Страница 9 из 20
— Восемь кабельтовых.
— Пеленг?
— Тридцать градусов!
— Право сорок пять! Кормовые аппараты… Товсь!
Окаменело лицо Газиева. Сжались кулаки. Наконец он даст сейчас первый залп по врагу!
— Аппараты, пли!
Вздрогнул корпус лодки.
— Торпеды вышли!
Теперь все обратились в слух. У Газиева шевелились губы: считал про себя секунды.
Но секунды шли, а взрыва не было. И с каждым мгновением мрачнел Газиев.
Когда-то Шухов сказал мне: «Для подводника лучшая музыка — взрыв торпеды, посланной в борт вражеского корабля. И похоронный марш — тишина после промаха».
Его бывший помощник, видно, тоже усвоил эту музграмоту.
— Шум винтов подлодки справа по борту! — доложил акустик. — Пеленг сто двадцать!
Газиев очнулся.
— Лево на борт! Средний вперед!..
Так начался этот чудовищный поединок слепых. Все зависело от того, у кого окажутся крепче нервы. Маневрируя, нам удавалось уклониться от атак врага, но и наши торпеды не достигали цели.
После каждого промаха приливала кровь к смуглому лицу командира. Газиев забыл, что это лишь первый его бой, а противник может быть опытнейшим подводным асом, что весь экипаж нашей лодки держит только первый экзамен. Газиев понимал лишь одно: рядом враг и он должен во что бы то ни стало уничтожить его…
В отсеках считают вражеские торпеды, проносящиеся рядом.
— Пятая…
Бесконечно долго тянется время.
— Шестая…
Миновал еще час.
— Седьмая…
Все реже залпы. С каждой ушедшей торпедой противник становится осторожней.
Томительно тянется время. Нервы напряжены до предела. Слух обострен так, что, кажется, пролети муха — ее жужжание покажется грохотом бомбардировщика.
— Восьмая…
Еще одна торпеда проходит мимо. Но и нам никак не удается достать врага. Проиграет тот, кто первым окажется безоружным.
— Шум винтов прямо по носу, пять кабельтовых!
Слишком велик соблазн.
— Носовой третий… Пли!
И опять увернулся противник. У нас осталась одна торпеда. Последняя. Нам остается только ждать. Чтобы точно сказать, сколько прошло времени, мне придется заглянуть в вахтенный журнал. Мне показалось, до следующего возгласа акустика прошла вечность.
— Слышу торпеду слева по борту!
— Держать глубину!
Затаив дыхание, слышим, как совсем рядом проходит смерть. Это девятая торпеда противника.
Если неизвестная подлодка того же класса, что и наша, то и у врага остались всего одна-две торпеды. В этой борьбе, где ставка — жизнь пятидесяти людей, выиграет теперь тот, кто окажется более терпеливым…
Пятый час длится подводная дуэль. В лодке тяжело дышать. Но нельзя всплыть, освежить воздух. Надо ждать.
И мы ждем. Ждем, задыхаясь, обливаясь потом. От напряжения обручем стискивает голову. Мы ждем.
Но ждет и враг. Мы не знаем даже, чья это лодка. Японская, принявшая нас за американцев? Забравшаяся так далеко субмарина гитлеровцев? А может быть…
Враг затих. Мы не слышим больше шума его винтов. Отступил? Покинул поле боя? Ушел?
Газиев не выдерживает. Он приказывает подвсплыть, не продувая балласта, с помощью горизонтальных рулей.
Я с тревогой смотрю на него. Но приказ командира — закон.
Лодка подвсплыла. Глубина — тридцать.
— Самый малый вперед!
Зашумели винты. Теперь их, несомненно, услышит враг, если он еще рядом.
Газиев бросился к акустику, взял запасные наушники. На лбу у командира крупные капли пота, у переносицы залегли глубокие морщины. Он постарел за этот бой. Отбросил наушники.
— Лево на борт! Самый полный вперед!
И тут же запоздалый доклад акустика:
— Слышу торпеду! Справа по борту!
Но лодка уже стремительно поворачивает. На рулях стоит Шухов… Где-то совсем рядом, едва не задев обшивку, проходит ищущая нас смерть…
Сейчас все решится. Что будет делать теперь враг?
Газиев снова метнулся к акустику. Напряженно вслушивался.
— Боцман, на перископную!
— Слышу воздух! — доложил акустик. — Продувают цистерны!
Всплывают. Значит, враг безоружен и хочет уйти… Вот теперь должна сработать наша последняя торпеда в кормовом аппарате. Там все давно готово на «товсь».
— Право на борт! — прильнув к перископу, командует Газиев.
Лицо его просияло. Наконец он видит врага. Вражеская подлодка заплясала в перекрестке нитей перископа.
— Пли!!!
Мгновенье. И тревожный, особенно громкий выкрик торпедиста:
— Торпеда сработала, вышла не полностью!
Лицо Газиева исказилось.
— Что?!
— Во втором аппарате торпеда сработала, вышла не полностью, — повторил торпедист.
Кто-то охнул рядом. Каждый представил себе выступившую за кормой головку торпеды и нависшие над капсюлями острия инерционных ударников.
А главное, это была наша последняя торпеда!
Газиев стиснул кулаки. Вновь наклонился к перископу. Резко бросил:
— Всплытие! Артиллерийская тревога! Артрасчеты обеих пушек — в смежные с центральным постом отсеки!
Газиев встал у люка, нетерпеливо ожидая, когда можно будет открыть его.
— Артиллеристы к трапу! Шухов! На мостик к рулю!
Шухов молча подошел к люку.
Я шагнул к командиру. Тихо спросил:
— Что ты задумал?
Он отмахнулся:
— Артрасчеты за мной!
Газиев первым выскочил на палубу. Следом Шухов, комендоры, потом я. Артиллеристы бросились к орудиям. Газиев стоял на мостике. Всего в восьми кабельтовых по левому борту виднелось низкое тело подлодки врага.
— Курс… — выкрикнул Газиев. — Носовое, прицел… Фугасным…
Шухов повернул голову.
— Нельзя! — глухо произнес он.
— Что?!
Газиев непонимающе смотрел на рулевого.
— Нельзя вступать в артиллерийский бой при невышедшей торпеде, — тихо, чтобы не слышали комендоры, сказал Шухов. — Один разрыв рядом — и нам конец.
— Трус!
Я никогда не видел, чтобы так мгновенно бледнел человек, как побледнел Шухов. Но Шухов справился с собой.
— Мы должны дойти, товарищ командир!
— Пререкания в бою? — так же тихо и оттого страшно проговорил Газиев. — Расстреляю!
Я поверил — сейчас бы он застрелил Шухова, будь у него под рукой пистолет.
Я загородил Шухова. Взглянул в округлившиеся от ярости глаза командира.
— Комиссар! — выдохнул Газиев.
— Да, я комиссар… А ты командир, твой приказ — закон. Не забывай!
Газиев задохнулся. Секунду на мостике стояла тишина.
— Носовое орудие к бою готово! — доложил командир расчета.
— Кормовое орудие к бою готово!
Газиев резко отвернулся. Перевел дыхание.
— Отставить! — устало произнес он.
На запад, к заходящему солнцу, удалялась вражеская подлодка…
жены военнослужащего Ольги Свиридовой
ЗАЯВЛЕНИЕ
Мой муж, подводник капитан-лейтенант Газиев Ф. М., находится в действующем флоте. Мне двадцать два года, я радист 1-го класса, работала в условиях осажденного Ленинграда. Я абсолютно здорова, имею первые спортивные разряды по лыжам и волейболу, второй — по плаванию. Я не могу, не смею быть сейчас на Дальнем Востоке, в глубоком тылу. Убедительно прошу Вас, товарищ нарком, использовать меня на любой, самой опасной работе в районе боевых действий Северного флота…
1 января 1943 года. Вот и Новый год. А мы все еще в пути. Позади Тихий океан, Панамский канал, стоянка на Кубе. Теперь наш курс лежит на север.
Новый год встретили скромно, по-походному. Свободные от вахты матросы и командиры собрались в кают-компании. Газиев поднял тост за победу.
Самую большую радость доставил нам старшина радистов Виктор Мигунов. Он ухитрился принять и записать последние известия, переданные московским радио. Как слушали эту обычную хронику дня Родины наши ребята!