Завещание предков

Мир вокруг перестал бешено крутиться и остановился покрываясь плотным туманом. Где я? Почему один? Все погибли? Меня вдруг окружили призрачные фигуры. Монголы? Я сжал саблю крепче и крикнул:

— Ну, поганые, подходите!

Из тумана вышел человек, и я увидел знакомое лицо.

— Отец? — Ноги подогнулись, голова закружилась, а в груди заболело.

— Здравствуй, сын. — Он улыбнулся. — Я давно тебя не видел, Володя.

— Я умер?

Отец отрицательно покачал головой:

— Нет, ты не умер. Не пришел твой час. Вставай.

Попытался подняться, но не смог.

— Я не могу встать.

— Вставай, внук. — Рядом с отцом появились две фигуры. Один в выгоревшей гимнастёрке, второй в двухцветном камуфляже. Мои деды, которых я никогда не видел.

— Вставай, внук. — Они взяли меня за руки, и я почувствовал прилив сил.

— Посмотри, сын. — Отец показал на окруживших нас людей. Их было много, и все в разной одежде. Вон, мундир времён Николая Первого, вон Петровские треуголки. А в кольчугах множество.

— Знай, сын, это твои предки. Они помогут тебе.

— В чем, папа? Что я должен сделать?

— Помнишь, что ты обещал? Посмотри.

Из огромной толпы вышел Владимир Дмитриевич Велесов.

— Здравствуй, далёкий правнук! Ты мне обещал, помнишь?

— Помню, сберечь Бориса.

Велесов улыбнулся:

— Тогда иди.

Отец обнял меня, а деды пожали мне руки.

— Сбереги Бориса и вернись. Тебя ждут.

— Я сберегу его. А куда вернуться? Кто меня ждёт?

Как в тумане прозвучали слова:

— Очнись и иди.

Я крикнул:

— Кто меня ждёт?

Но кто-то сзади затряс меня:

— Очнись, Володимир Иванович! Очнись!

Я оглянулся.

— Перестань, Борис. Что случилось?

Велесов отступил в сторону и показал:

— Ефпатий умирает.

Опять густо посыпались стрелы. Ратники, ругаясь, прижались к стене. Я сделал шаг к телу Ефпатия, закрыв его и себя своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и Горин.

— Казус какой. — Ефпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся. — Ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.

— Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесём, там и поможем. Жить долго будешь.

— Нет, Владимир Иванович, это конец. Знаю я, чую. — Коловрат закрыл глаза и, прерываясь, проговорил: — Слова… Кулибина… вспомни — «историю… не обмануть, что уже… вписано в… её книгу, рано… или… поздно всё… равно произойдёт».

— А славно… мы бились. — И выдохнув, замер.

Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.

— Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.

Вот и не стало Николая Ефпатина. Не былинного, а настоящего богатыря — Ефпатия Коловрата.

Под частый перестук падающих стрел, Демьян прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.

— Отнесите его к обозу.

Крик от стены:

— Боярин!

Четверо новиков понесли тело Ефпатина в тыл, а мы кинулись к стене. Монголы, перестав кидать стрелы, опять начинали атаку. Рядом встал Горин.

— Стемнеет скоро. Спешат нехристи дотемна с нами управиться.

Да, Демьян прав. Скоро стемнеет. До чего же длинный выдался день.

— Энто они за стрелков своих обозлились.

Скосил глаз на Горина:

— Кого?

— Ну, дык, как одного ты в глаз приголубил, а камень стену вашу порушил, поганые брёвна свои огненные сажен на двадцать оттащили и опять бабахнули. — Демьян, внимательно наблюдая за перемещениями степняков, готовился к схватке. — Я стрельнул того что у бревна стоял. Они ещё дальше отошли, и там я поганого достал. А потом они отошли вовсе далеко, что их огненные пороки и камня до нас добросить не смогли.

Значит у Батыя много пушкарей. И пока я был в отключке, Горин уменьшил их количество ещё на два.

— Поганые бабахнули ещё пару раз и перестали. Видать их громкие пороки не кидают камни так далеко.

Не пороки, а пушки — мысленно поправил я Демьяна. Только какая теперь разница? В легенде останутся только пороки. Не знает ещё Русь про пушки.

— Кгарррг! — Над холмом кружил черный ворон.

А тёмная лава приближалась. Защёлкали луки, посылая стрелы навстречу. Свои пока берегли, стреляли монгольскими. Попасть в такую массу легко, даже не целясь, только стреляй. Но что могут сделать всего сотня луков, когда атакует тысяча?

Черный вал разъяренных степняков захлестнул стены. Монголы лезли через них, и рушились вниз, получая удары тяжелыми мечами, огибали стены и сталкивались щит в щит со стоящими меж стен ратниками. Передние напарывались на рогатины, но их выдавливали напирающие сзади и враг всё-таки прорвался внутрь укрепления.

Вот и всё. Не выполнить мне обещание, не сберечь Бориса, предка своего. Он стоял недалеко, сжимая рогатину и глядя на врага из-за щита.

Шаг вперёд и рогатина застряла в теле степняка. Саблю из ножен и сразу рубящий удар. Щитом бью об щит монгола, его сабля проскальзывает мимо, тут же срубаю её вместе с кистью. Удар прямо, обратным ходом укол в другую сторону, широкий взмах и резко клинок вниз, подрубая слишком далеко выставленную ногу. В тесноте широкие взмахи редки, в основном короткий удар. Сабля чертит рисунок смерти. Враг наседает, и каждый раз клинок находит плоть, но и в ответ получаю сильно. Спасает хорошая бронь, только и надежда на неё.

Где Борис?

Кажется вокруг только монголы, но по мелькающим клинкам видно, что это не так.

Перед лицом блеснула сталью сабля. Шаг назад, принимаю удар на щит, держи в ответ, монгол закрывается своим, отражая мой клинок. Одновременно бью краем щита в его щит, поганый от удара открывается и тут же чиркаю его лезвием по глазам. Разворот и удар по затылку склонившегося над упавшим боярином врага, ещё взмах, и ещё раз с силой по загривку. Ратник оттолкнул упавшее на него тело, вскочил, коротко кивнул и схватился с другим поганым. А мне достались сразу двое. Шаг назад, отбил удар щитом, ударил сам, и в сторону, щит вперёд и из-под него укол вбок врага, шаг влево, и под ноги валится убитый степняк, острием вправо, снова взмах, отступление еще на два шага, удар из-за головы.

В трех метрах рубится Горин. От его тяжелого меча разваливаются монгольские щиты.

Где Борис?

— Уч! — Монгол, щерясь, прыгает на меня. Приседаю, удар саблей понизу, степняк резко опускает свой щит вниз и взмахивает клинком. Шаг в сторону, щит от себя, а кончик сабли делает ещё одну улыбку поганому, чуть ниже подбородка. Оглядываюсь, но Велесова нигде нет, но вижу Илью — он отмахивается сразу от трёх степняков. Кидаюсь к нему, на ходу ударом торца щита сшибая поганого. Второго саблей по ноге, и вместе с Лисиным, одновременно накалываем третьего.

Сзади сильно бьют по шлему. Разворот и клинок срубает степняку руку вместе с частью груди.

Силы бурлят в мышцах. Тяжелый щит как пушинка. На миг оказываюсь один.

Всё пространство между бревенчатыми стенами превратилось в гигантскую мясорубку. Острая сталь кромсает плоть, заливая кровью землю. Снег перемешался в густой кисель бурого цвета.

Взмах, удар, по щиту скрежещет сталь, совсем соскребли рисунок на нем. Новый взмах, удар в ногу поганому. Тесно тут. Отмахнуться от направленной в лицо сабли, с разворота рубанул по спине врага, кольнуть в бок…

И тут вижу Велесова. Он, пятясь, отбивает удары высокого степняка. Падает, запнувшись об убитого и поганый победно орёт, поднимая клинок для последнего удара. Не успеть, далеко. С силой кидаю свой щит. Он сбивает монгола с ног и Борис тут же накалывает врага на саблю. Рядом возникает Илья Лисин, хватает мой щит. И встав, спина к спине с Велесовым, начинают отбиваться от монгол.

Выхватываю из бурой каши чей-то клинок. Передо мной тут же вырастают трое поганых. Щерятся. Думают, щита нет, так я легкая добыча? Счас! Качнул плечами и скрестил впереди клинки. Степняки расходятся, охватывая с боков. Раскручиваю сталь веером и прыгаю вправо. Щит монгола разлетается щепой, следом летит отрубленная кисть, а степняк отлетает с улыбкой от уха до уха. Шаг ко второму и вслед за разлетевшимся щитом, срубаю сразу обе кисти. Эти сабли легки, не то, что тренировочные, но рубят как тяжелые мечи.