Страница 57 из 98
Первые шаги по «уборке» территории АЭС налаживались очень тяжело. Но когда все-таки у наших военных инженеров, инженерных войск и специалистов химических войск появился наконец танковый тягач с мощнейшей лобовой броней, экраном телеобзора местности и сильной длинной и гибкой «рукой», которой можно было подбирать особо опасные элементы и складывать их в контейнер, а затем перевозить контейнер в могильник здесь же, в тылу АЭС, — это уже была победа. И очистку мы вели от менее сложных операций к более сложным: вначале подчистили с восточной стороны, где радиация выше 5—10 рентген/час не была (но читатель должен знать, что и это смертельно); затем переключились на северную дорогу, где уровни доходили до 120–150 рентген/час; и, наконец, самые опасные — южная и западная часть: здесь зашкаливало за 1000–1500 рентген/час. Особенно сложно давалась очистка по железной дороге, что находилась перед главным производственным залом ближе к «рыжему лесу» — так мы окрестили относительно молодую сосновую рощу, которая шла почти от левого крыла главного корпуса (т. е. от 4-го аварийного блока) на юго-запад. Эта сочная, темно-зеленая роща на глазах стала чахлой и рыжей, фактически умерла, но продолжала стоять.
Не дожидаясь, когда уберут излучающие элементы со всех сторон АЭС, мы приступили к дезактивации местности там, где уже не было большой опасности. Я лично обошел эти восточные и северные дворы и отдал распоряжение о срезе грунта на 30–40 сантиметров и затем захоронении его в могильнике. Все асфальтированные дороги мылись растворами, и всё, что смывалось, отправлялось в ямы-могильники, которые затем предполагалось забетонировать. По мере снятия грунта и очистки территории от излучающих элементов… сюда завозились и укладывались по всей территории монолитные бетонные плиты.
Первые наши замеры показали: результаты отличные, но еще безопасность людей в должной мере не обеспечена. Давали знать о себе элементы, выброшенные взрывом из реактора и заброшенные на крыши практически всех зданий АЭС и даже на технические балкончики вытяжных труб, смонтированных на двух уровнях, да еще и с ограждающими их перилами. Там оказались даже куски твел. Естественно, они «светили» не на метры, а на километры. Поэтому, приезжая на АЭС, старались останавливаться и затем ходить так, чтобы тебя «не видела» труба (на войне знаешь, где засел снайпер противника, поэтому передвижения должны быть с учетом его охоты за тобой).
Вместе со специалистами Минсредмаша наши военные «золотые головы» и бесценные руки наконец дошли до создания робота с управлением его действиями из защищенного пункта управления на значительном расстоянии. Вначале, правда, пока еще не на таком, как хотелось бы. Но и это шаг! В итоге мы, конечно, смогли убрать непосредственно с территории АЭС все, что угрожало, затем начали обмывать все здания снаружи. Одновременно проводили дезактивацию и внутри помещений. В итоге у нас получались изумительные результаты. В районе 1-го и 2-го реакторов радиационный фон стал меньше, чем был до аварии.
Большую проблему для нас представляла складская промышленная зона, где были сосредоточены на значительной территории строительные материалы, металлоконструкции, различное железо, рельсы и т. д. На эту территорию после взрыва попало тоже изрядно зараженных материалов. Организовывать какие-то активные действия на этой территории было невозможно, но ее надо было нейтрализовать. Приняли решение залить ее с вертолетов сплошь клейким составом, после чего никакой ветер с нее ничего не сдует, а что прилетит, то прилипнет. Кроме того, провели детальную разведку по этой территории и засекли точки, которые особо «светят». Затем их забросали мешками с песком, а складскую территорию отделили от производственной стеной из бетонных блоков.
Когда все здания АЭС помыли снаружи вторично (внутри мы мыли раз 10–12), а снятый верхний слой грунта на всей территории АЭС убрали в могильники и уложили бетонные плиты, провели генеральную промывку всех дорог и этих плит. После чего уложили второй слой бетонных плит. А колодцы, куда стекала после помывки вода, были забетонированы. Вот теперь здесь можно было ходить босиком и в майке.
Какой это был труд! Полковник Разуванов стал синий от напряжения и бессонных ночей. Он фактически жил на АЭС безвыездно. Да и не только он. Большая часть Научного центра МО трудилась именно здесь. А бригада химзащиты Киевского военного округа была главной и решающей силой по проведению всех работ на АЭС. Уборка особо опасных элементов — это предел риска и самопожертвования. Такими были действия офицеров и солдат инженерной бронетанковой и химической служб. Наши мощные вертолеты МИ-26, набирая тонны балласта, сбрасывали его в эпицентр 4-го блока. А затем они же «поливали» складскую зону. Заодно я распорядился «подлакировать» развалины блока, чтобы пыль от него не распространялась повсеместно. Это же сделали и с «рыжим лесом». Интересно, что много лет хвоя с ветвей не падала, хоть и засохла — возможно, от этого ее удерживал наш «лак»?
Весь остаток мая основные усилия мы сосредоточили на АЭС. Но когда я почувствовал, что работы здесь приобрели системный характер, то начал заниматься всеми тремя секторами, начиная с Белорусского.
Как-то летел с группой офицеров в Белорусский сектор. Вместе с нами отправился в путь академик В. А. Легасов, к которому я питал особое уважение за его глубокие мысли и манеру держаться просто и доступно, а также за способность в любое время обсудить интересующий вас вопрос. Возможно, меня еще подкупала в нем не просто искренность, но и глубокая душевность, когда он давал оценки действиям наших воинов. Они действительно заслуживали всяческого уважения.
Правда, я таким же образом относился и к академику Анатолию Петровичу Александрову. Он часто бывал на заседаниях коллегии Министерства обороны, приезжал по делам к министру обороны или к начальнику Генштаба (последний меня всегда приглашал на такую встречу). Анатолий Петрович нередко вспоминал о войне, о своих открытиях в области вооружений (особенно для Военно-Морского Флота). У него всегда были разумные взгляды и на современные виды оружия.
До событий 1991 года у меня были ровные отношения и с академиком Евгением Павловичем Велиховым. Одно время нам суждено было даже вместе возглавлять весьма важную государственную комиссию (в основном ученых и промышленников), которая несколько дней за Москвой заседала в бункере, принимая важное решение. А решение не только стоило многих миллиардов, но и определяло общую стратегическую линию нашего военно-промышленного комплекса (речь шла о том, какие должны быть у нас предприняты ответные меры на декларирование американцами своей программы СОИ). Тогда Велихов занимал правильную позицию, а затем у Евгения Павловича начались изломы во взглядах, в своих принципах. То ли на него подействовали отрицательно события последнего десятилетия, то ли американцы как-то заарканили его и подтянули к себе, то ли были другие причины… В общем, он стал больше смотреть по ту сторону.
Нормальные у меня были отношения и с академиком Письменным, который всегда действовал совместно с А.П.Александровым. Но академика Флерова я так понять и не мог.
А вот с В. А. Легасовым мы сошлись сразу и очень часто вместе бывали в поездках. И на этот раз в Белорусский сектор мы отправились вместе с ним. Есть такая категория людей, в которых я видел безусловных сторонников моих принципов и идей. У меня не бывало с ними каких-либо объяснений или дискуссий. Я этих людей просто чувствовал. Чувствовал и понимал, что в рамках сложившейся политической ситуации внутри страны с ними можно говорить откровенно. То есть рассуждая в целом откровенно, не переходить тот рубеж, который бы ставил собеседника в неловкое положение, вроде вопроса в лоб: «Вы за красных али за белых?» А он, может, сам за себя.
— Валерий Алексеевич, — начал я издалека, — я сейчас служу за рубежом — в Афганистане, вы знаете. И нам, находясь в чужой стране, глядя на свое Отечество со стороны, просто удивляться приходится — что дома происходит? Порой в газетах можно встретить такие статьи, да и по телевидению услышать такие речи по поводу жизни советского народа, что самые отпетые наши враги могут им позавидовать. Откуда все это вдруг потекло-полилось? Вам, наверное, виднее все эти процессы…