Менделеев

Усиленные занятия, смерть матери, сырой петербургский климат, суровый быт института, — все это вместе так повлияло на здоровье Дмитрия Менделеева, что он, крепкий сибиряк, уже а первый год стал прихварывать. Чем дальше — тем больше, и наконец у него показалось кровохарканье, надолго уложившее его в постель.

Положение настолько обострилось, что конференция института спешно начала хлопотать о переводе Менделеева в Киевский университет. Но этого никак не хотел сам Дмитрии Менделеев. Он прекрасно понимал, что там не найдет ни такой профессуры, ни такой научной постановки занятий, как в Педагогическом институте, и дорожа уже налаженной работой под руководством знающих его преподавателей и сжитостью своей с товарищами, от перевода в Киев отказался.

Как ни ограничивал во всем непреклонный режим, как ни замораживал молодежь институтский устав, постоянное общение и совместные занятия объединяли не только территориально, — создавались дружеские связи, и ими не мог не дорожить Дмитрий Менделеев, не имевший другого дома, кроме института. Важна была для него и прекрасно по тому времени, оборудованная химическая лаборатория института, в которой он начал с увлечением работать. О нем уже поговаривали в среде студенчества и профессуры, как о гордости института, как о «восходящей звезде», но болезнь то и дело прерывала занятия, заставляя чуть не половину времени проводить в кровати лазарета. Лежа неподвижно, по требованию доктора избегая не только разговоров, но и движений, он все же продолжал читать, заниматься, впитывать в себя знания и поражать своей трудоспособностью не только товарищей, но и профессоров. Больше всего его беспокоила болезнь тем, что отрывала от лаборатории, заставляя удовольствоваться во многих случаях только теорией химии, тогда как хотелось самому на практике проверить сомнительность чужих выводов, или на опыте воочию убедиться в правильности своих.

Редкие месяцы здоровья, дававшие возможность работать в лаборатории, доказывали и самому Дмитрию Менделееву и руководителям его, что путь, выработанный им, действительно верен, что у него не только все необходимые для естественника данные, но и те, необязательные для обычного труженика, которые сразу же выделили его среди студентов и сделали лучшим и любимейшим учеником профессора Воскресенского.

Действительно, профессор Ал. Аб, Воскресенский, глава русской химической школы, имел все основания гордиться своим учеником. Студенческие анализы Дмитрия Менделеева представляли собой не только образцовые ученические работы, но и серьезные шаги вперед в вопросах изучения химических свойств тех веществ, над которыми он работал. Еще до окончания курса была опубликована его работа «Об анализе орксита и пироксена из Финляндии», доставившая ему славу, правда, пока еще только в стенах института. А при окончании курса Дмитрий Менделеев представил серьезную диссертацию «Изоморфизм в связи с другими отношениями кристаллической формы к составу». Эта работа его над изоморфизмом, т. е. рядом таких случаев, когда различные элементарные тела могут заменять друг друга в каком-либо химическом соединения, не изменяя его кристаллической формы, и таким путем обнаруживать свое естественное сходство и принадлежность к той же естественной группе, эта работа показала в Дмитрии Менделееве по умелому овладению материалом и по широте взятых обобщений если еще и не законченного ученого, то всяком случае уже выдающегося химика.

Выпускные экзамены, сданные им блестяще, только лишний раз подчеркнули, что у окончившего институт Дмитрия Менделеева впереди не серенькая жизнь скромного провинциального учителя химии и физики, а путь исканий большого, может быть великого ученого. Последний экзамен по химии был триумфом не столько самого Менделеева, сколько его учителя профессора Воскресенского. Дмитрий Менделеев обнаружил такие серьезные познания и такое понимание современного направления науки, что все присутствовавшие на экзамене, и между ними академик Ю. Ф. Фрицше, засыпали профессора Воскресенского поздравлениями с таким талантливым учеником.

Это отличие и золотая медаль, присужденная ему, лучшему из окончивших курс, дали возможность Дмитрию Менделееву не покидать Петербурга и остаться при институте для подготовки к экзамену на степень магистра.

Перекресток

Петербургская весна, как всегда, начиналась поздно, Посветлело и поднялось небо. Пронзительные морские ветры охватили кольцом город, закружились по улицам, взломали невский лед. Зима уходила медленно. Только в мае позеленели многочисленные скверы, парки, сады. В жаркое время выпускных экзаменов некогда следить за переменами погоды, поэтому белые ночи первого лета свободной самостоятельной жизни, пришли неожиданно. Торжественным актом закончилась для Дмитрия Ивановича целая полоса жизни, опять он был один, опять надо было ближайшее будущее строить заново.

Товарищи, к которым привык за пять лет, разъехались, а сам он, оставаясь при институте, занял совершенно иное положение. Он не был больше студентом, и это давало непривычную свободу располагать своим временем, бывать где угодно и когда угодно, не боясь ни надзирателей, ни инспекторов, ни даже самого директора. Оставленный при институте, он избавлялся этим от материальных забот, но подготовка к экзамену на степень требовала от него большой, серьезно усидчивой и целиком самостоятельной работы. Здесь не могло быть руководства, только изредка дружеский совет, расположенного к нему профессора Воскресенского. Дмитрий Иванович сознавая, что эта работа является не только подготовкой к экзамену, но и подготовкой к жизни, не страшился ее, а наоборот, относился к ней с предельным вниманием и ответственностью.

Дмитрий Иванович поселился на Петербургской стороне, в квартире за табачной лавочкой вместе с Вышнеградским — товарищем своим по институту. К двадцати одному году он стал молодым человеком высокого роста, мало чем напоминавшего удивленного столичным блеском мальчика, пять лет назад приехавшего с матерью в Петербург.

Непривычна сидела на нем первая, после казенных тужурок, своя одежда. Жиденькая, молодая бородка делала его старше своих лет, синие глаза смотрели сосредоточенно, а розовое лицо маменькиного баловня побледнело и похудело от постоянной болезни. От этого же еще не окончательно установился голос, но в нем уже можно было уловить все те внезапные переходы с низких нот на высокие, почти в крик, и те «рыкания», которые впоследствии и завораживали аудиторию и запугивали своей неожиданностью непривычных слушателей. Но пока голос, даже в простом разговоре, приходилось сдерживать. Здоровье, несмотря на перемену режима и возможность быть больше на воздухе, — не поправлялось. Все чаше повторялись кровохарканья, укладывая надолго в постель и истощая молодой организм. Чахотка была констатирована. На Дмитрия Ивановича друзья стали смотреть как на умирающего, и доктор Здекауер, петербургская знаменитость и впоследствии лейб-медик, настоятельно отсылал на юг, не ручаясь впрочем и там за его жизнь. Северное лето после тяжелой весны не принесло облегчения, и Дмитрии Иванович принужден был принять предложенное ему место учителя гимназии в Крыму, в Симферополе.

За два года до окончания Дмитрием Ивановичем института в 1853 г. началась Крымская война. Экономические предвестники ее появились еще в 30-х годах, с того времени, когда Россия особенно интенсивно стала расширять свои рынки на Востоке. Начав завоевание Азии неудачным походом Перовского на Хиву в 1839 г., русские стали появляться в Афганистане на самых границах Индии, обнаруживая тенденции расширяться и впредь, как в направлении английских колоний, так и предвосхищая, где возможно, появление английского капитала.

Торговые же отношения между Англией и Россией, такие интенсивные в XVIII веке, к середине XIX почти совсем прекратились. Случилось это, с одной стороны, благодаря колоссальному падению цен на европейскую пшеницу, с другой — благодаря необыкновенно расширившейся после войны 1812 г. русской промышленности, поощряемой протекционистским таможенным тарифом. Россия, вывозившая прежде в Англию в большом количестве хлеб, и ввозившая к себе английские изделия, преимущественно мануфактурные, теперь нуждалась уже не в ввозе, а в расширении рынков для своей мануфактурной продукции. Таким образом, российский капитализм приобрел всю экономическую целеустремленность и тенденции развитых его форм. Высокие ввозные таможенные пошлины давали возможность отечественной индустрии монополизировать внутренний рынок, и, не довольствуясь его емкостью, увеличивать рынки, как путем завоеваний, так путем расширения сферы государственного влияния.