Страница 5 из 30
Они за псом – он от них! Они колбасу – он ухмыляется. Они веревкой грозить – он лапу поднимает. Они поодиночке, они цепью, они по-всякому: хрен возьмёшь. Вёрткий, подлец! Сучку по дороге встретил, обработал на ходу и дальше бежать.
Первым дед сдался.
– Тьфу на вас! – кричит. – Чтоб вас всех раскулачили!
И ушел.
За ним дамочка:
– Ошейник, – говорит, – хоть отдайте. Это мне память.
– По прежней собаке? – спрашиваем.
– По прежнему мужу.
А я ей:
– Ошейник, гражданочка, денег стоит.
Полуторка:
– Трояк.
Серёга:
– Три шестьдесят две.
– Роллан, – говорит дамочка, – дай им.
– Пачему дай? – говорит армян, но деньги даёт. Чем-то мы ему, видно, показались. – Ты мне, дарагая, за всё атплатишь. Паняла?
– Поняла, – говорит, и глазки прячет. И ушли вместе с ошейником.
А парнишечка остался.
– Дяиньки, – говорит, – а мне чего делать?
– Ты где живешь? – спрашивает Полуторка.
– В том вон доме.
– А я в этом. Хочешь, приходи днём, гулять с ним будешь.
Парнишечка засветился:
– Хочу! После уроков! Я, дяинька, и утром могу...
– Ладно, малец, вали давай.
Он и побежал радостный.
Взяли мы еще бутылочку, сели под кустиком, скучаем. А пёс вокруг бегает, сучек промышляет. Пробежит, хвостом махнет: мол, всё путем, мужики, я не подведу.
– Где бы, – говорит Серёга, – денег достать?
И на Полуторку смотрит.
Полуторка подумал-подумал и говорит:
– Надо ба продать чаво...
– А чего?
– Чаво, чаво – ничаво... Я почём знаю?
И на Колюню смотрит...
Колюня потянулся на травке и говорит:
– Я когда на Кавказе служил, винца попил – будь здоров...
Мы – хором:
– Стакан – двадцать копеек...
А Полуторка:
– Пососать – два рубля...
И пса в охапку...
БАРАК
Архитектура его проста.
Архитектура предельно целесообразна.
Барак – это дом, из которого убрано всё лишнее.
Барак – это строение, доведенное до абсурда.
Барак – это коридор с комнатами по сторонам.
Ограничений по длине нет. Коридор может быть бесконечным. Только подстраивай да подстраивай.
Можно поставить барак-коротышку. Можно размахнуться широко, раздольно, от границы до границы. Чтобы на Западе жил белорус, к востоку русский, потом мордвин, чуваш, татарин, башкир, бурят, эвенк, якут и коряк. Можно проложить рельсы и пустить по коридору поезд.
Еще лучше сговориться всем миром и опоясать бараком земной шар.
Через материки, острова и архипелаги. По рифам и сваям.
Не дом – дружба народов. С пограничными перегородками поперек коридора.
А то и запустить барак в космос, на круговую орбиту. Чтобы обхватил снаружи землю Сатурновым кольцом, гигантским, нескончаемым строением для окончательного решения жилищной проблемы.
Можно вообще ничего не делать. Ни строить, ни изобретать, ни запускать. Замерзнут – сами построят. Топор есть, гвозди купят, доски украдут: вот тебе и барак!
И время нынче другое, и с жильем побогаче, но на всяком новом месте первыми встают бараки. И стоят дольше всех. Нелепые видом, нелепые смыслом, нелепые содержанием.
О, печаль душ наших, зеркало застойного времени!
О, строение шаткое, недолгое, на века!
Рушатся блочные дома, трескаются без труда кирпичные, прахом осыпается благородный мрамор, а барак стоит вечно. Починить его – пара пустяков. Залатать – доска да горстка гвоздей. И живи дальше.
Только тазик подставляй под потолочную капель. Да к углам промерзшим не прислоняйся. Да плесень со стен соскребай.
В зоне отдыха тоже барак.
Длинный, косоватый, несуразный видом своим. Один вход сбоку, два спереди, окна прорезаны неравномерно, крылечки разные: видно, достраивали, когда не хватало места.
Внутри барака – коридор. Коридор и камеры по сторонам. И столовая посредине. И еще медпункт. И карцер с туалетом. И комнаты для начальства. Вот и всё.
А вокруг – березки рядами с шумной листвой, со стволами нежно светлыми, с голубями воркующими, с капелью звонкой, со снегом искристым. Потому и название: пансионат "Березка". Отдыхай – не хочу!
Говорят, жили тут прежде военнопленные. Потом была женская тюрьма. Что будет дальше – неизвестно. Прошлое его удивительно, настоящее замечательно, будущее не поддается самым смелым прогнозам. Ибо барак этот, безусловно, переживет столетия и явит еще себя в истории.
Теперь тут живут мелкие хулиганы. Пьяницы, скандалисты, случайный люд. Кто приходит в барак на десять суток, а кто и на пятнадцать. И таких тут человек триста, триста пятьдесят.
За месяц – до восьмисот.
За год – тысяч до десяти.
За десять последних лет прошло через него тысяч сто москвичей.
А за двадцать!..
И каждый оставляет тут след свой, запах и пот, кашель и стон, сип и хрип, кусочек жизни и крупицу здоровья, крохи надежд, страха и иллюзий.
Барак работает круглый год, без выходных, отпусков и праздников. Каждый день, к вечеру, завозят сюда новую партию. Пока их осудят, да пока соберут по городу, да помоют в бане, да прожарят в вошебойке, да привезут на место – время к ужину.
Здравствуй, пансионат "Берёзка"!
Наше вам с кисточкой!
Пожалуйте в камеру.
КАМЕРА
Камера – это помещение, в котором сидят заключенные. Вернее, не сидят, а лежат. "Сидят" – это так только говорится, потому что на самом деле сидеть там негде, да и незачем. Стоять – тоже. Ходить – тем более. Камера предназначена для лежания; по функции это гроб, по размерам – тоже.
Слева от двери нары в два этажа. Справа от двери – тоже нары и тоже в два этажа. В стене напротив кособокое, щелястое оконце с решеткой и мелкой форточкой.
Пространство между нарами коротко. Три метра. От двери до стены – те же три. Хочешь стой, хочешь танцуй, хочешь гуляй – что хочешь!
Нары деревянные, с деревянными подголовниками. Покрашены масляной краской в густой коричневый цвет. И стены. И пол. И батареи. И трубы к ним. Всё коричневое, мрачное, глухо безжизненное. Хоть садись на пол и волком с тоски вой.
Дверь тоже коричневая. В двери "кормушка", откидывающееся окошко. В "кормушке" – глазок.
Что еще? Инструкция в рамочке по содержанию мелких хулиганов. Распорядок дня, по которому не живут. Громкоговоритель, вечно молчащий. Две лампы под потолком, вечно слепящие. Ящик с ячейками для мыла и полотенец. Ведро с водой – отхаркаться.
Камера эта мала, не разгуляешься. В камере этой и вдесятером тесно.
Сидит в ней 30 человек. 30 человек на 20 квадратных метрах.
Порой – 35.
28 на нарах, остальные на полу...
Грязь. Теснота. Окурки грудой под нарами. Пепел за подголовниками. Штукатурка пылью с потолка. Вонючие полотенца в ячейках. Вонючие носки. Вонючее белье. Липкие стекла. Лужи на подоконнике. Пыль на батареях. Вонь, круто замешанная на всех нечистотах сразу.
Четырьмя правилами арифметики несложно определить, сколько воздуха приходится на одного человека. А приходится его по два кубических метра. Если его, конечно, можно назвать воздухом.
Что это такое – два кубических метра?
А вот что: ящик длиной в два метра, шириной в метр и высотой тоже в метр.
Чуть больше хорошего гроба.
Переночуйте, если сумеете.
НОЧЬ
В гробу хоть не курят.
В гробу не сморкаются, не кашляют, не пыхтят, не кряхтят, не харкают, не портят воздух от некачественной пищи. А тут непрерывно, из разных мест: стрекотом, залпами, пулеметной дробью, змеиным шипом и редкими, мощными взрывами.
К ночи на пол укладывают "вертолеты" – пляжные лежаки. Попарно, головами друг к другу, ногами под нижние нары. И пар таких три, а то и четыре. Ночью через них перешагивают. Через ноги, головы, туловища – только не наступить!