Завещание предков

Со стороны умчавшихся сотен степняков раздался клич и сразу различимый на общем фоне звук от копейного удара.

Черт, говорил же заманивать дальше и избегать прямого столкновения. Так и поджечь ничего не успеем. Обернулся и заорал:

— Зажигательные стрелы давай.

К берегу метнулись парни с пучками тяжелых стрел с берестяными ёмкостями на древках, наполненные нефтью. Рядом воткнули горящий факел, чтоб поджигать их перед выстрелом. Русло стали перечеркивать огненные шары, за которыми тянулись черные дымные шлейфы. Горящие стрелы ударялись об накрытые шкурами грузы на волокушах и вспыхивали, разливая пламя в разные стороны. Мельком глянул по сторонам — горел почти весь обоз. В хвосте обоза, за поворотом, творилась непонятная суета.

Со стороны ушедших сотен, в сторону обоза, явно накатывал гул и звон от сражения. Что там творится? Что пошло не так?

Ещё раз оглядел горящий обоз. Мля, горят-то только шкуры, а под них огонь не попадает, видно, как нефть стекает на покрытый снегом лед, а сам груз не горит. Этак мы не сожжём ничего. Выхватываю саблю и ору:

— Вперёд, к обозу. Шкуры срывайте. Быстрей!

Полусотня ратников, выскочив из впадины, разошлась в стороны, выискивая выживших, и прикрыла новиков, которые кинулись к обозу, который сгрудился у противоположного высокого берега. Перескакивая через сугробы, бегу к обозу. Пробегая ударил саблей поднимающегося степняка со стрелой в плече.

У волокуш, наконечниками рогатин стали резать шкуры и растаскивать с грузов, заворачивая их так, чтоб огонь перекинулся на сам груз. Я подскочил к большой волокуше, сунул саблю в ножны и подхватил валяющееся копье. Поднатужился и поддел горящую шкуру. Под ними обнаружил ровные и чем-то пропитанные бревна, аккуратно увязанные в ровные стопы.

Есть! Осадные орудия! Что ещё тут может быть в таком виде? А вот где все соединения для них? Впереди волокуши? Обогнул её по кругу, перескакивая через тела, густо утыканные стрелами. Перемахнув веревки и длинную оглоблю, столкнулся со степняком, рубящимся с новиком. Ударил поганого в бок копьём. Крикнул парню:

— Помоги.

Мы оттащили горящие шкуры и на волокуше открылись дубовые крестовины, туго стянутые кожаными ремнями. Отлично! Теперь надо чтоб всё сгорело. Но от горевших шкур дерево не разгоралось. Начало гореть, но вяло. Если степняки вернутся, то вполне могут потушить.

Я толкнул стоящего парня и показал на берег.

— Беги туда, пусть всю нефть, что осталась, сюда тащат.

Польём ею каждую волокушу и подстегнём огонь.

Гул и лязг сечи впереди за поворотом стал ещё громче. Я вскакиваю на волокушу и, щурясь от едкого дыма, всматриваюсь за поворот реки. Оттуда начинают вытекать черные сотни степняков. Млять, охрана возвращается. Нефтью облить уже не успеем, надо отходить. Оглядываюсь и кричу:

— Отхо…

Крик срывается от картины того, что я вижу в хвосте обоза. Табуны неслись на нас, начиная обтекать обоз по пологому берегу и отсекая нам отход. Но не это главное — там тоже шло сражение. Я увидел копейный лес и блеск зерцал. Зажали. Отходить к оставленным в лесу лошадям уже поздно. По пологому склону уже неслись табуны, перескакивая через кочки и вламываясь в кустарник. Оглянулся на близкий берег — тут слишком высокий яр, по которому не забраться. Волокуши хоть и перегородили русло, но больше сгрудились рядом с высоким обрывом. По оставшемуся между обозом и пологим берегом, шансов пройти уже нет. Значит, будем отбиваться тут, меж горящих волокуш.

— В щиты! Все в щиты!

Подбежал Демьян.

— Что делать?

— Расставляй своих промеж обоза. Стрелков в центр, пусть стрелами поганых встречают.

Полусотня, что прикрывала нас с разных концов обоза, вернулась и, оставив у берега своих коней, выстроилась впереди, решив принять первый удар степной конницы. Я перекинув щит в руку, пробежал вперед и встал в строй.

Темная волна степных сотен, крича и нахлестывая коней, перекрыв всё русло, неслась на обоз. Навстречу ей, с другой стороны, выдавливая табуны, накатывалась другая.

Я крепче сжал ратовище и прикрылся щитом. Степные сотни уже были рядом.

Передо мной остекленевшие, василькового цвета, глаза погибшего новика. Как же он молод. Теперь он навсегда остался молодым. Я не мог оторвать взгляда от его открытых глаз. Сердце стучало набатом, разгоняя остатки адреналина по телу. Вокруг ходили ратники, крича о победе, которая меня совсем не радовала. Какая победа если вон, лежат мертвыми почти два десятка мальчишек? И никто на это не обращает внимания! Жестокое время, черствые люди? Нет, тут взрослеют рано. Взял в руки оружие — ты воин. Ну, почему в бою гибнут молодые? Почему? Я виноват. Я привел их за собой. Я за них в ответе, и нет мне прощения. Господи! Смерть. Смерть вокруг меня. Она рядом ходит, но ноль внимания в мою сторону. Только забирает вместе с каждой жизнью моих братьев по оружию часть моей души, и на том месте остаётся только пустота. Зловещая пустота.

Когда налетела степная конница, я вдруг заметил, что мало кто из поганых атакует. Степняки орали и неслись как безумные. Они как бы не замечали перед собой ощетинившийся рогатинами строй русских ратников. Плотная масса конницы просто текла, разделившись надвое, из-за стоящих как попало огромных и горящих волокуш. Та часть, что летела на нас, начала запинаться об закувыркавшихся коней и слетающих всадников, сбитых меткими стрелами новиков, стоящих сразу за нами. Но они не могли остановить наплывающую массу. Я направил остриё рогатины в грудь приземистого степного коня. Удар, треск, из руки ратовище сразу вырывает и через меня летит жалобно ржущий конь, а седок падает под ноги новиков, где его тут же убивают. Удар! Мне остается только сидеть, прикрывшись щитом, и ждать, когда спадет плотный и быстрый вражеский поток. Наконец, почувствовав, что пора, рванул саблю и, вскочив, сразу снизу вверх рубанул по ноге кочевника. Крутанулся, и загнал клинок под ребра поганому с другой стороны. Обратным ходом по лошадиной морде впереди, и наконечник монгольского копья пролетает мимо. Что-то сильно бьет по шлему. Разворот и отбиваю следующий удар поганого, и скользящий удар по ногам. В спину сильно бьют. Падаю, спотыкаясь об чьё-то тело. Сразу прикрываюсь щитом. Сверху, обдаёт потоком горячей крови, а рядом подает убитый степняк. Откидываю его в сторону и пытаюсь встать. Удается не сразу, мешает толкотня коней без седоков. Наконец, из-под щита вижу просвет и сразу вскакиваю, тут же получаю удар в плечо. Наконечник монгольского копья, проскальзывает наплечник и я, подавшись вперед, отрубаю руку, держащую древко. Меня оттирает к самой волокуше, и я, взобравшись, на неё, стал рубить и отбивать удары. Что-то мельтешит со стороны головы обоза, но отвлечься и посмотреть что там некогда, поганых стало наседать гуще. Со всех сторон мелькает сталь, удар за ударом. Бью один раз получаю четыре, но спасает бронь. Впереди, оттеснённые, конным валом сражаются ратники из полусотни Садова, что первыми, вместе со мной встретили конницу. Я рад видеть их всех живыми. От меня степняки вдруг отхлынули, и я оглядываюсь. С головы обоза, сверкая зерцалами и клинками накатывает русская конница, добивая отставших монгол.

Мать ети! Зачем они их сюда погнали? Ведь говорил же, что отвлекать надо, как можно дальше заманить, что бы у нас было время уничтожить обоз. И почему вдруг погнали. Тысячу, тремя сотнями? Оттуда доносится клич, смешиваясь с ором сражающихся людей, ржанием лошадей и звоном железа.

— Китеж!

— Разань!

Рязань? Я вскакиваю на самую верхушку волокуши и вглядываюсь в вытекающие из-за поворота сотни русской кованной рати. Их гораздо больше чем три. Оттуда летит, сметая все на своём пути пять сотен, нет тысяча ратников. Откуда? Княжеская дружина?

— Рязань! — Это раздаётся уже с другой стороны. Вытягиваю шею, пытаясь разглядеть, что творится с другой стороны. С хвоста обоза, почти выдавив табуны к пологому берегу, добивая остатки обозного охранения, что шли сразу за табунами, блестя кольчугами, текут и текут русские войска. Монголы, зажатые со всех сторон, сражаются с яростью обреченных, понимая, что им пощады не будет. Там где стояли новики, и прикрывали нас своими луками, идёт яростная схватка. Я, и ещё десяток ратников из полусотни Садова, кидаемся туда на помощь. Мы врубаемся в плотную толпу. Рогатинами сшибаем всадников. Спешенных степняков оттирают к яру и окружают. Им некуда деваться. Яростно крича, монголы кидаются на окруживших их русских и умирают, пронзенными сразу несколькими рогатинами. Я отхожу в сторону, тут справятся без меня, и сразу зацепляюсь взглядом за убитого новика, совсем ещё ребёнка. Вот ещё один, и ещё…