Страница 41 из 53
В комнате стоял небольшой стол, уставленный вопиющими яствами. А рядом сидел, как потом я узнал, историк Владимир Лавров, застуженный антисоветчик республики. Тот самый, что в затее «Имя России» поносил Ленина. По праву старшего и ранее прибывшего я любезно пригласил: «Угощайтесь…» Антисоветчик не шелохнулся. «Подкрепитесь…» Заслуженный бровью не повёл. Видимо, уверенный в нашем всеохватном коварстве, думал, что угощение отравлено. Может быть, вспомнил классика: «Где стол был яств, там гроб стоит…». Чтобы развеять его ужасные подозрения, я демонстративно умял парочку бутербродов с чашечкой кофе. Он бросил на меня взгляд, в нём читалось: «Не на того напал! Тебе-то сообщили, какие бутерброды съедобны, их пометили. А я?..»
Потом мы с Иветтой стояли у двери и о чём-то разговаривали, как вдруг дверь распахнулось и кто-то весьма значительной корпуленции вторгся в комнату: «Здравствуйте!» Я пожал протянутую руку и через секунду обмер: это был Николай Карлович Сванидзе собственной персоной. Как я опростоволосился! Все мои домашние заготовки насчёт скрипа-гриппа рухнули мгновенно. Вот вам маленький пример эффекта внезапности. А нам твердят, что внезапность вторжения в нашу «комнату» 22 июня 1941 года не имела никакого значения.
Сванидзе так же внезапно исчез, как и появился. Я смотрел на захлопнутую дверь и думал о том, что слышал версию, по которой Николай Карлович сын Карла Каутского, известного ренегата марксизма. Я возражал: «Позвольте, Каутский умер ещё до войны и было ему уже за восемьдесят». Да, отвечали мне, но остался клочок волос из подмышки, вот из них и удалось клонировать ренегата несколько другой внешности. Я опять возражал: «Во-первых, тогда ещё не было клонирования. Во-вторых Каутский, несмотря на то, что именно Ленин назвал его ренегатом, после смерти Владимира Ильича писал: «Надо быть сумасшедшим, чтобы не признавать величие Ленина. Он был колоссальной фигурой, каких мало в мировой истории». А что говорит Сванидзе о Ленине?» Мне отвечали: во-первых, тайное клонирование велось уже давно; во-вторых, ну, не бывает же всегда один к одному, получился несколько иной вид ренегата, ельцинско-путинский.
Вскоре нас пригласили на трибуны под око телекамер. Мы расселись на одной стороне, млечинцы — напротив. По импозантности я сразу узнал там Пивоварова. Вгляделся… Давно, ещё в молодости я научился довольно сносно читать по губам. Академик разговаривал с соседом. И я прочитал фразу: «Советская власть худо-бедно просуществовала 70 лет…» Я чуть не крикнул: «Ничего себе худо — спасла мир от фашизма и послала человека в космос! Ничего себе бедно — была второй сверхдержавой!» И опять читаю: «Великий русский писатель Александр Солженицын, лауреат Нобелевской премии, сказал: «Россия проиграла XX век». А какой выиграла? — хотелось спросить мыслителя. Да ведь этот лауреат столько наплёл… Что Сталин произнёс великую речь 3 июля 1941 года сквозь слёзы, что немцы наступали по 120 километров в день, что единственный достойный генерал был у нас — Власов, что сам он, Солженицын, всю войну командовал огневой батареей, что в лагере сексотом он стал, но никого не заложил, что Достоевский на каторге ходил в белых штанах и это ли не свидетельство благоденствия, что его, лауреата, травили, кололи, но Бог миловал… И всё вранье! Врал он безоглядно и о себе, и о войне, и о стране как царских времен, так и советских.
А вот что говорил его вроде бы собрат по изгнанию Александр Зиновьев: «Советская Россия прожила более семидесяти лет. Она добилась эпохальных успехов, несколько десятилетий была лидером социальной эволюции человечества. Советский период был вершиной российской истории. Успех новой социальной системы был колоссальный — ничего подобного никогда и нигде не было! Как могли бы мы столько лет держаться, если бы не эта система, когда против нас — весь Западный мир? А мы держались. Надо говорить не «всего 70 лет», а — «целых 70 лет» мы держались против такого врага!»
А Пивоваров всё шевелил губами: «Только члены партии, только те, кто состоял в списках райкома, горкома, ЦК могли могли продвигаться во власть. Номенклатура! Если ты посол, то номенклатура ЦК, если директор бани, то номенклатура райкома». Какое страшное сужение академических мозгов: баня как вертикаль власти! Неужели он эту чушь будет и всем нам тут говорить? Да я его забросаю примерами покруче посла. Шапошников стал начальником Генштаба, будучи беспартийным бывшим полковником царской армии. Говоров без партбилета стал и генерал-лейтенантом и командармом, да ещё известно было где надо, что служил в армии Колчака. Беспартийный царский мичман Леонид Соболев был создателем и многолетним руководителем Союза писателей России, Константин Федин — Союза писателей СССР. А Шостакович, о котором укативший в Америку Соломон Волков, не соображая, что позорит великого композитора, пишет, что его в отличие от Федина и Соболева на шестом десятке загнали в партию, и он в отчаянии едва не покончил самоубийством?.. Господи, да моя жена была главным редактором киностудии без партбилета… Но — внимание! Мотор!
Началось действо. Тема — «Советский человек». Сергей Кургинян был великолепен! Какая широта, разнообразие и убедительность аргументации. Какая зоркость, быстрота ответного удара, и что за умение загнать противника в угол, им же, олухом, и созданный. И какая энергия, сколько ума и сердца в защите советских ценностей!
Но известному теоретику марксизма Юрию Белову всего этого мало. Он пишет: «С. Кургинян не противник ни Путину, ни Медведеву. Разве что слегка пофрондировать…» Это «фрондирование», дорогой товарищ, дает ему почти все голоса телезрителей. Кто из ораторов КПРФ когда-нибудь получал такие цифры?
«Из памяти не выходит, что С. Кургинян с тревогой говорил об опасности дестабилизации общества, распада страны в случае ухода Путина». Я — решительный противник Путина и Медведева, но тревога Кургиняна мне понятна, ибо совершенно неизвестно, кого посадят на их места. Разве исключено, что Чубайса и Абрамовича? Вот убрали Юрия Лужкова после того, как он поехал в Севастополь и на всю страну заявил там, что это город русской славы и построил дома для офицеров флота, а позже запретил в Москве парад гомосексуалистов, попытался по случаю юбилея нашей великой Победы вывесить в Москве десять портретов того, под чьим руководством мы эту Победу одержали, а потом в глаза Медведеву заявил, что в результате бесчисленных ежедневных аварий, катастроф, терактов, небывалых пожаров от Иркутска до Рязани, забытых болезней вплоть до сибирской язвы, — в результате всего этого в стране царит гнетущая атмосфера. Не мог всего этого выдержать жизнерадостный фанат рок-музыки и обнародовал рескрипт: «Отрешить от должности в связи с утратой моего доверия!» Ну, отрешил. А кого посадил — Мельникова? Решульского? Нет, от макушки до пяток своего, который и словечка поперёк не скажет, хотя, говорят, из староверов. Лужков же и после отрешения заявил на встрече с молодежью, что никакой демократии у нас нет, президент имеет почти диктаторские полномочия, позволяющие ему «расправляться с неугодными губернаторами и мэрами», а 122-й путинский закон о монетизации льгот назвал «жлобским», про «Единую Россию» сказал, что это «партия-лакей» с низким потенциалом и грызловским интеллектом. И такие поступки, такие речи на фоне бесчисленных бессловесно-покорных отрешений даже военных министров и глав правительства. Да это диво дивное!
А зюгановцы как порочат Кургиняна, который делает великое дело, на которое они сами-то не способны — бьёт смертным боем самых горластых антисоветчиков, клевещущих на нас с самых высоких в стране телетрибун, так и ликуют по поводу изгнания этой властью во многом прозревшего, изменившегося Лужкова. «Правда» с радостью даже перепечатала из английской газеты «Гардиан» статейку новоявленного Дэвида Херста. Тот негодует: «Лужков стремился к популярности у населения…» А кто из политиков не стремится — может, Черчилль или Тэтчер? Может, Путин или Медведев, не сходящие с экранов ТВ? «Лужков повышал зарплату учителям и врачам за счёт городского бюджета». А что в этом плохого или незаконного? «Лужков установил в Москве памятник Петру Первому». А кому надо — Ельцину? «Москва сделалась диккенсовским городом контрастов: множество роскошных автомобилей и тысячи беспризорников». Такой стала вся Россию, господа Херст и Комоцкий.