Страница 18 из 104
Но вот враждебные ветры подули, возникла реальная угроза войны с Испанией из-за спорных прав на морскую торговлю, появились сообщения о снаряжении военных судов и офицерском призыве — и что же? Нельсона, немедленно севшего в экипаж и помчавшегося в Лондон, отвергли, хотя, как ему казалось, «на сцену призвали всю морскую службу». Он попросил о приеме у первого лорда — тот оказался слишком занят. Он отправился по адресу Уимпол-стрит, 12. Лорд Худ его принял, но сделал ему лишь заявление, «никогда не выветрившееся из (его) памяти, а именно: у короля сложилось неблагоприятное мнение о капитане Нельсоне».
Видимо, король возложил на него ответственность за дурное поведение и эксцентрические выходки его бывшего подопечного принца Уильяма, точно так же как другие остались недовольны его чрезмерной энергией в попытках привести в действие Навигационные акты, не говоря уж о том, что он растревожил осиное гнездо правительственных чиновников. Нельсон — слишком роялист — не винил лично короля: «Ни в море, ни на берегу моя преданность королю не может быть поколеблена. Она умрет лишь вместе со мной». Иное дело — двор и адмиралтейство. Нельсон был убежден, хоть «никаких доказательств и не было», — и там и там к нему относятся с предубеждением.
Нельсон не сомневался, будь у него влияние и средства, все складывалось бы иначе. «Мое невольное преступление в том, — сетовал он в переписке с капитаном Локером, — что я не богат, и потому никому из сильных мира сего нет до меня дела».
«Вижу, никто особо не стремится замолвить за меня слово, — пишет он в очередном послании первому лорду адмиралтейства, — а у меня самого сколько-нибудь реальных возможностей выделиться нет… Но твердо могу заявить — я всегда служил честно и добросовестно!» Еще одним адресатом, которого Нельсон также забрасывал множеством писем, являлся герцог Кларенс. В одном из них он «не может найти слов», пытаясь выразить разочарованность фактической отставкой с морской службы; в другом, явно написанном лишь затем, дабы напомнить герцогу о своем существовании, пишет, как огорчился, прочитав в газетах — единственном источнике информации в «(моем) нынешнем положении отставника», — что его королевское высочество не пригласили в Виндзор на празднование дня рождения принца Уэльского.
Родственные связи самого Нельсона вряд ли могли сыграть сколь-нибудь существенную роль в его судьбе. Да, дядя Уильям Саклинг написал рекомендательное письмо Чарлзу Дженкинсу, ныне лорду Хоксбери, а в ближайшем будущем графу Ливерпулю. Но, скажем, от его крестного, лорда Уолпола, удивительно занудливого человека, женатого на удивительно занудливой даме, дочери герцога Девоншира, даже и такой помощи не было. Следует, правда, отметить гостеприимство Уолполов: каждый год они приглашали Нельсонов к себе в Вулвертон, доставляя тем самым чрезвычайную радость старому пастору, умолявшему Кейт разыскать для своей золовки «красивую шляпку, которую в случае необходимости не стыдно надеть в Вулвертоне, или что там еще требуется для обедов, визитов и так далее. Счет можешь послать мне». Но лорд Уолпол не обладал ни малейшим влиянием, и даже если бы он озаботился судьбой крестника, вряд ли кто-нибудь прислушался к его рекомендациям. Иное дело другой родич Нельсона — Джордж, третий граф Оксфорд, по поводу смерти которого, последовавшей в 1791 году, капитан и миссис Нельсон надели траур, хотя при жизни графа даже близко к его дому не подходили. Но лорд Оксфорд никогда не проявлял заметного интереса к делам столь дальнего родственника.
Не оказалось пользы и от видного жителя Норфолка Томаса Коука из Холкем-Холла, сказочно богатого племянника графа Лестера, и самого рассчитывающего в один прекрасный день унаследовать тот же титул. Нельсон как-то наносил визит в Холкем — в качестве члена местного законодательного собрания Коуку следовало подписать бумаги, связанные с жалованьем капитана. Вигские убеждения, откровенная поддержка американских бунтовщиков и столь же откровенные симпатии к идеям Французской революции оттолкнули Нельсона от сего господина. Тем не менее предложи тот помощь, он бы не отказался. Но предложения не последовало. При встрече Коук вел себя отменно корректно, но не приходилось сомневаться — он и пальцем не пошевелит ради Нельсона.
Вскоре Нельсон получил приглашение в Холкем-Холл на какое-то вигское торжество. К этому моменту он уже успел отклонить другое подобное приглашение и попросил жену написать следующее: «Капитан Нельсон свидетельствует свое уважение мистеру и миссис Коук и сожалеет о невозможности воспользоваться их приглашением»[15].
В подавленном настроении он вернулся к прежней рутинной переписке. «Если вашим светлостям будет угодно назначить меня хоть на какую-нибудь посудину, я буду чрезвычайно признателен», — пишет Нельсон в одном из самых отчаянных писем в адмиралтейство, и заканчивается оно так: «Вряд ли мне суждено дождаться ответа». А вот финал другого письма, где явственно слышатся жалобные нотки: «…прием, который всегда меня ожидает». Нельсон использовал любую возможность приехать в Лондон, и хотя свиданий с лордом Худом после того болезненного, незабываемого отказа больше не искал, неизменно оставлял в доме на Уимпол-стрит визитные карточки. И еще он каждую весну посещал королевские приемы. «Когда-нибудь, — с надеждой говорил рн, — это мне зачтется».
И вот однажды — в декабре 1792 года — в Бёрнем-Торп пришло письмо от секретаря адмиралтейства. Прямо в нем ничего не говорилось, но письмо позволяло надеяться на будущие благоприятные для Нельсона перемены: «Сэр, Ваше письмо от пятого сего месяца, где подтверждается готовность продолжать службу, получено и доложено лордам-инспекторам адмиралтейства».
ГЛАВА 8
Средиземноморье
Сейчас я только капитан, но, если доживу, достигну высших чинов
Едва закончились рождественские каникулы, как Нельсон в очередной раз отправился в Лондон и уже 7 января 1793 года сообщал жене:
«Post nubila paebus: после туч — солнечный свет. Адмиралтейство оказывает мне такие знаки внимания, что, право, это удивляет еще больше, чем когда меня там не замечали. Не далее как вчера лорд Чэтем рассыпался в извинениях за то, что мне до сих пор не дали корабля, и предложил: если меня для начала устроит шестидесятичетырехпушечник, то я получу назначение, как только он будет готов к походу. А потом, если это будет в его власти, меня переведут на семидесятичетырехпушечник… Все указывает на близкое начало войны. Одно из наших судов обстреляли на пути в Брест — за адмиралтейством теперь ответный выстрел. Сообщи новости отцу. Уверен, они его порадуют».
По возвращении в Норфолк Нельсон узнал о казни Людовика XVI. По мнению «Норфолк кроникл», война «теперь более вероятна, чем когда-либо». Нельсону стало известно — ему предстоит командовать «Агамемноном», одним из лучших, по общему мнению, шестидесятичетырехпушечников во флоте. Он с энтузиазмом принялся набирать команду — лейтенант и четверо мичманов были посланы в прибрежные городки графства Норфолк за подходящими волонтерами. Одновременно в Бёрнем-Торпе появились визитеры-отцы, привозя с собою молодых людей, жаждущих отправиться в море с капитаном Нельсоном. Среди них находились дети трех священнослужителей из Норфолка, в том числе Уильям Болтон, сын настоятеля прихода в Холлсби, деверя сестры Нельсона Сюзанны, и хилый на вид двенадцатилетний сын преподобного Диксона Хоста, настоятеля приходов в Годвике и Титтешэлле, надеявшегося, что мальчик, заработав премиальные, поправит пошатнувшееся финансовое положение семьи.
Война была объявлена 1 февраля. На той же неделе Нельсон, дав прощальный ужин в гостинице «Плауинн» (ныне «Лорд Нельсон»), отбыл из Бёрнем-Торпа в Чэтем в сопровождении некоего молодого человека из ближайшей деревни, которому предстояло заменить в качестве его слуги Фрэнка Лепе, тоже уроженца Норфолка, ходившего с ним в обе Америки. Нельсону пришлось его рассчитать за постоянное пьянство. Новый слуга, или, как он предпочитал называть себя, «хитрован», Том Аллен, неграмотный, но при всем том нахальный и твердолобый малый, плотный, темноволосый, ухаживал за хозяином, здоров тот или болен, как няня, испытывающая гордость за своего подопечного и одновременно недовольная его слабостями, проступками и непослушанием. Случалось, Аллен не на шутку сердил Нельсона, а однажды, когда этот малый умудрился потерять ящик с документами хозяина и двумястами фунтов наличными в придачу, тот не выдержал и взорвался: «Ну и тип!.. Прожженный лгун, никогда не сказавший ни слова правды, — право, он получает от лжи такое удовольствие, что не может удержаться, даже когда ему самому не выгодно врать… Когда-нибудь меня добьют его тупость, упрямство и вранье!»
15
К 1791 году, когда Коуки нанесли визит в Бёрнем-Торп, отношения их с Нельсоном заметно улучшились. А шесть лет спустя он принимал в подарок из Холкем-Холла дичь — шесть куропаток, двух фазанов и зайца.