Страница 19 из 26
Многие из экипажа «Лакартеры», заработав опасным промыслом свою долю богатства, покидали бригантину, чтобы посвятить дальнейшую жизнь мирному существованию на суше. На их место приходили другие, помоложе. Но были и такие, кто навсегда связал свою судьбу с Ботончито. Среди них Бен Вудро по прозвищу Большая Чума, который под влиянием капитана поумнел и стал добрее душой.
…Когда экипаж делил прибыль от торговых сделок или добычу после веселой схватки с противником, капитан предавался своему невинному, похожему на детскую игру увлечению. Он раскладывал на столе в каюте, перебирал и разглядывал свое медное богатство. Каждую пуговицу он помечал номером, зарисовывал ее в тетрадь и кратко писал, откуда она здесь и кому раньше принадлежала. За любой пуговицей чудилась ему занимательная история, многие радовали красотой чеканного узора… Теперь в коллекции было много пуговиц с камзолов, сюртуков и мундиров известных капитанов и адмиралов. И всякая новая находка приводила нашего капитана в бескорыстное ликование.
Именно это стремление обладать пуговицами всех морских знаменитостей толкнуло капитана Румба на отчаянный шаг, который потом осуждали многие.
Я всего-навсего судовой казначей и писарь, я не судья нашему капитану и потому расскажу честно и без вымысла историю с пуговицей Джугги Ройбера по прозвищу Красный Жук, а Бог решит, сильно ли согрешил капитан Румб, беспокоя прах старого капер-адмирала. И надеюсь, простит ему этот грех.
Прежде всего должен сообщить всем, кто любит истину, что рассказы о бриллиантовых пуговицах Джугги Ройбера — пустая выдумка. Я сам был в пещере и держал фонарь, когда поднимали крышку над гробом Красного Жука (упокой, Господи, его душу и прости все неправедные дела). Пуговицы были самые простые, медные и даже без всякого рисунка, плоские. Капитан Ботончито осторожно срезал одну из них и сказал со всяческим почтением:
— Прости, Красный Жук, что я тебя потревожил, но для меня большая честь иметь одну из твоих пуговиц. А чтобы ты не обижался, я оставлю тебе другую, из чистого золота. — И стал прикалывать булавкой золотую пуговицу к камзолу мертвеца.
И тут случилось то, что стало причиною многих недоразумений и легенд.
Нам всем было в тот момент не по себе, фонарь дрожал и качался в моей руке, тени метались, и череп Красного Жука порой казался ожившей маской. И вдруг раздался звук громкого чихания и слова: «Ох, будь ты проклят!..» В тот же миг на головы нам свалился наш судовой кок Бубби Хвост.
Этот жуликоватый и хитрый парень, зная о планах капитана, решил выследить нас. Он думал, что речь идет о сокровище, и хотел, видимо, поживиться (хотя потом утверждал, что им двигало только жгучее любопытство). У него хватило смелости раньше нас пробраться в пещеру и затаиться в маленькой незаметной нише над гротом, где был замурован в своей колоде Красный Жук. Пока подымали крышку и капитан отрезал пуговицу, Бубби пытался разглядеть, что же там происходит. Сверху было плохо видно, и он свесился из ниши, забыв об осторожности.
Дальше — непонятное.
Капитан Румб утверждает, что именно Бубби чихнул и вскрикнул, а потом уж свалился на нас (ударив меня по спине каблуком сапога). Я не могу не верить капитану, однако и мне, и всем, кто был там (а это еще два матроса), показалось, что чихнул и произнес проклятие сам капер-адмирал Ройбер. В том клялся и окаянный наш кок.
Великодушный капитан простил не в меру любопытного Бубби, предупредив только, чтобы тот не болтал лишнего. Но Бубби — то ли от чрезмерного желания поразить приятелей, то ли от пережитого страха — шепнул в кубрике, что Красный Жук проклял капитана Ботончито и похищенную им пуговицу. И что теперь экипажу «Лакартеры» ни в чем не будет удачи, пока пуговица с камзола Джугги Ройбера находится на бригантине.
Конечно, это глупые выдумки! Кто бы там ни произнес «Оx, будь ты проклят», слова эти выражали только досаду неуместного чихания и никак не означали проклятия в адрес капитана Ботончито. Однако суеверия часто поселяют в душах необразованных людей беспочвенные страхи. Некоторые матросы начали с той поры нехорошо коситься на портфель капитана, а двое даже попросили списать их на берег…»
— Макарони, там тебя не было? — не выдержал шкипер Джордж. Но остальные не стали смеяться, потому что не терпелось узнать, что случилось дальше.
— «…Нет, удача не оставила капитана и команду «Лакартеры», но и успехов особых в делах не было. В это же время капитан Румб начал подумывать о том, где бы ему спрятать свое сокровище до той поры, пока он не состарится и не сделается смотрителем какого-нибудь маяка. Тем более что ожидалось одно опасное дело. Нет, капитан вовсе не боялся, что пуговица Красного Жука принесет неудачу. Но ведь неудача могла случиться и просто так, по причинам превратностей морской судьбы. И тогда вместе с бригантиной погибла бы и коллекция. Этого капитан страшился больше всего. Потому он и решил схоронить свое сокровище на островке Акулья Челюсть, который уже посетил однажды и на котором знал укромный уголок. Он понимал, что зарывать клад на острове, часто посещаемом судами, может показаться неразумным. Однако не лишена остроумия мысль, что вещь, спрятанная на оживленном перекрестке, порой оказывается укрыта лучше, чем в сугубо тайном месте.
Да и нет у нас времени заниматься поисками специального, никому не известного острова для сокрытия капитанского клада. Сейчас, когда я дописываю это повествование, «Лакартера» стоит на якоре у скал Акульей Челюсти и экипаж готовит ее к плаванию в Атлантику, к берегам Западной Африки. Капитан получил известие, что в середине марта оттуда отправляется трехмачтовая шхуна «Пантера» с невольниками в трюме. Наш славный Ботончито поклялся на своей любимой пуговице изловить эту шхуну и вздернуть ее капитана, пудреного красавчика Билли Цирюльника, на грота-гафеле.
Если Бог даст нам удачу в абордажной схватке, экипажу «Лакартеры» придется перейти на шхуну, оставив нашу милую славную «Лакартеру» на волю волн, потому что за долгие годы бригантина обветшала и уже не может служить как прежде. Ни продавать на дрова, ни топить в океане «Лакартеру» капитан не хочет. Он говорит, что, если кто-нибудь потом наткнется в открытом море на опустевшую бригантину, это породит новые загадки и легенды. А создавать легенды, по словам капитана, столь же приятное занятие, как собирать медные пуговицы…»
Папаша Юферс кончил читать, и все заговорили:
— Так вот оно что…
— Ясно теперь, что за пуговицы…
— Занятно, конечно…
— Понятно, почему «Лакартеру» нашли посреди океана пустую! — звонко сказал Гвоздик. — Весь экипаж с капитаном перебрался на «Пантеру», когда ее захватили. Команду с «Пантеры» наверняка высадили в шлюпки, а негров отвезли домой…
— Другое непонятно, — заметил шкипер Джордж. — Почему Ботончито оставил кресло на бригантине, если там на коже были координаты…
— Да… — папаша Юферс заскреб в затылке. — А может, его просто забыли впопыхах, или в каюте было два одинаковых кресла и по ошибке схватили не то…
— А может быть… это нарочно! — подскочил от своей догадки Гвоздик. — Ботончито хотел подсунуть людям еще одну тайну! Сам-то он и без этой кожи помнил место, где спрятан клад.
— Да зачем же он стал бы рисковать! — не поверил шкипер Джордж. — Давать шанс другим! Ведь он сам наверняка рассчитывал вернуться за кладом!
— Он рассчитывал вернуться скоро, — вздохнул папаша Юферс. — Раньше, чем кто-нибудь найдет кресло. И оторвет обивку. Да вот не получилось у него… Кстати, я никогда не слышал от моряков про шхуну «Пантера»…
— Может быть, она потонула во время шторма, а капитан спасся и потом жил на маяке, — вздохнул Гвоздик. — И всю жизнь, до последнего дня, тосковал о своем сокровище. Ведь судна-то у него уже не было… Дядя Ю, а дальше ничего не написано? Тетрадка вон какая толстая!