Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 99

Я уж подошел к мужику, когда он наклонился и, подняв небольшой кувшин, стал жадно пить.

— Ух, хорошо.

Он поставил кувшин. Утёр рукавом русую бороду и посмотрел на вспаханное поле.

— Здравствуйте. — Поздоровался я.

Он продолжал, щурясь, смотреть на пашню.

— Э-э-э… мужик ты меня слышишь?

Он что-то пробормотал, перекрестился, развернулся и пошел к детям у берёзы. Не понял?

— Эй! Вы меня слышите? — Я его догнал и схватил за плечо.

Вернее хотел схватить.

Моя рука пролетела сквозь мужика и я, как говорят на второй, неофициальной части русского языка — п…ся.

— Ёк… Ай…

Все мысли вылетели из головы и, тут же, вернулись миллионным роем. В голове загудело. Больно, как шершни, стали жалить страшные мысли.

Что это было?!

Своими глазами видел, КАК МОЯ РУКА ПРОШЛА СКВОЗЬ ТЕЛО ЭТОГО МУЖИКА!

Что это значит? Что? Что? Что?

Я умер?

Когда? Когда с дуба рухн… тьфу, об дуб треснулся? Ерунда, от удара и звездюлей, тьфу, звёзд не было. Поднял руку и потрогал место, где на голове была огромная шишка.

Шишки НЕ БЫЛО! Как будто и не трескался об ствол! И не болит ничего.

Кто я теперь, дух или привидение?

Кто мне может сказать?

Я вскочил и помчался к берёзе, где мужик уже полулежал рядом с детьми и что-то с улыбкой слушал. Мне не до улыбок было. Подбежав и, размахивая руками, заорал:

— А-а-а, мужик, а мужик, скажи?

Махнул рукой, которая, как прошлый раз, прошла через тело, и я с силой приземлился на пятую точку.

— Мля!

Копчик отбил. Истерика и паника в одном флаконе немного отхлынули, и я откинулся на спину, закрыл глаза и стал думать.

Надо спокойно подумать. И подумать, как говорится в известной передаче.

Что? Где? Когда? Очень, оказываются важные вопросы.

Итак — что произошло?

Собственно, чёрт его знает. Вернулся из леса, где грибы собирал. Белые, не мухоморы, а глючит как будто собрал все мухоморы в лесу, и тут же все сожрал.

Кошмар!

Так, следующее — где?

Попал туда, не знаю куда. Местность вроде знакомая, но различия есть. Лес почти такой же, но его чересчур много. И там где должен посёлок стоять, тоже лес. А на поле, у леса, где начало пашни, старая ферма была. А сейчас нет.

Вот, насчёт когда?

Самое интересное — когда этот кошмар кончится?

Я раскинул руки и левой рукой ударился об камень. Подскочил. Больно! Рассматривая свою руку, вспомнил про часы. Времени, кажется, прошло — вечность. Часы показывали девятнадцать тридцать семь. Надо же, а думал действительно вечность прошла. По лесу, от дуба два часа, спокойным ходом. Немного, минут пять, стоял у поля. И полчаса кошмара!

А ведь рука-то болит. Значит я не привидение!

На всякий случай щипаю себя за мочку уха — больно. Как не странно, боль в радость. Что ещё?

Рука сама собой лезет в карман в карман, сигареты и зажигалка на месте, пачка смята. Открываю, девять штук.

Ух, значит, всё не так уж плохо на этот момент. Прикурил и затянулся.

Ха! Курящее привидение, однако.

— Ну, проголодались, пахари? Волош, а где Первуша?

Это кто Волош? Это мужика, Волошем зовут?

Я повернулся. К берёзе подходила удивительной красоты женщина. Она с трудом несла по большому кувшину в каждой руке, а за ней Третей тащил корзину. Когда она подошла ближе, увидел, что она беременна. Да, силён мужик! Четверых пацанов заделал, и ещё будет. Уважаю. Ну, точно старообрядцы. Столько детей иметь в наше время, это подвиг.

— Ох, страсть как голодны, Агаша, счастье моё.

Волош поднялся, перехватил кувшины из рук и поставил на траву.

— Старшего я до запруды послал, верши проверить. Коль припоздает, то вечерять один будет. Треша, ставь корзину здесь.

Имена-то у них какие! Давно не слышал, чтоб так людей называли. Агаша, это кажется полностью Агафья?

Агафья, в просторном белом платье, похожем на большой сарафан, перетянутым сразу под грудью, устало опустилась на траву. Смахнула платок, повязанный узлом назад и, оглядев сидящих, спросила:

— А чем здесь пахнет, как будто горит что?

Все завертели головами и стали принюхиваться, а малыш состроил рожицу и выдал:

— Тья-тья ух.

Я посмотрел на дымящуюся сигарету. Неужели чует дым? Легкий ветерок дул чуть в сторону от них и запах от дыма от сигареты могли учуять все.

Волош, было вскочивший, сел обратно.

— Нет, кажется тебе Агаша. Дыма нигде не видать. Давайте снедать уж, а то мне ещё допахивать надо.

Агафья стала выкладывать из корзины завёрнутую в полотенца еду и тут же разворачивая.

Ого! Пироги разные, яйца, горшочки с чем-то, и ещё много чего на вид аппетитного. Быстро уставив всё на расстеленном полотенце, Агафья сняла с кувшинов тряпицу, и достала из корзины кружки.

Берестяные! Вот это да! Странная экономия у них. А чай они из чего пьют?

Волош смотрел на жену и улыбался.

— Ох, сколько всего наготовила, красава моя.

— Полноте, ну с Богом!

Все стали читать молитву и я с удивлением услышал, как через общее бормотание, пробивается отчетливый лепет малыша. Закончив молится, Волош взял кусок пирога и принялся есть. Остальные тоже взяли по куску. Агафья разлила из одного кувшина молоко по кружкам и расставила каждому из детей. Потом одну из кружек подала малышу и он, проливая на себя, стал пить. Агафья улыбнулась.

— Не торопись, горе моё.

Волош прожевав кусок пирога тоже улыбнулся.

— Ты бы слышала как он «Отче наш» читал. Всё правильно говорил, почти не ошибался. Умница, Глебушка наш. — И протянув руку, взъерошил русые волосы маленького Глеба.

Вся семья принялась так аппетитно есть, что у меня слюни ручьём потекли.

Блин! А ведь я голоден. Со всеми этими приключениями как-то не заметил, что голодный давно. А ведь позавтракал только, и весь день кофе пил. Сразу захотелось есть и много водки, чтоб напиться и забыться.

А от разложенной на траве всячины пахло обалденно. В животе заурчало и я, затушив окурок, поднялся. Интересно, если я приведение, то почему чувствую боль и есть хочу?

И чем, интересно, привидения вообще питаются?

Привстал и посмотрел на пироги.

Агафья посмотрев на то место где сидел я, нахмурилась. Волош, перестав жевать, спросил:

— Что, Агаш?

— Да вот опять почудилось, что дымом пахнет.

— Почудилось, не горит ничего. Пироги есть ещё? Первуше оставить надо.

— Да ешьте всё, в дому ещё есть. Я много напекла.

И опять посмотрела в мою сторону. Нет, она определённо чувствует что-то. Я поднялся и двинулся по кругу, обходя семейство. Интересно, если моя рука проходит через тела, то как я хожу? Я остановился и потопал по земле. Хм, и удары чую, и вроде трава приминается. Так, а если приминается, то я имею вес. Черт! Если они меня не видят, то могут видеть следы. Правда трава тут же поднимается. Надо ходить осторожно. Не хотелось пугать детей и беременную женщину.

Опять посмотрел на пироги. Так, людей мне не коснуться, но по лесу я шел, и ветки деревьев мешающие мне пройти, легко убирались сторону рукой. Значит, предметы можно взять. А что взять? По близости только кувшины и оставшиеся два куска пирога. Я посмотрел на семейство. Они спокойно ели, вниз на еду никто не смотрел. Я протянул руку и коснулся пирога. Ура! Сдвинулся. Так что это значит? А значит, что я могу здесь что-то взять. Чушь какая-то. Предметы рукой сдвигаются, а людей рука не чувствует. Как это понимать? Может, это не я тут привидение, а они всей семьёй? Чёрт, без водки не разберёшь.

А может это всё сон? Только длинный какой-то. А мне не снились сны очень давно. Ах, да. Прошедшей ночью кошмар был. Может, этот продолжение того? Я что, в коме, с нескончаемым кошмаром?

— Твою мать!

Тут я заметил, что маленький Глеб смотрит на меня. Я улыбнулся ему и показал язык. Он засмеялся.

Оп-па, ребенок-то меня видит! И слышит, я ведь ругнулся в голос.

Волош посмотрел на Глеба и снова взъерошил ему волосы.