Маннергейм

Отправив Скачкова позаботиться об ужине, Маннергейм направился в сад. Здесь от влажной земли тянуло плотным густым запахом прелых листьев. В высоком небе торжественно проплывали облака, причудливо меняя окраску под лучами заходящего солнца. Сад с его заросшими дорожками чем-то напоминал счастливые годы детства в замке Лоухисаари, где было столько веселых игр со старшим братом Карлом и друзьями. «Как много прожито, как много пережито, — подумал Густав, — в будущем году мне уже 50, а что будет дальше?»

Лирическое настроение прервал подобострастный голос надоедливого управляющего этого старого поместья, хозяева которого сбежали вместе с австрийцами еще летом.

— Пан генерал, я уже сказал вашему очень милому офицеру, что на ужин мы можем приготовить вам только жаркое. Повара у меня давно нет, осталась одна кухарка.

— Вы разместили моих солдат? — спросил Маннергейм.

— Да, конечно, пан генерал, все сделано, и даже вашу светло-гнедую красавицу уже выгуливают.

— Спасибо, господин управляющий.

Войдя в дом, в широком вестибюле генерал увидел вставших по стойке «смирно» всех полковых адъютантов дивизии.

— Что это за парад, уважаемый капитан Рот? — обратился Маннергейм к старшему адъютанту.

— Ваше превосходительство, нам документы нужно подписать.

— Опять у вас недокомплект лошадей? — засмеялся барон. — Молчите? Но меня не проведешь, я точно знаю их количество. Вчера у моих окон, по шоссе, гусары катались на австрийских пулеметных тачанках, а лошадки-то у них были немецкие, знакомые мне — ганноверские. Ох, придется мне вас наказывать, все отчеты мне запутали. Давайте сюда ваши бумаги. Где нужно подписывать?

Маннергейму очень нравились окрестности Почаева. Он постоянно любовался ими, ежедневно выезжая на позиции полков дивизии. Извилистая дорога шла по холмам, где словно рукой неведомого сеятеля были разбросаны камни кремниевых пород, своими причудливыми формами очень напоминавшие сухие белые кости.

На фронте пока наблюдалось полное затишье, которое изредка прерывалось короткими артиллерийскими дуэлями, да ружейной пальбой по обнаруженным разведчикам с той или иной стороны.

Используя это благоприятное время, которого было так мало за годы войны, генерал приказал командирам бригад и полков научить своих офицеров готовить перспективные рисунки вражеских позиций, примерно с трех-четырех точек, что-то вроде панорамы. Это очень бы облегчало ориентировку.

Маннергейм помнил, как еще в Николаевском кавалерийском училище он, сидя в Красном Селе, в палатке, сражаясь с тучами комаров, рисовал позиции «неприятеля», укрепившегося в районе города Луги. Очень строгий преподаватель военной топографии и ситуаций штаб-ротмистр Николай Трамбицкий всегда особо отмечал «меткий глаз» и аккуратность Густава.

Генерал очень любил неожиданно экзаменовать наблюдательность командиров взводов и эскадронов, что было настоящей мукой для офицеров, так как Маннергейм не оставлял без внимания ни одной ошибки. Этот экзамен начинался так: генерал приглашал одного из офицеров, который оказывался рядом, к амбразуре в бруствере окопа, которая, по его мнению, была наиболее безопасна от пуль вражеского снайпера, затем говорил:

— Вот видите, корнет, вдали за второй линией проволочных заграждений бугорок. Как вы думаете, что это? — складка местности или немецкая офицерская землянка?

Есть ли у вас рисунок этого участка позиций неприятеля?.. Ах нет? Что ж, даю вам один день. Свое «произведение» пришлите мне через адъютанта полка.

— Владимир Константинович, — обратился генерал к своему адъютанту, — запишите мое задание и фамилию корнета.

— Ваше превосходительство, разрешите обратиться?

— Пожалуйста.

— Хотите увидеть интересный спектакль? — спросил командир эскадрона Стародубцев. — Мои разведчики ночью установили, что колья первой, самой близкой к немецким окопам, линии проволочных заграждений сентябрьские дожди основательно размыли и они плохо держатся в земле. Солдаты ночью крепко обвязали их веревками, концы которых находятся в этом окопе. Ваше превосходительство, разрешите начинать?

— Начинайте, штаб-ротмистр.

Тридцать наиболее крепких солдат и унтер-офицеров взялись за концы веревки и начали их медленно, не дергая, тащить.

Солдатское «радио» быстро донесло эту новость до всех траншей полков дивизии. Солдаты и офицеры, ожидая интересного зрелища, прильнули к амбразурам.

Первый ряд кольев немецкого проволочного заграждения вдруг неожиданно «ожил» и начал медленно падать, за ним потянулся следующий. Увидев, что с их заграждениями творится что-то неописуемое, немцы открыли бешеный ружейный и пулеметный огонь. Русские окопы не отвечали. Между тем третий ряд кольев, вслед за первым и вторым, медленно тащился к русским окопам. Веревки сделали свое дело. Предприятие увенчалось успехом, и насколько этот успех был велик, доказали яростные крики немцев, внезапно «оголенных» для русского наступления.

— Молодцы уланы, — сказал генерал, — всех разведчиков представить к награде. Теперь можно спокойно атаковать врага. Командуйте!

В едином порыве, с могучим «ура», вырвавшимся из сотен глоток, бросились в атаку уланы, поддержанные ураганным огнем полков дивизии. Немцы, не дожидаясь встречи с русскими штыками, поспешно покинули первую линию своих окопов. Примерно через двадцать минут уланы были во вражеских траншеях, загруженных одеялами, отобранными германской солдатней у местных жителей, и горами банок с мясными консервами.

— Вы все — мои герои, — говорил генерал, обращаясь к солдатам и офицерам, которые со счастливыми лицами вытягивались перед ним по стойке «смирно», — вы еще на двести метров приблизились к старой российской границе.

В середине октября установилась солнечная и теплая погода, как будто лето вновь собиралось вступить в свои права.

В один из дней епископ Кременецкий Дионисий, по просьбе благочинного (старшего священника) дивизии отца Федора, провел небольшую экскурсию по лавре, ее соборам и пещерной церкви с могилой игумена Иова.

— Почаевская лавра, — начал свой рассказ владыка, — славится в России и на Украине двумя своими святынями: иконой Почаевской Божией Матери и отпечатком стопы Богоматери, что находится на скале, под которой бьет чудесный родник. Летом, перед наступлением врага, чудотворная икона была отправлена в Киев. После отхода неприятеля, который испоганил все храмы и памятники лавры, церковная служба, несмотря на близость фронта, продолжилась. И сейчас, вы все это слышите, звуки 11-тонного колокола лавры бесят немцев и постоянно напоминают о мощи России, вселяя дух бодрости в ее воинов.

После этой экскурсии Маннергейм рекомендовал командирам бригад и полков дивизии проводить подобные мероприятия с солдатами и офицерами, которые попеременно отводились в Почаев на отдых.

Генерал обращал большое и серьезное внимание на духовную жизнь своих солдат и офицеров, поддерживая постоянные контакты с благочинным отцом Федором, который руководил священниками полков. Все они проводили большую, полезную работу среди солдат и унтер-офицеров. Помимо служб полковые батюшки беседовали с бойцами, помогали писать письма, следили за чистотой солдатского белья, ходатайствовали за нижних чинов перед командованием. Во всех боевых столкновениях, даже кавалерийских атаках, священники были на передовых линиях.

Окопное «безделье» очень надоедало солдатам и офицерам, и они искали любую возможность рассеять свою скуку. Драгун Петр Аникушкин решил немного позабавить своих товарищей. Он предложил солдатам своего взвода и эскадрона хорошо укрыться в окопе и по его команде громко кричать «ура!». Затея понравилась, после чего это сообщение было передано вправо и влево по цепи. Куда делись тоска и скука! Минут через пять громогласное «ура!» прорезало вечерний воздух. Немцы, не зная в чем дело, открыли сильный огонь. Пули стаями летали над головами драгун, а навстречу им широкой волной разливался удальской победный возглас. Больше часа враг стрелял впустую, а драгуны сидели и посмеивались, благодаря Аникушкина за доставленное удовольствие.