Руины (ЛП)

Тэган изогнул бровь.

— Мы отправились в долгий путь и преодолели немало препятствий, чтобы оставить надежду у самого порога крепости древних эльфов?

— Я знаю, — сказала она, — и никто не хочет потерпеть неудачу. Но Бримстоуна мучит жажда, а моё сознание затмевает бешенство, и никто из нас не видит никаких перспектив.

— Я тоже, — сказал Таэган, — пока. Но вы, миледи, будет цепляться за любовь к вашим родным, музыке и Дорну, а вы, сэр вампир, за вашу ненависть к Саммастеру, чтобы отрешиться от менее приятных импульсов. Рэрун и я потуже затянем пояса. Мы вчетвером будет выискивать возможности, и если мы не догадаемся, то подождем, пока наши союзники не найдут нас.

Бримстон сплюнул сернистым дымом.

— Как?

— Не представляю. У меня нет талантов Огненных Пальцев или Нексуса.

— Тэган прав, — сказал Рэрун, прислонившись к стене и вытянув короткие ноги. Его белая шевелюра, борода и доспехи из шкуры полярного медведя блестели во мраке потусторонним светом. — Мы можем потерпеть неудачу, вполне вероятно, можем погибнуть, и если так, то не будет позора в том, чтобы пасть в неравной битве. Но вы не должны прекращать попытки.

Кара вымученно улыбнулась.

— Нет, конечно же, нет. Пожалуйста, простите мне мое нытье.

— Я не говорил, что сдамся, — прорычал Бримстоун. — Но при этом я не склонен отрицать очевидность нашего затруднительного положения. Так что я оставляю позерство и болтовню вам троим.

Он повернулся и зашагал глубже в пещеру.

Позже Тэган подумал, что в замечании дымного дракона, которое тот высказал на прощание, была доля истины. Он стремился к тому, чтобы возродить оптимизм, от чувства которого сам был далек.

Даже мимолетное отчаяние драконов потрясло его. Кара и Бримстоун были существами исключительной храбрости, гораздо более сильными, гораздо более осведомленными в оккультных вопросах, чем он. Если даже они не видели никакой надежды…

Нет. Хватит об этом. Стремясь нарушить мрачный ход его мыслей, он усмехнулся Рэруну.

— Остались ли ещё твои восхитительные кувшинки? После такого напряжения, думаю, я смогу проглотить кусочек-другой.

После нескольких месяцев борьбы соссримы и народ ледника были готовы заключить мир, но не чувствовали ни малейшего желания поддерживать дружеские отношения. Лагерь первых находился на горном хребте, защита которого далась им такой дорогой ценой, а последние расположились в низине, на некотором расстоянии от подножия.

Сожжённые дотла останки Зетриндора по-прежнему были там, где он пал, одинаково далеко от каждого лагеря. Победители сожгли его, чтобы его скелет и ядовитая плоть не отравили землю. Или, может быть, чтобы быть абсолютно уверенными, что он не восстанет ночью.

Павел нашел Дорна стоящим в одиночестве и смотрящим на костер. Несколько синих и желтых огоньков по-прежнему танцевали тут и там, а некоторые из почерневших костей дракона сохранили свою форму. В воздухе пахло дымом, но уже больше не гнилью.

— Ужин готов, — сказал Павел. — Стайвэл даже раздобыл вина, но только боги знают, как. Он и Натали хотели бы, чтобы ты выпил за их помолвку.

Дорн не ответил.

Павел попробовал новую тактику:

— Завтра мы должны выступить как можно раньше. Это будет трудно, но я думаю, мы ещё можем успеть в Тентию ко времени проведения конклава. Соссримы сделают все от них зависящее, чтобы помочь нам в пути, и мой народ тоже, когда мы ступим на земли Дамары.

И опять никакого ответа.

— Проклятье, да скажи что-нибудь! — взорвался Павел. — Сделай для меня хоть эту малость. Вот лежит убийца Кары, сожжённый почти дотла. Ты отомстил. Разве это ничего не меняет?

— Но разве мы действительно уничтожили его? — Спросил Дорн. — Или его дух просто скрывается в филактерии, ожидая возрождения?

Павел колебался.

— Ну… Наверное, последнее. Но учти: если он был одним из недавно созданных Саммастером драколичей, то со времени создания был занят осуществлением планов волшебника и нападением на Соссал. Он, вероятно, не удосужился запастись свободными телами рядом с амулетом, и это, вероятно, означает, что у него никогда не будет возможности занять другое. Представь себе, каково это — слепым, глухим и бестелесным быть заключенным в драгоценном камне навеки. Я подозреваю, это точно так же неприятно, как и естественная смерть или пребывание в одном из Адов.

На мгновение намек на улыбку появился на губах Дорна, но затем она сменилась гримасой.

— Приятно слышать. Впрочем, ответ на твой вопрос — «нет». Это действительно не имеет значения. Я думал, что что-то почувствую, если убью Зетриндора или помогу его убить. Что-то большое. Что-то, что изменит меня. Но этого не произошло.

— Я понимаю, как тебе больно. Но дай себе время.

— Ты всё ещё боишься, что я убегу? Или покончу с собой? Я же говорил тебе, что не сделаю этого. Я думаю об этом, но боюсь, что мёртвым я буду чувствовать себя так же, как и при жизни. Тогда мне действительно будет не на что надеяться, не так ли?

ГЛАВА 11

Фестиваль Луны, Год Неуправляемых Драконов

Спина и поясница сильно болели от долгих дней езды верхом, по большей части на животных, слишком высоких для полурослика. Проезжая по Тентии, Уилл сравнивал то, что он видит сейчас, с воспоминаниями с праздника Средины Лета.

Подобные праздники он любил — все пили, танцевали, смеялись, флиртовали друг с другом. Фестиваль Луны, устраиваемый, чтобы почтить мертвых и отметить приход зимы, был мрачным и торжественным обрядом. Таверны были закрыты. Рассказчики повторяли истории, в которые недопонимание вело к убийствам и суициду, про молодых воинов, погибших на поле битвы и оставивших своих любимых чахнуть от горя, про королевства, на которые обрушились орки и чума. Люди пели панихиды, организовывали процессии со свечами в руках, которые оканчивались на кладбищах. На гробницы и могилы возлагали еду, цветы и памятные подношения.

Но для Уилла самая большая разница состояла в том, что четыре месяца назад Рэрун, Кара, Тэган и да, даже Бримстоун были живы, и именно их отсутствие делало праздник таким унылым. Это, да еще чувство отчаяния, которое навалилось на оставшихся искателей.

Все же для него, Дорна, Павла и Дживекса было облегчением выйти за город, оставив траурные процессии позади. Как и раньше, они добрались до поля, охраняемого Стражами, где собирались драконы и их союзники. Охранники отдали им честь, когда они проходили мимо.

Местность озарял мягкий серебристый свет без видимого источника, призванный одним из волшебников. Свет отражался от чешуи множества драконов: Тамаранда, бывшего главным помощником короля Ларета, вызвавшего последнего на дуэль и убившего безумного короля, чтобы спасти свой народ; Нексуса, еще одного золотого дракона, считавшийся самым могущественным драконом-волшебником; леди Хаварлан, покрытой шрамами предводительницы братства серебряных драконов, известных, как Когти Правосудия; Ажака; Лунного Крыла; Ллимарка; Боевого Танцора; Вингдавалака и других, чьи запахи сливались в ночном воздухе в один, сложный сухой и довольно приятный.

Волшебники Тентии беспечно стояли под ногами огромных рептилий. Там был и Огненные Пальцы, добродушный дедушка, одетый в ярко-огненные одежды, и Рваный Плащ, как всегда, настолько плотно закутанный в мантию с плащ с капюшоном, что ни дюйма кожи не было видно, и круглый нервный Дарвин Кордион, одетый во все оттенки белого. Как обычно сверкая серебряной косой, стояла Сюриэнь Аумрата, высшая жрица Луны, со своими протеже Бэримель Дуннат и Яннатой Золотой Щит. Маленькие девочки, поражавшие фамильным сходством, владели тайной магией, а не божественной, но, тем не менее, служили храму.

Гарет Драконобор тоже прислал своих представителей на собрание. Келедон Кирни, полуэльф с лисьим лицом, служивший королю-паладину мастером-шпионом, поприветствовал Уилла улыбкой и подмигиванием. Огромный, покрытый шрамами Дригор Берск, наверное, самый нетипичный жрец мягкого и сострадательного Ильматера на всем Фаэруне, просто отрывисто кивнул путешественникам, что более соответствовало атмосфере собрания.