чтобы они не пытались совать свой нос в Кандагар. Вот уже два месяца спокойно». Затем он еще раз поблагодарил за то, что советская авиация в условиях, когда войска 40-й армии уже покинули Кандагар, доставила очень большие запасы боеприпасов и другого военного имущества, что сыграло решающую роль в боях.

Во второй половине дня мы расстались. На прощание на память обменялись часами. Улюми вызвался сопровождать нас до аэродрома, но я сказал, что будет лучше, если он останется на своем боевом посту и отсюда нам обеспечит благополучный вылет. Так и поступили. На аэродром мы прибыли впритирку — генерал Кадыр просил нас не задерживаться, чтобы засветло вернуться в Кабул, так как у них плохо работает система обеспечения ночной посадки.

Две пожарные машины обливали холодной водой наш самолет уже двадцать минут, а он все парил. Обливались в основном двигатели, чтобы остыли. Запуск прошел с первой попытки, и через несколько минут мы были в воздухе. На следующий день я сделал итоговый визит Наджибулле. Договорились по всем основным вопросам и распрощались. В тот же день к вечеру я уже был в Москве. В дороге составил донесение министру обороны по результатам поездки, а с утра следующего дня доложил лично по всем проблемам Афганистана.