Страница 19 из 24
Старик очень боялся, что больше не сможет рисовать. Из-под его кисти больше не будут выходить великолепные картины, в углу которых стоит росчерк — «Анхело», — а это для него было равносильно смерти. Но однажды он придумал, как перехитрить смерть. «Эарен, сынок, — сказал он мне, — я научу тебя всему, что умею. Я постараюсь передать тебе свой дар, но ради этого ты должен стать мной. Если после моей смерти будут появляться картины, подписанные Анхело, и они будут столь же хороши, как и мои собственные, значит, я не умру целиком. Ты согласен стать мною?! Взять мое имя, мою подпись, мою судьбу? Я так мало успел в жизни, но ты… ты должен прославить мое имя!»
Конечно, я был согласен. Ради дара, о котором я мечтал, я был согласен на все.
Все оказалось не так просто, как я думал. Старик учил меня медитировать. Я принимал какие-то странные позы, и часами хранил неподвижность, произнося при этом непонятные слова. Я стоял на коленях под палящими лучами солнца и ходил босиком по речушке Льдинке, вода которой настолько холодна, что даже в жару сводит ноги, а по ее дну разбросаны острые камни. А главное — рисовал, рисовал, рисовал. Но из-под моей кисти не выходило ничего путного. Старик сжигал мои картины и говорил, что я бездарь. Иногда я думал, что он выжил из ума или просто издевается надо мной. Мои ноги распухли, мышцы болели, а в голове все время слышался какой-то шум. Но однажды мне показалось, что на наброске, который я только что закончил, на деревьях шевелятся листья, как от легкого дуновения ветерка. «Я схожу с ума, — решил я. — Надо бросить эту затею и бежать отсюда, как можно скорее!» Но тут я услышал голос Анхело: «У тебя получилось, сынок…»
— Что ты видишь? — спросил я срывающимся от волнения голосом.
— Это лес, живой лес, настоящий! Под этой работой ты можешь доставить мою подпись.
Я очень волновался, но моя рука не дрогнула, и подпись получилась один в один. Вечером Анхело умер. Он умер с улыбкой на устах. Я похоронил своего учителя и скорее вернулся к холстам и краскам. Я потерял счет времени и работал, как безумный, забывая есть и спать. Несколько седмиц я не выходил из мастерской. Наверное, я совсем ослаб. Что было, дальше, не помню. Дочка соседки нашла меня лежащим на полу, с зажатой в руке кистью. Кисть я держал так крепко, что ни ей, ни ее матери не» удалось вырвать ее из моей руки. Женщины вытащили меня на свежий воздух и отпоили парным молоком.
Я вернулся к жизни. Теперь мне нужно было исполнить долг перед моим учителем. Я обещал прославить его имя. Но у меня не было денег, у Анхело тоже ничего не было — только бедная мастерская, кисти и краски. Он был фанатиком, и даже не представлял, сколько стоят картины, вышедшие из-под его руки. Чтобы стать Анхело, мне нужно было уехать из города. Я взял картины и отвез их на рыночную площадь, в то место, где собирались любители искусств. Меня окружили коллекционеры и просто любители красивых необычных вещей. Я никогда не думал, что за картины мне предложат столько денег. Вскоре я стал богат и знаменит. А главное, никто не догадался, что это работы разных мастеров. Мои картины посчитали такими же великолепными, как и работы мастера. Я покинул Рамиш и отправился в столицу. Купил прекрасный светлый дом. Кисти мне теперь делают на заказ, а вещества для красок привозят самые лучшие, из Вендии и Кхитая. От заказов нет отбоя, мне присылают приглашения с просьбой написать их портрет самые богатые люди в Хайбории. Они согласны платить любые деньги. Я теперь сказочно богат и счастлив.
— Счастлив? Что-то по твоему лицу не скажешь, что ты находишься на вершине блаженства! — перебила его Соня.
— Творить — это великое счастье. Давать жизнь чему-то новому, разве может быть что-нибудь лучше?! Ты женщина, но у тебя никогда не было детей, поэтому ты не поймешь!
— Давать жизнь новому! — передразнила его Соня. — Да знаешь ли ты, что твои картины убивают?!
— Ты поняла, догадалась?! — На лице Анхело-Эарена отразился испуг. — Но как?.. Вначале я не знал этого. Что-то чувствовал, подозревал, но не знал наверняка Хотя сомнения зародились давно, Случайно я обнаружил, что засох молоденький клен, набросок которого я сделал, гуляя, по лесу, потом умер крошечный котенок — одна из моих лучших работ, позднее заболела маленькая девочка, позировавшая мне… Все это было не больше, чем совпадение. Со взрослыми натурщиками ничего не происходило… точнее происходило, но очень медленно. Пока никто не связал их вялость и подавленность с тем, что они когда-то позировали мне Но я чувствую эту связь!
— Почему же ты не бросишь писать?
— Не могу. Работа для меня, как наркотик. Я живу тем, что пишу картины…
— Но ты ведь убиваешь ни в чем не повинных людей.
— Нет, я делаю их бессмертными. Что такое человеческая жизнь? Сорок-пятьдесят зим, а потом наступает старость. Мои же картины дают бессмертие. Изображенные на них переживут века. Ими будут любоваться потомки, и потомки их потомков. Человек на портрете остается вечно молодым, сильным, красивым. Он будет таким, как я захочу…
— Ты слишком много о себе возомнил рассуждаешь, как бог. А на самом деле, ты — обычный убийца.
— Кто бы говорил! Скольких ты отправила бродить по Серым равнинам?
— Я убиваю врагов, а ты расправляешься с теми, кто тебе верит, кто восхищается тобой. Как ты можешь поступить так с Марикой?
— Марика должна быть мне благодарна. Она глупа, а через пару зим и вовсе станет толстой, скучной, в общем, самой обычной женщиной. На моей же картине она будет прекрасна всегда. Никакие морщины не лягут на ее лицо, жир не испортит фигуру, а седые пряди не забелеют в прическе.
— Это жизнь. И в каждом возрасте есть что-то хорошее. Человек должен жить, а не висеть на стене… В общем, так. Марика была моей подругой, и она находится под моей защитой. Ты не сделаешь ей ничего плохого!
— Знаешь, когда я понял, что мои картины забирают жизнь, чуть с ума не сошел. Хотел даже с собой покончить. Но желание рисовать сильнее меня. Я не могу остановиться. И не могу помочь тем людям, портреты которых написал… Что ты от меня хочешь, Соня? Ты убьешь меня? Убей! Я не буду сопротивляться. Лучше у меня отнять жизнь, чем возможность писать…
— Когда-то ты спас мне жизнь, поэтому я не могу тебя убить. Знаешь…
В этот момент раздался стук в дверь, и в залу вошла Марика. Соня молниеносно скользнула в кресло.
— Не помешаю? Я хотела пригласить вас выпить отвара из лепестков роз.
— Дела идут неважно. Анхело вечно что-то роняет, а потом ползает по полу в поисках. Вот… опять у него кисть куда-то закатилась!
Анхело встал с колен и улыбнулся хозяйке. Соня пожала плечами.
— Похоже, ты была права, и наш друг совсем не может работать без вдохновения. А я его, увы, не вдохновляю.
— Я этого не говорила, — воскликнула Марика.
— Но, к сожалению, это действительно так.
— Не надо расстраиваться. Пойдемте пить чай, а потом поедем веселиться. У моей подруги баронессы Аники сегодня танцы.
Соне не спалось, она сидела у окна и крутила в руках булавку с изумрудом — подарок принца Гьорга. Где же она могла видеть человека раньше? Ну почему, почему она не может вспомнить?!
И вдруг все прояснилось, В голове выстроилась такая четкая картина, что было удивительно, как она не догадалась раньше. Девушке было необходимо поговорить с Анхело, причем немедленно. Самым простым было бы пройти по коридору и постучать к художнику в дверь, но Соня побоялась разбудить Марику. Девушка вылезла в окно и, ощупав пальцами ног карниз, стала пробираться вдоль стены. Главное, не перепутать окна. Под окнами Анхело растет розовый куст. Соня взглянула вниз, и в этот момент что-то ударило девушку в спину. Соня чуть не потеряла равновесие хорошо, что успела схватиться за выступ в стене. Девушка осторожно обернулась — мимо пролетела летучая мышь «Неужели теряю форму?!» — пронеслось в голове. Соня перевела дыхание и, прижимаясь всем телом к стене, прошла оставшийся путь до окна. Девушка толкнула ставни и влезла внутрь комнаты. Больше всего она боялась, что Анхело от неожиданности закричит, но его реакция была еще более странной.