Завещание предков

Леший пожал плечами.

— Любопытный ты тип, Владимир Иванов сын. Как говорят люди, Бог располагает. Но жить ты будешь долго.

Ух, и на том спасибо.

— Память тебе поможет. — Леший показал на древо. — Помни отцов своих.

Память? Что он имеет виду?

— Это ты о чем, Дубовой?

Но леший промолчал.

— Кгарррг!

Кочур глянул на ворона, кивнул.

— Вестник будет прилетать, слушай его.

Я то же глянул на ворона. Как его слушать?

— А разговаривать по-человечески он может?

Тишина. Огляделся, никого. Ну, Гудини, блин. И ворон слинял. По-английски, без до свидания. Ладно, я не гордый.

Что делать дальше, ясно, как этот грозовой вечер. Куда-то идти уже поздно. Время? Не понял. Я думал, попаду в то же время, то есть конец апреля. А часы показывают двадцать два часа, десятого июня, и как в прошлый раз год обозначен последними двумя цифрами — тридцать седьмой. Или леший с древом шутки шутит, или часы глючат. Странно, что они сами как-то переводятся. Надо будет у аборигенов уточнить, на счет даты. Очень интересный момент. Кстати, часы надо повернуть экраном внутрь, а то бахнут по щиту, и амба часам. Первую ночь в прошлом проведу тут, у дуба. Разделся, чего на себе тяжести таскать? Аккуратно сложил амуницию у ствола, и пошел собирать дрова. Пожалуй, у древа не стоит костер жечь. Расчистил место у пригорка. Дуб зашуршал листвой в благодарность, или мне показалось? Пока костёр разгорается, достал котелки, и воду в полторашке. Маловато воды взял, всего три литра, а что поделать, если и без неё весу уйма. Поставил воду греться. Уй, гремит! В темпе достал кусок брезента и стал сооружать навес от дождя. Потом перетащил вещи под навес. Вода в котелках закипела, просил пол брикета горохового концентрата. Пусть варится. Пока доходит ужин, достал стреляющую ручку. Я её немного модернизировал, а испытать не успел. Застегнул браслет на правой руке, оттянул маленький затвор и вставил патрон. Шнур, от переделанного спуска протянул к кисти, и надел кольцо на средний палец. Направляю руку на камень в двух метрах и, загибая кисть вниз, тяну за шнур. Щёлк! Ой! Рикошет, пуля ушла вбок. Хоть и свинцовая, но неприятно, совсем рядом прошла. Надо утром взять с собой, на поиски транспорта, то бишь лошадей. Пойду налегке. Одену только куртку. Куртка была простого покроя, похожа на куртки комиссаров гражданской войны, только короткая, без карманов, похожая больше на длинный пиджак. Наконец поспела гороховая каша, а на второе чай. Потом под грохот грозы и ливня уснул.

Утром проснулся с удивлением. Снов не было, или комар мучает меня только дома?

Позавтракал остатками гороховой каши, и согрел воду для кофе. Кофе надо экономить, мало взял, мягкая упаковка «нескафе», грамм на сто пятьдесят, как и чай, сто пакетиков сложил в пакет с застёжкой. Оделся в куртку, опоясался ремнём, пристегнул саблю. Нацепил и зарядил браслет. Надо бы на голову что-нибудь, да кроме ермолки под шлем нет ничего. Щит брать не буду, ну его. Достал маленькую фляжку с коньяком, сунул в карман галифе. В запасе остались ещё две с водкой. Собрал остальное и сложил, укрыв брезентом, на случай дождя. И отправился штурмовать ёлочные засеки.

Выскочил из очередных ёлочных объятий и замер. В четырёх метрах, на задних лапах стоял медведь. Он меня давно учуял, а я беспечно пёр как танк. Совсем забыл, что здесь зверья уйма, не то, что дома. Сабля не поможет, мелкашка тем более. Тут нужен большой калибр, а лучше базуку. Жаль отец охотником не был, а то обрез взял бы.

Вот влип!

Бежать бесполезно. Даже если сразу увернусь, догонит. На ёлку не влезть. Что делать? Саблю достать, и как на танк, с криком «Банзай!»?

Потапыч опустился на передние лапы, втянул носом воздух, потом повернулся и скрылся в лесу. Фух! Я вытер вспотевший лоб. Пронесло, или леший помог? Дрожащей рукой достал флягу. Сделал большой глоток. Впредь, надо внимательней быть. Взвёл курок и двинулся дальше, и саблю вытащил.

Стоп. Перевязал браслет с ручкой на левую руку, сняв часы. Вот теперь нормально. Впереди поляна. Раздвинул ветки ели, перешагнул большую еловую лапу, почти лежащую на земле.

Фрррр!

Из-под лапы в разные стороны, сиганули два зайца. С испугу бабахнул между ними и саблей махнул, срубив ветку. Чёрт, зайцы ещё тут. Жаль не готов был, может, подстрелил бы, на ужин себе.

А ужин уж шелестел где то далеко. Матеря местную фауну, перезарядил ручку и двинулся дальше. Чёрт, мне что каждую ветку проверять? Через метров сто пятьдесят выскочил ещё один заяц, и как торпеда ушел в лес. Стрелять не стал, не готов был, и не уверен, что попал бы. Стал по возможности обходить густые скопления елей и присматриваться к нижним веткам.

Что-то я беспечен сегодня. Высматривая зайцев, вышел на полянку, и сразу заскочил обратно за ёлку. На поляне шел бой. Осторожно выглянул. Три степнякаа в синих халатах и гутулах, двое на конях, один пеший, зажали человека в кольчуге. Значит он свой! Сам витязь уже был ранен, но удары пешего и копьё одного из всадников отбивал. Третий степняк смеялся и что-то говорил. Недалеко лежали два трупа в синих халатах, и билась раненая лошадь. Стал эту компанию обходить. Подкрался почти вплотную. Выскочил из-за ёлки и ткнул саблей в бок крайнему всаднику, вскинул левую руку и выстрелил в другого. Потом обежал коней. Последний степняк уже корчился на земле, а витязь уронил щит и опираясь на саблю, сделал шаг ко мне.

— Добре тебе боярин. Не сладил бы. Кмети поганые, добро что не бронные.

И приложив руку к груди, представился:

— Боярин Горин, Илья Демьянович.

Кажется знакомое имя, где я его слышал? Я всмотрелся в лицо, и лицо знакомо. Да это же из первого сна! Мы с ним вместе с монголами сражались. Горин внимательно смотрел на меня, и я поспешил представиться.

— Велесов Владимир Иванович.

Он вскинул брови, рассматривая меня, затем кивнул.

— Добре.

Горин опустился на одно колено и тяжело сел на землю. — Досталось мне сильно, Володимир Иванович.

На правом боку кольчуга была разорвана, поддоспешник намок от крови. Вот чёрт, аптечка-то в суме осталась, у дуба.

— Илья Демьянович, отсюда надо уйти. Этих всего пять было, а могут быть ещё. А рану надо промыть и перевязать. Тут недалеко у меня вещи сложены, там есть чем рану обработать.

Горин удивлённо посмотрел, и я добавил:

— Лошади мои пали, покладь свою оставил недалеко. Только воды, промыть рану нет.

Он сунул руку к боку и посмотрел на кровь.

— Потерплю. Надо добро, что на меч взято, собрать. Тут рядом речка есть, там на дневку встанем. А ты что, ведаешь по хвори?

Я кивнул.

— Добре. — Горин медленно встал и подошел к одному из убитых коней.

— Эх, полёг мой комонь. Был ты мне другом верным.

Потом обернулся, и показал на убитых мной.

— Володимир Иванович, с них добыча твоя, и кони.

На поляне спокойно щипали траву четыре коня. Пока я их ловил, Горин успел снять с мертвых коней упряжи, и раздеть трупы степняков. Потом мы вместе, я за ноги, Горин за руки, оттащили их за ёлки. Увязали и навьючили на заводных коней добычу.

— Володимир Иванович, далеко ли покладь оставил?

— Не очень, но с конями туда не пройдёшь.

— Тогда едем к речке.

Горин, морщась, поднялся в седло и мы довольно быстро поскакали по тропе. Удивительно, но я чувствовал себя на коне вполне нормально, как будто заправский жокей. Горин резко свернул в лес, и мы стали петлять среди деревьев. Через пятнадцать минут мы выехали на небольшую поляну, рядом я увидел большой бочаг. Горин спрыгнул с коня.

— Тут остановимся.

Я отвязал заводного коня.

— Постараюсь быстро обернуться.

Горин кивнул и начал стаскивать сухие ветки.

Где находится эта речка, я примерно знал. В наше время она тоже была, правда не такая большая. Если пройти немного по руслу, и обойти болото, выйду как раз к дубу. Через десять минут остановился. Там где должно быть болото, был огромный бочаг. Ну конечно, за столько лет бочаг превратился в топь, поэтому надо взять чуть правей, и вот она, стена из ёлок. Привязал коня и полез сквозь колючие лапы.