Страница 20 из 104
Коллекционер, знаток искусств, специалист-вулканолог, он совершил множество, порой опасных, восхождений на Везувий для наблюдения извержения с близкого расстояния. Сын лорда Арчибальда Гамильтона и внук третьего герцога Гамильтона, он прослужил несколько лет офицером 3-го пехотного полка, затем недолгое время являлся членом парламента от Мидхерста. В 1758 году он без особой охоты женился на богатой наследнице, принесшей в качестве приданого поместье в Уэльсе, дававшее ему 8 тысяч фунтов годового дохода. Жена — простая и набожная молодая женщина — испытывала чрезвычайную преданность мужу. Удивительным образом то же чувство со временем передалось и ему. Ко времени появления в Неаполе Нельсона уже овдовевший Гамильтон служил чрезвычайным и полномочным посланником Англии при неаполитанском дворе уже почти двадцать лет.
Обязанности свои он выполнял добросовестно и успешно. Не испытывая никакой неприязни к придворному ритуалу, он пользовался во дворце всеобщей симпатией и уважением, как мужчина с «редкостно изысканными манерами», более чем умелый музыкант, «лучший танцор при неаполитанском дворе». Будучи к тому же заядлым спортсменом, охотно сопровождал короля в охотничьих экспедициях, хотя лично о Фердинанде, человеке на редкость ленивом и склонном к разврату, имел невысокое мнение. «У Его Величества настолько развилась привычка к рассеянному образу жизни, что вряд ли от него можно ожидать серьезного подхода к делу, — конфиденциально сообщал Гамильтон министру иностранных дел. — Охота зимой, рыбная ловля и морские пикники летом занимают все время Его Величества от рассвета до заката». Когда же подходит время совещания с министрами, «он всегда чувствует себя более или менее измотанным дневными развлечениями».
На совещаниях всегда присутствовала и королева. В общем-то именно она, от имени мужа, фактически правила государством. В сорок пять лет, мать восемнадцати детей, восемь из которых выжили, она выглядела не слишком привлекательно, несмотря на прекрасно сохранившуюся белую кожу и такие же белые руки, предмет ее особой гордости. Прозванная в народе «Polpett МЬосса» — «чавкуньей», из-за манеры глотать слова, Мария Каролина отличалась куда большим умом и хитростью, нежели могло показаться. Будучи также чрезвычайно набожной, «она временами начинала бормотать короткие молитвы, то и дело глотая слова».
Она не обращала внимания на любовные похождения мужа, за исключением тех случаев, когда под угрозой могло оказаться ее влияние. Тогда объект страсти короля немедленно изгонялся. Так, ирландке Саре Гудар, жене некоего француза-шулера, помогавшей мужу управлять собственным казино на вилле в Посилипо, хватило наглости написать королю, будто она ждет его «в том. же месте и в то же время с нетерпением телки, поджидающей быка». Вслед за тем ей вместе с мужем пришлось в трехдневный срок оставить Неаполь.
Королева, по словам Гамильтона, «обладала ясным пониманием сути вещей и отдавала себе отчет в том, что, если она не займется делами, которых избегает король, жизнь государства придет в полное расстройство. Большую часть времени она посвящала скрупулезному изучению документов и подготовке их к вечерним заседаниям совета, всегда являясь на них вместе с королем». В этой работе она получала большую поддержку со стороны английского советника Джона Актона, занимавшего совершенно незначительную государственную должность, но на самом деле игравшего важнейшую роль в политике.
Внук преуспевающего лондонского ювелира, выходец из старинной шропширской семьи, Актон родился в Безансоне, где его отец, домашний врач отца Эдварда Гиббона, завел медицинскую практику и женился на француженке. Молодой человек поступил на службу во флот Великого герцога Тосканского, брата неаполитанского короля, и сумел так отличиться по службе, что тогдашний возлюбленный королевы принц Караманико посоветовал ей устроить его перевод в неаполитанский флот, сильно нуждавшийся в ту пору в свежих силах. «В результате стремительного развития событий, — пишет один из биографов XIX века, — он за какие-то несколько лет достиг вершин власти».
Неудивительного, что именно к Актону Гамильтон сразу же направил Нельсона с просьбой организовать отправку неаполитанского вооруженного отряда в Тулон. На Нельсона столь решительная манера действий произвела сильное впечатление, и он не удержался от выражения чувств: «Знаете, сэр Уильям, — воскликнул он, — вы мне по душе. Вы делаете дело в точности как я». И добавил: «Сейчас я всего лишь капитан, но, если доживу, достигну высших чинов».
К Актону они отправились вдвоем. Тот говорил по-английски (как и по-французски и по-итальянски) совершенно бесстрастно, никак не выражая своих чувств, однако же действовал, как и Гамильтон, решительно: двухтысячный отряд будет отправлен в Тулон в четырехдневный срок.
С успехом справившись с возложенной на него миссией и в ожидании, пока на «Агамемнон» доставят новые запасы продовольствия и пресной воды, Нельсон мог позволить себе несколько дней отдыха. Проводил он их по преимуществу с сэром Уильямом Гамильтоном. Его внимание чрезвычайно привлекала также вторая жена дипломата — очаровательная дама юного возраста.
ГЛАВА 9
Palazzo Sessa
Столь юная дама с изысканными манерами делает честь краям, где она выросла
Первая жена лорда Гамильтона умерла в 1782 году, оставив мужа в глубокой тоске. «Ужасная потеря, — писал он сестре, — полностью выбила меня из колеи». На следующий год Гамильтон вернулся в Англию, дабы предать земле забальзамированное тело покойной. А уже в августе, остановившись в гостинице «Неро», на Кинг-стрит, познакомился с молодой особой «необыкновенной красоты», ставшей впоследствии его второй женой.
Имя ее было Эмма Лайон, хотя она предпочитала называться Эммой Харт. Родилась Эмма в семье кузнеца из Чешира, умершего через какие-то два месяца после ее появления на свет, и воспитывалась в доме бабушки в Уэльсе, где получила крайне поверхностное образование, считавшееся достаточным для девушки, чей удел — сделаться в двенадцать лет помощницей няни.
Вскоре Эмма оставила это место, сменив его на такое же в Лондоне, найденное матерью. А затем поступила служанкой в дом композитора Томаса Линли, перекупившего, вместе с Робертом Шериданом и Ричардом Фордом, долю Дэвида Гаррика в театре «Друри-Лейн». В 1779 году, по словам известного учителя фехтования Генри Анджело, Эмма Лайон ушла и оттуда, переселившись на Арлингтон-стрит, в дом миссис Келли, известнейшей сводницы и «аббатисы» борделя, завсегдатаями которого стали позднее Уильям Хики и другие юные горожане такой же примерно репутации. По прошествии времени, как гласит легенда, Эмма стала любовницей одного из ближайших друзей принца Уэльского, капитана Джона Уиллета Пейна. Возможно, она являлась служительницей храма Здоровья и Девственности, где известный пройдоха из Шотландии Джеймс Грэхем читал лекции о деторождении и брал по 50 фунтов с пары за возможность насладиться радостями «Большого Небесного Ложа», где зачиналось безупречное потомство, ибо «даже бесплодное чрево отворяется, когда бал правят восторги любви».
Впрочем, подвизалась она в храме или нет (то ли, как сказано, служительницей, то ли певичкой), достоверно можно утверждать одно: к ее шестнадцатому дню рождения Эмму поселил у себя в особняке неподалеку от Аппарка, в графстве Суссекс, где она, говорят, танцевала обнаженной на столе, сэр Гарри Фезерстоно, от которого (а может, отцом был Уйллет Пейн) у нее родился ребенок. Именно в Аппарке Эмма познакомилась с достопочтенным Чарлзом Гревиллом, вторым сыном графа Уорвика и племянником сэра Уильяма Гамильтона.
Особенно симпатичным господином, как внешне, так и по характеру, Чарлза Гревилла не назовешь. Эгоистичный, лицемерный, расчетливый и на редкость привередливый, он провел большую часть жизни (и привычки этой не оставил и к моменту знакомства с Эммой) в попытках завоевать репутацию собирателя древностей и картин, а также любителя минералогии. Осуществлению его мечты мешало только отсутствие средств. Поскольку у лорда Гамильтона прямых наследников не было, Гревилл рассчитывал стать официальным наследником дяди, а пока, умножая скромные доходы за счет случайных сделок по купле-продаже картин, собирался повыгоднее жениться. Именно с этой целью он занял огромную сумму денег на строительство роскошного дома на Портмен-сквер, намереваясь привлечь подходящую невесту. А уж после женитьбы он планировал продать дом и вернуть долг.