Страница 2 из 74
Но дар Византии заключался не только в военной силе. Пока цивилизация лишь смутно мерцала в удаленных ирландских монастырях на Западе, она пылала в Константинополе — иногда ярче, иногда тусклее, но никогда не угасая окончательно. Величайший император Византии, Юстиниан, дал нам римское право — основу большинства европейских правовых систем даже в наши дни; его мастера подарили нам прекрасные мозаики Равенны и высшее достижение — собор Святой Софии; его ученые открыли нам блестящих греческих и римских классиков, которые были почти утеряны на Западе в Темные века.
Если мы стольким обязаны Византии, это вызывает вопрос, почему империю так долго не принимали во внимание. Римская Империя раскололась — сначала культурно, а потом и религиозно — на Восток и Запад, и две эти половины со временем разошлись в стороны, отдалившись друг от друга. Христианство было той слабой связью, что еще соединяла их, но в 1054 году, когда церковь раскололась на православную и католическую, уже мало что объединяло их, зато многое отталкивало друг от друга. Крестовые походы вбили между ними последний клин, породив продолжительные обиды на Востоке и насмешки на Западе. Когда то, что осталось от Византии, стало жертвой исламского вторжения, Европа умыла руки и отвернулась, уверенная в своем возрастающем могуществе и счастливом будущем. Эта взаимная неприязнь предала Византию незаслуженному забвению — и те, кто некогда находил прибежище за ее стенами, забыли о ней на столетия.
В большинстве учебных программ не упоминается о цивилизации, которая породила вдохновенных Кирилла и Мефодия, блестящего Иоанна I Цимисхия и победоносного Никифора II Фоку. Для большинства занавес Римской империи опустился с последним западным императором, а истории о греческом героизме заканчиваются со спартанским царем Леонидом. Но не менее героичен был Константин Драгаш, стоявший на крепостной стене в 1453 году, или Велизарий перед стенами Рима. Все мы в несомненном и глубоком долгу благодарности перед ними.
Эта книга — моя скромная попытка исправить положение и дать возможность говорить людям, которые слишком долго оставались безгласными. Она направлена на то, чтобы возбудить аппетит, показать читателю огромный размах византийской истории и облечь в плоть их представления о Западе и Востоке. К сожалению, она не может претендовать на полное или исчерпывающее раскрытие темы. Довольно сложно вместить в один том более тысячи лет истории, и многим приходится жертвовать ради краткости. В оправдание того, что осталось на полу монтажной, я могу только сказать, что часть этих византийских богатств еще только предстоит открыть.
В книге я чаще использовал латинское, а не греческое написание слов — Константин вместо Констандинос (Konstandinos) — из того соображения, что оно более знакомо и привычно широкому читателю. Я также использовал личностно-ориентированный подход для изложения этой истории, поскольку император занимал центральное место в жизни Византии; немногие общества были настолько же автократичными, как Восточная Римская империя. Императорская особа стояла на полпути к божеству, он был богоданным монархом, каждое решение которого глубоко затрагивало даже самого ничтожного из граждан.
Хотелось бы надеяться, что эта книга пробудит интерес к предмету, который так долго был исключен из западного канона. Мы разделяем с Византийской империей общую историю и можем извлечь из нее важные уроки, дошедшие до нас сквозь века. Византия в не меньшей степени, чем Запад, создала мир, в котором мы живем, и если вам нужны еще доводы, чтобы заняться ею, обещаю вам: этот рассказ будет захватывающим.
ПРОЛОГ. РИМСКИЕ КОРНИ
Предполагается, что история не зависит от действий одного-единственного человека. Могущественные безликие силы должны увлекать человечество неумолимым течением, не обращая внимания на отдельных людей. Но одним свежим осенним днем 324 года н. э. история оказалась в руках человека по имени Константин, когда он поднялся на холм и оглядел Босфор. Уверенно шагая вперед, сжимая копье в руке, он вел за собой торжественную процессию потрясенных придворных. Он пришел сюда, следуя голосу свыше — хотя и не говорил, был ли это ангел или сам бог.
Беспорядки последней гражданской войны наконец-то остались в прошлом. Мир вновь лежал в покое под сенью крыльев римского орла, но сам Рим, с его малярийными улицами и языческим прошлым, больше не заслуживал того, чтобы быть столицей мира. Поэтому молодой император отправился к Трое, легендарной колыбели римского народа, и начал работу над новой столицей. Именно здесь, в тени разрушенных троянских ворот, он в первый раз услышал этот голос. Древний город Приама, сказал голос, это город прошлого и таким должен остаться. Его судьба — и судьба всей империи — лежала в другом месте. Она манила за Геллеспонт, и Константин направился к древнему городу Византию. В ту ночь ему приснилась старая женщина, которая внезапно снова стала молодой, и когда он проснулся, то уже знал, что должен основать свою столицу на этом месте. Рим, старый и обветшалый, освежит свои силы, как та женщина из сна, здесь, на берегу Мраморного моря — Пропонтиды.
По крайней мере, так начинается легенда. Империя с центром в Константиновом Новом Риме снова обрела полноту жизни. Заново выстроенная на новой, христианской основе, она просуществовала больше тысячи лет — сияющим маяком света в темном беспокойном мире. Оглянувшись назад, историки могут сказать, что много всего изменилось с момента основания города, что Римская империя переродилась во что-то совсем другое, и началась византийская история.
Но у корней этого нового мира стоял не Константин. Империя, над которой он обрел власть в первые десятилетия IV века, уже была серьезно подготовлена для преобразования, политического и религиозного, и Константину оставалось только нанести последние штрихи. Его дальновидность и энергичность позволили ему построить величественное здание Константинополя — но именно реформы его предшественника Диоклетиана обеспечили кирпичи и строительный раствор. Так что историю Византии следует начинать с Диоклетиана.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. РЕВОЛЮЦИЯ ДИОКЛЕТИАНА
В III веке многострадальный народ Римской империи имел несчастье жить в интересные времена. За три столетия до рождения Константина римские архитекторы, инженеры и солдаты хорошо освоили известный им мир, неся порядок и стабильность разнообразным варварским землям на границах Италии. В расцвете своего могущества Pax Romana простиралась более чем на пятьдесят тысяч миль по прямой, ее многослойные дороги и высокие акведуки были столь же несокрушимыми, как и горы и долины, что они пересекали. Обеспечивая доступ к рынкам, облегчая путешествия и имперскую почтовую службу, способную покрыть более пятисот миль в один день, эти дороги являлись одним из важнейших секретов империи. Величественные города вырастали вдоль главных дорог — сразу с амфитеатрами, общественными банями и даже канализацией, видимым доказательством торжества цивилизации. Но к III веку слава империи поблекла, и мятежи окрасили улицы кровью. Те самые внушительные римские дороги, что так способствовали расширению империи, теперь стали самой большой ее слабостью, поскольку ими пользовались мятежные армии и полчища варваров. Никто, даже часто сменяющиеся императоры, не был в безопасности в те неспокойные времена. За первые восемьдесят лет столетия на троне побывало двадцать девять человек — но только один избежал убийства или плена, чтобы умереть собственной смертью.
Безразличие и бессилие царили повсюду, истощая мощь некогда прочных римских основ. Армия, слишком занятая тем, чтобы посадить на трон своего кандидата, пала жертвой этой слабости, как и все остальные. В 259 году гордый император Валериан повел свои войска против Персии и потерпел одно из самых сокрушительных поражений в римской истории. Взятый в плен врагом, он был вынужден терпеть унижение, служа скамейкой для ног у торжествующего персидского царя. Когда сломленный император скончался, персы содрали с него кожу, выкрасили ее в красный цвет и набили сеном. Выставив ужасающий трофей на стене, они показывали его приходящим римским послам как постоянное напоминание о том, каким легковесным стал миф о непобедимых легионах.