Страница 15 из 88
В 1780 году один из любимейших учеников Баал Шем Това престарелый рабби Яаков Йосеф из Полонного выпустил книгу "Толдот Яаков Йосеф" - сборник собственных проповедей, основанных на изречениях Баал Шем Това. Эти изречения он записывал еще при жизни основателя хасидизма, и каждое из них предварял такими словами: "Слышал я от учителя моего". Впервые в книге были письменно изложены основы учения хасидизма, и хасиды восторженно заявляли, что "не было на свете книги, равной этой". Про автора говорили, что это был человек с суровым выражением лица и с таким пронизывающим взглядом, который заставлял трепетать окружающих. Очевидно, и характер его был суровым и непреклонным, потому что он первым из хасидов не побоялся открыто бросить вызов прославленным раввинам. И те тут же откликнулись на это своим посланием: "Глас книги услышали мы, и душа наша почуяла трубный звук войны. Грядет и разрастается великая ересь… Еще мгновение - и разрушены будут шатры Закона Устного (Талмуда) и в храме Закона Письменного (Торы), упаси Бог, померкнет свет".
Противники хасидизма называли эту книгу "сосудом нечестия, источником мрака, вместилищем всевозможных ядов, смертоносных для всякого, кто к этой книге прикоснется". Ее скупали по разным городам и беспощадно уничтожали, но в ответ на преследования появлялись новые хасидские типографии - в Кореце, Жолкве, Львове, Шклове и Славуте, которые печатали новые тиражи книги взамен уничтоженных. Более того, рабби Яаков Йосеф опубликовал письмо Баал Шем Това, в котором было написано, что Мессия-избавитель явится Израилю лишь после того, как все евреи усвоят истины хасидизма. И это, конечно же, подтолкнуло противников на новую борьбу и усилило всеобщее ожесточение. "В былые времена все евреи жили между собой в согласии, - писал современник, - а теперь они распались на партии, которые ненавидят друг друга больше, чем ненавидят нас чужие народы".
Послания Виленского гаона разрешали вредить "сектантам" во всех их делах, и этим порой пользовались для того, чтобы избавиться от конкурента, отомстить врагу и прослыть заодно "ревнителем веры". Руководители кагалов тратили общественные деньги на борьбу с хасидами, отстраняли их от управления делами в общинах, и хасиды волей-неволей замыкались в особые братства. Это были как бы общины в общинах, и это позволило хасидам устоять в той борьбе, которую вели против них руководители кагалов. Нередко хасиды искали покровительства у помещиков или местных чиновников, и те за приличное вознаграждение брали их под свою защиту. Бывало порой и так, что беднота в еврейских общинах, недовольная кагальными старшинами, поддерживала хасидов, и они получали большинство в общинном самоуправлении. Религиозная борьба становилась борьбой за обладание властью в кагалах, и хасиды не только защищались, но и нападали, и часто очень успешно. "И пусть Господь, - жаловались их противники, - спасет нас от преследуемого, превратившегося в преследователя".
Взаимные обвинения и насмешки стали обычным явлением. Противники хасидов неустанно высмеивали цадиков-"чудодеев" и их учение, "хитроумные ужимки хасидов, соблазнительные намеки, устрашающие телодвижения в молитве, козлиные прыгания и нечистые помыслы". Хасиды не оставались в долгу и высмеивали, в свою очередь, "ламданов"-книжников, у которых - как они уверяли - религия сосредоточена только в голове, а в сердце ее нет. Бывали случаи комичные: в городке Копыль хасиды так и не смогли утвердиться, потому что их противники вставали на улице возле хасидской молельни и неистово били в барабаны. Стоял такой непрерывный грохот, что невозможно было молиться и рассказывать о чудесах своего ребе, и хасиды, в конце концов, закрыли молельню. Но бывали и более серьезные столкновения, доходило порой до драк на улицах и избиении, а в волынском местечке Красноставе хасиды даже затащили ночью на базарную площадь своего противника и убили его. Трудно теперь поверить, что ожесточение могло дойти до такой степени, но местные власти провели следствие, был суд, и виновных в убийстве сурово наказали.
Противники хасидизма уже не пытались вернуть заблудших "на путь истины". Делали все, чтобы отторгнуть хасидов от общества, как это было прежде с франкистами, чтобы отлученные уже не могли распространять среди евреев свое учение. Запрещали родниться с хасидами, есть, пить, разговаривать, хоронить их покойников, сдавать в наем жилища и пускать на ночлег; запрещали "даже стоять рядом с хасидами на расстоянии ближе четырех локтей". В разных местах толпы громили дома хасидов и издевались над ними. "Увы!… - писали брестские раввины в своем отлучении. - Скверное время настало, время бурное, время великого волнения и великого пожара!…"
4
Гонения на хасидов начались в 1772 году. В том же году произошел первый раздел Польши, и многие еврейские общины Белоруссии оказались на территории Российской империи. Но Литва оставалась пока что в составе Речи Посполитой, и влияние литовских раввинов не было уже таким ощутимым в восточной части Белоруссии, которая отошла к России. Хасидизм приобрел там многих сторонников, а их духовным вождем стал рабби Шнеур Залман, "Алтер ребе" - "Старый ребе" из белорусского местечка Лиозно, родоначальник династии хасидских цадиков и раввинов Шнеерсонов.
Еще ребенком он обнаружил поразительные способности, и учитель даже отказался с ним заниматься, потому что ученик превосходил его своими познаниями. Местный раввин называл мальчика "удивительным ученым, изощренным в талмудической науке"; о нем заговорили далеко за пределами местечка, и витебский богач пожелал выдать за него свою дочь. Пятнадцати лет он женился, переселился в Витебск, изучал там Талмуд и вел аскетический образ жизни. Но в городе не было учителей, которые могли бы ответить на сложные вопросы, и юношу тянуло к "очагам истины" - в Вильно, где жил тогда Элиягу Гаон, или в Межирич - к главе хасидов, рабби Дову Беру. Многие юноши решали в ту пору, какую им выбрать дорогу, - и на эту тему существует одно хасидское предание, которое связывают с именем рабби Исраэля Полоцкого, но которое можно отнести и ко многим другим. Рассказывали, что рабби Исраэль долго молил Всевышнего указать ему путь к истинному учению, пока, наконец, не услышал голос, который шепнул ему: "Поезжай!" Вместе со своим другом рабби Азриэлем он отправился в путь и доехал до развилки: направо дорога уводила в Вильно, налево - в Межирич. Путники не знали, куда им повернуть, но лошади вдруг тронулись сами и быстро повезли их налево. Два пути было в то время, всего два, - и рабби Шнеур Залман тоже повернул на Межирич.
Было ему тогда чуть больше двадцати лет, и он стал одним из самых молодых учеников рабби Дова Бера. Когда он впервые там появился, ученики "Великого магида" - "святое братство" - обсуждали вопрос о различных категориях ангелов. "Эти полные огня слова, - вспоминал рабби Шнеур Залман, - зажгли пламя страстного тяготения к Богу в сердцах всех учеников. Ими овладело состояние экстаза. Они беззвучно шевелили губами, трепеща и плача. У некоторых учеников лица горели, глаза сияли, руки были вытянуты вперед, будто их поразил гром. Другие ученики неслышно пели, их сердца разрывались от переполнявшего их чувства восторга, и их души готовы были оставить их тела в стремлении примкнуть к своему Творцу… Но как только ученики услышали шаги магида, сразу же все пришли в себя и встали, готовые встретить своего учителя… Две вещи я тогда увидел: святой экстаз святого братства, с одной стороны, и примечательное спокойствие магида, которое очаровало меня. И тогда я стал хасидом". И еще он говорил; "Когда мы были у нашего учителя в Межириче, мы черпали святой дух целыми ведрами, а чудеса валялись там просто на полу, и никто даже не думал их подбирать".