Страница 4 из 26
Нет, мальчик ничего не крикнул в ответ и не хлопнул дверью. Он тихо вышел на лестницу, лег животом на перила и стал смотреть вниз, в узкий черный пролет. Дом был старый, и на лестнице пахло сырой штукатуркой и керосином. Обида царапала горло, и в глазах становилось горячо. Тогда мальчик медленно спустился и вышел под дождь.
Он ничего не имел против того, чтобы простудиться насмерть. Ну, не совсем насмерть, а так, до воспаления легких. Тогда бы все узнали… Но дождь оказался добрым. Он совсем не хотел губить мальчишку. Принял его под теплые струи и постарался растворить обиду. Обида не растворялась, от нее оставался едкий и мутный осадок. Но мальчик был благодарен дождю. Теперь они оказались вдвоем против тех, кто укрывался под зонтами. Правда, таких прохожих было немного, большинство предпочитало плащи. Но мальчик думал о зонтах и видел только их.
Мальчик долго шел по блестящим от воды улицам и ни разу не спрятался в подъезд или под навес книжного киоска. А потом сел в трамвай, чтобы уехать далеко от дома. Здесь-то он и встретил девочку.
— Зонта у меня нет, — сказал мальчик. — А так все очень просто было бы. Надо нанести звезды на зонт, как на карту северного неба, и все в порядке. Потом только поставишь его как надо, и сразу ясно, где какое созвездие!
Он оживился. Обида немного притихла, и снова начинала звенеть в нем радостная струнка. Ведь можно отобрать зонт, но отобрать открытие нельзя.
— Я объясню, как это надо делать, — говорил мальчик. — Главное, запомнить, где Полярная звезда. Это легко. Надо только знать, где север, а потом…
— Ох, подожди, — перебила девочка. — Я же совсем бестолковая! Ты сначала нарисуй, а потом объясняй. По нарисованному.
— Как… нарисуй?
— На зонте, — просто сказала она. — Вот. — Вынула кусочек мела, который есть в кармане у каждой девчонки, чтобы чертить на асфальте «классы». — Не обязательно же иголкой. Можно и мелом звезды отметить. Да? Мне такой зонтик знаешь как пригодится!
И как он сам не догадался? Мелом даже лучше! Ведь проколы ночью не увидишь, а меловые точки можно рассмотреть при самом слабом отблеске света. Значит, и пасмурными ночами он сможет отыскать в небе звезды!
Девочка открыла зонт.
— Ты правда помнишь все созвездия?
Мальчик снисходительно промолчал.
— Рисуй, — сказала она.
Но рисовать не пришлось. Мальчик даже не успел взять мел. Мать девочки нависла над ними, высокая и неумолимая, в коричневом плаще с торчащим капюшоном, как инквизитор — грозный и страшный судья.
— Татьяна! Я так и знала. Тебя ни на минуту нельзя оставить одну! Пошли, мы сейчас выходим. Нужно зайти в гастроном. — На мальчика она не взглянула. А девочка взглянула. И, уходя, нарочно громко сказала ему:
— До свиданья.
— До свиданья, — резко ответил мальчик и отвернулся. Ему показалось, что он опять краснеет. А что он такого сделал? Хотел научить девочку узнавать, где какие светят звезды, если их даже не видно на небе…
Мальчик придвинулся к окну. Что-то острое надавило ему бок. Поморщившись, он сунул руку в карман куртки и нащупал кусочек мела.
На конечной остановке, у цирка, мальчик вышел из трамвая. Светлый цирковой купол был похож на громадный серебристый зонт. А под его карнизом сияли длинные, как стеклянные ленты, окна, и в них мелькало что-то цветное, стремительное. Там под защитой серебряного зонта искрилось и звенело пестрое веселье. Наружу выплескивалась музыка, но сразу утихала, будто прибитая к земле тяжелыми каплями. Сильно пахло сырыми досками. Над входом в цирк ощеривали красные пасти громадные фанерные львы дрессировщицы Бугримовой. Львы отсырели и были совсем не страшные, облинялые и грустные, как бродячие коты. Мальчик пожалел их.
Было тоскливо стоять так и прислушиваться к чужому празднику. Мальчик вернулся к остановке и сел на «четверку», идущую от вокзала в Городок Металлургов.
Молодая добродушная кондукторша посмотрела, зевнула и ничего не сказала. Пусть едет человек. Места хватает.
В вагоне было почти пусто. Лишь похрапывал, привалившись к окну, какой-то дядька в надвинутой на глаза кепке да на передней скамейке сидел капитан.
Это был красивый капитан. Он сидел прямо, положив ногу на ногу. Когда вагон встряхивало, носок сапога покачивался и по нему бегало отражение лампочки. Было удивительно, что в такую погоду сапоги капитана оставались сухими и блестящими. Все остальное тоже было блестящим: коричневая портупея, пуговицы, козырек фуражки и даже выбритый подбородок. И звезды на зеленом погоне горели желтыми искрами. Вместе они были похожи на среднюю часть созвездия Ориона.
На коленях у капитана лежал потемневший от сырости плащ, а поверх плаща — зонт. Большой черный зонт с выгнутой ручкой. Мальчик смотрел на зонт и не мог решиться сказать капитану. А что сказать, он знал. Он не мог и не хотел больше один владеть своей удивительной выдумкой. Одному ему она не нужна. Всякое открытие, даже самое крошечное, должно радовать других — это мальчик чувствовал. Но он боялся, что не сможет рассказать как надо.
— Товарищ капитан… — сказал мальчик. — Разрешите обратиться, товарищ капитан.
Капитан поднял глаза. Если он и удивился, то мальчик этого не заметил. Лицо у капитана было невозмутимым. Наверно, так полагалось.
— Валяй, — разрешил он. — Обращайся.
— Хотите, я нарисую на вашем зонте звезды? — спросил мальчик и коротко вздохнул.
— Что за звезды?
— Как на небе, — сказал мальчик. — Это чтобы определять…
У капитана шевельнулась левая бровь.
— Ты подожди. Непонятно. Ты докладывай по порядку. На каком небе, с какой целью?
— Хорошо, — согласился мальчик. — Я объясню. Вот в чем дело. Если открыть зонт и нарисовать на нем изнутри звезды, точно как на карте неба, то получится маленький планетарий. Это я сам придумал, — не удержался он.
— Зачем? — спросил капитан.
— Ну… я не знаю… Это само придумалось. — Мальчик неловко улыбнулся и шевельнул плечами.
— Я не о том, — пояснил капитан. — Какая задача у твоего планетария? У каждой вещи должна быть задача. — Он говорил негромко, и каждое слово было похоже на сдержанный зевок. И выбритый подбородок почти не шевелился.
— Ну… какая задача. Вот какая. Можно определять днем, где какие звезды. Или ночью, если тучи, тоже можно. Надо только правильно держать зонт над собой… Направить на Полярную звезду, а потом…
— Хорошо. А зачем?
— Зачем на Полярную? Потому что она в небе всегда на одном месте. Она будто ось. Ведь с Земли кажется, что все звезды вращаются вокруг нее.
Неужели капитан не знал про это?
— Не в том дело, — чуть поморщился капитан. — Зачем знать, где какие звезды? Для ориентировки? Это же несерьезно — зонт. Есть более точные методы. Или для другого? Для чего?
Действительно, для чего? Какая польза? Мальчик не знал. Он был рад своему открытию и совсем не думал, какая от него польза. И вообще, что такое польза?.. Знакомые звезды, которым можно подмигнуть как друзьям, — это польза? Или это просто так?
А знать, в какой стороне Персей, Возничий, Лев, Андромеда, знать это, если даже в небе нет ни одной звезды, это нужно кому-нибудь?
Или это никому не нужно?..
— Не знаю… — сказал мальчик и перестал смотреть на капитана. — Я думал… если запустят, например, корабль на Луну или на Марс и будут передавать: сегодня он в таком созвездии, а завтра в другом… а в небе тучи, ничего не видать, тогда зонт открыл, направил как надо, и сразу видно, где какие созвездия, и можно знать, где летит ракета…
— Лишь бы долетела, — сказал капитан. — А проследят локаторы.
Сонный дядька у окна зашевелился и сдвинул вверх козырек.
— Чего, опять ракету али спутник запустили? М-м?
— Сиди уж! — сонно прикрикнула кондукторша. — Да остановку не проспи.
Трамвай затормозил, и капитан легко поднялся. Высокий, прямой. Набросил на плечи зеленый плащ.
— Не положено разрисовывать зонты, — сказал он и шагнул к выходу. А зонт спрятал под плащом. Наверно, капитанам не положено ходить с зонтами и он взял его не для себя, а вез кому-то другому.