Маннергейм

Утром 28 мая полки 12-й кавалерийской дивизии были заменены пехотой и получили отдых, которого они не имели с вечера 22 мая, если не считать четырех 5–6-часовых остановок для питания людей и кормления лошадей. Небольшая деревня в двух километрах от Борятина, где встали полки дивизии, уютно устроилась в ложбине холмов. Из окон дома священника, в котором барон смог немного поспать, на многие километры на запад открывались луговые дали.

Опять долгожданный отдых не состоялся. В 14 часов поступил приказ командира 6-го кавалерийского корпуса генерала Павлова: «Выступить и освободить от неприятеля селение Торчин». В три часа дня авангард дивизии выступил на большое селение Торчин (с 1940 года поселок городского типа), расположенный в 23 километрах от города Луцка. Торчин известен в мировой истории с 1093 года, когда половцы опустошили его, уведя в плен всех жителей.

Совместной неожиданной конной атакой двух полков — Ахтырского и Стародубского, — которая продолжалась около часа, селение было освобождено от врага. Когда сражение окончилось, генерал Маннергейм проверил работу перевязочных пунктов и лазарета дивизии. Неприятный разговор состоялся с главным врачом из-за грязи, в которой лежали раненые, и плохого использования попутного транспорта для доставки раненых в полевые госпитали армии.

Следующим пунктом движения дивизии было селение Затурцы. Лично обследовав район предстоящих боевых действий, Маннергейм приказал полковнику Черткову двигаться на Затурцы не по шоссе на Владимир-Волынский, а по обе стороны его, отступив примерно на 400–500 метров. Сам же барон с основными силами своей дивизии направился севернее, в обход, через селение Зубильно, имея впереди три эскадрона ахтырцев.

Операция прошла успешно. Стародубцы вместе с пехотой ворвались в селение Затурцы и захватили мост через реку Турию. После освобождения от врага селения Зубильно генерал Маннергейм повел дивизию на ночлег в район Смогилев — Торчин. Штаб дивизии разместился в полуразрушенном доме большого помещичьего имения, в котором целыми сохранились только несколько комнат. В одной из них, имеющей странную треугольную форму, отдыхал Маннергейм. На полу когда-то роскошного помещения, со стенами, покрытыми ярким оранжевым шелком, лежали груды затоптанных фотографий, вещественные следы немецкого вандализма. Красивые резные двери были изгажены похабными рисунками и надписями. Ванная комната — сплошная клоака.

Утром начальник штаба подполковник Георгиевич доложил генералу, что все переправы на реке Луге уничтожены врагом, а его конные части укрепились на правом берегу.

Барон по просьбе командира пехотной дивизии, которая решила обойти врага с юга, направил к деревне Конюхи белгородских улан, а в район деревни Свинюхи — эскадрон ахтырцев. Однако приказ штаба фронта: «12-й кавалерийской дивизии перейти в район к северу от шоссе Владимир-Волынский — Ковель», — свел на нет все тактические решения Маннергейма, «привязанные» к данному району военных действий. Так, к сожалению, на третий год войны, не зная фактической обстановки на полях сражений, руководили войсками некоторые армейские штабы.

Генерал Каледин в личном обращении к Маннергейму (телеграмма № 02 231 от 31 мая) писал: «Ввиду выдвижения завтра 7-й кавалерийской дивизии для освещения полос Владимир-Волынский — Сокаль поручаю вашей дивизии разведку фронта Обениж — Владимир-Волынский — Русанов. Ядро дивизии держать к северу от большака».

Эта телеграмма была получена, когда дивизия, постоянно вступая в короткие стычки с врагом, вела его преследование, пытаясь оторвать обозы от идущей за ними пехоты. Головная бригада генерала Жукова, подойдя к селению Крухиничи, неожиданно столкнулась с немецким отрядом особого назначения, оснащенным большим количеством пулеметов. Попав под сильный огневой удар врага, Жуков отошел на север.

Оставив по эскадрону в селениях Свинюхи и Садова и переночевав в районе селения Еленов, дивизия продолжала преследовать противника.

Вечером 2 июня ахтырские гусары, перескочив полуразрушенный мост через реку Стоход, буквально на плечах врага ворвались в селение Киселин (сейчас Киселев), а затем, не останавливаясь, выбили противника из села Твердыни. Отступая, немцы на ветряной мельнице у села оставили своего наблюдателя с телефоном. Гусары его обнаружили и взяли в плен. Командир взвода корнет Векилов, великолепно владея немецким языком, стал руководить огнем немецкой артиллерии, которая открыла огонь по пустому месту. Награждая находчивого офицера, генерал шутливо заметил: «Как бы враги ни хитрили, мы их всегда перехитрим».

Генерал Маннергейм со своим штабом и бригада генерала Жукова заночевали в селении Киселин. Оно, разрушенное вражеской артиллерией, производило странное и тягостное впечатление. Среди развалин домов и сараев, обгоревших и вырванных с корнем деревьев лишь ветер носился, печально завывая.

Оба генерала и офицеры расположились в чудом сохранившемся свинарнике, «аромат» которого долго держался в шинелях и походных кроватях и не выветривался, несмотря на все старания денщиков.

В ночь на 3 июня полки дивизии, прикрывая перегруппировку пехотных частей 8-й армии, заняли и основательно укрепились на важных в стратегическом отношении высотах у селений Твердыни, Зубильно, Оздютичи.

В 8 утра прибывшие на позиции и усилившие немецкую группировку части 10-го армейского корпуса густыми цепями начали наступление на высоты, занятые 12-й кавалерийской дивизией. Видя значительный перевес сил противника и зная, что позиции ему не удержать, генерал-майор Маннергейм обратился к командирам пехотных частей, закончивших перегруппировку, с просьбой заменить на позициях его несущие большие потери полки. Те быстро ее выполнили, дав возможность кавалерии отойти за порядки пехоты.

Вечером 4 июня барон получает телеграмму командующего армией генерала Каледина о том, что его дивизия переходит в состав 40-го армейского корпуса генерала Николая Кашталинского. Дивизия, согласно диспозиции штаба армии, должна перейти в район селения Киселин и быть готовой к наступлению на селения Осьмиговичи и Маковичи.

Когда дивизия под огнем тяжелой германской артиллерии подходила к печально знакомому и пылающему в огне разрывов Киселину, пришел приказ генерала Кашталинского: «Прекратить движение к Киселину. Прикрыть от неприятеля разрыв, который образовался между 39-м и 40-м армейскими пехотными корпусами». Установив по данным разведки и картам, что разрыв между соединениями составляет шесть километров и лежит он за огромным болотом к востоку от Киселина, барон направил туда свои полки. Преодолев за восемь часов тяжелый 40-километровый путь, кавалеристы «заштопали» брешь между корпусами.

Разместив свои полки на позициях в месте «разрыва», генерал устроил свой командный пункт на одной из ветряных мельниц, которых много было в округе. С ее вершины в бинокль хорошо просматривались боевые порядки и действия 39-го и 40-го армейских корпусов.

После неудачной атаки 500-го стрелкового полка на немецкие позиции неприятель начал активно теснить части 39-го армейского корпуса. Артиллерийский наблюдатель на второй мельнице непрерывно доносил Маннергейму обстановку боя:

— Наша пехота наступает… она отходит… наши бросают винтовки и пулеметы… фланги немцев подходят к опушке леса.

Генерал быстро принимает решение и отдает приказ:

— Жуков, оренбургских казаков — в атаку. Прикрой их фланги ахтырцами.

Артиллерийский наблюдатель докладывает:

— Казаки идут в атаку… немцы отступают… на левом фланге враг бежит. Наша пехота собирается… она атакует!

Немецкие части позорно бежали. Было захвачено много пленных и пять пулеметов. Освобождены солдаты пехотных полков, взятые в плен. Положение и позиции 39-го армейского корпуса были восстановлены, но командир 500-го пехотного полка отказался дать командиру оренбургских казаков войсковому старшине Павлу Смирнову свидетельство об их героической атаке на врага. Этот вопрос был решен, когда ночью на командный пункт Маннергейма прибыл командир 39-го корпуса, его старый варшавский знакомый генерал Станислав Стельницкий. Он с присущей полякам галантностью и чрезмерной любезностью выразил барону «свою и офицеров корпуса благодарность за спасение от разгрома».