Мечников

Илья Ильич вынужден был затратить большую сумму денег на приобретение обезьян, чтобы проверить на них опыты с возвратным тифом. Дело было в том, что Баумгартен искал фагоцитов не там, где следует. Он думал найти их в крови, но фагоцитов, проглотивших микробов тифа, следовало искать в селезенке. Именно в селезенке Мечников увидел классическую картину фагоцитоза. Он шлет в «Вирховский архив» статью, в которой неопровержимыми фактами разбивает выводы Баумгартена.

В 1887 году Илья Ильич решил провести массовые прививки против сибирской язвы овцам. Это решение было вызвано большой эпидемией «сибирки», от которой гибли десятки тысяч овец. Помощники Мечникова специально ездили к Пастеру для ознакомления с техникой этого дела. Земство дало согласие, и работа началась.

Газеты немедленно подхватили новость. Запестрели сообщения: «Принимаются решительные меры борьбы с сибирской язвой», «Прославленный ученый Мечников поможет в беде сельским хозяевам», «Прививки уже дали свои результаты. Тысячи овец спасены от гибели». Действительно, тысячи овец были спасены прививками ослабленных культур сибирской язвы.

Илья Ильич увлекся новой работой. Он пропадал дни и ночи в лаборатории, изучая сибиреязвенные микробы, и помогал своим сотрудникам производить все большее количество сыворотки для предохранения овец от сибирской язвы. Не обращая внимания на свое нездоровье, Мечников до изнеможения изучал микробов опаснейшей из болезней. Однажды вечером, едва держась на ногах от усталости, он дрожащей рукой поднес пробирку с микробами сибирской язвы к пипетке, которая была у него во рту. Пытаясь насосать в пипетку культуру микроба, Илья Ильич нечаянно слишком сильно втянул жидкость в стеклянную трубочку и проглотил огромное количество микробов. Это была самая сильная культура сибиреязвенных микробов, и Мечников рисковал умереть от мучительной болезни. Сотрудники немедленно увели Илью Ильича из лаборатории и уложили в постель.

— Ну что вы суетитесь около меня? — грустно улыбаясь, говорил Мечников. — Какой в этом смысл? Микробы уже попали, в мой организм, и никакая сила их оттуда не выгонит. Предоставьте же теперь моим фагоцитам показать, на что они способны. Самое неприятное в этом глупом деле может быть то, что я не смогу до конца довести свою работу.

Еще одна загадка невосприимчивости организма к микробам сибирской язвы: все сошло благополучно, Мечников не заболел. Илья Ильич закончил исследования, поручил практическое проведение предохранительных прививок сибирской язвы своим помощникам, а сам решил совершить поездку в Вену на предстоящий всемирный конгресс гигиенистов. Ничто не предвещало бури, и на короткий срок Илья Ильич мог отлучиться из Одессы.

Перед отъездом Ильи Ильича к нему зашел писатель Глеб Иванович Успенский. Тягостно было на душе певца русской деревни. Он был знаком с Мечниковым и искал у него духовной поддержки. Илья Ильич усадил писателя с собой рядом на диване и начал ему рассказывать про пастеровские прививки, какие они открывают светлые перспективы. Он привел ему один из многочисленных случаев в лечебной практике бактериологической станции:

— Привели к нам на днях в лабораторию маленькую девочку. Ее руки были искусаны бешеной собакой. Судьба этого ребенка в любом городе России была бы трагической: через несколько недель она погибла бы мучительной смертью. Девочка так была напугана случившимся, что без труда позволила нам сделать ей первый укол вакцины против яда бешенства. Проходит день, мы ждем ребенка для второго укола. Понятна наша тревога за эту девчушку с глазами, полными слез. Назавтра я посылаю на розыски ребенка всех моих сотрудников. После долгих поисков ее находят и приводят на станцию. Я подхожу к беглянке, которая, как зверек, прижалась к юбке своей матери, и говорю: «А, пропавшая! Ты почему вчера не пришла?» Девочка опустила голову и молчит. Мать отвечает за нее: «Уколов боится». Я вытащил из кармана конфеты и подаю их ребенку. Она пугливо протягивает забинтованную ручонку. На душе у меня тяжело: ведь понимаю, что не только дочь, но и мать неохотно пришла к нам. Она надеется на бога: авось и так пройдет беда. Ребенок здоров, бегает как ни в чем не бывало, так зачем же его вести к докторам, колоть, причинять боль! Я обращаюсь одновременно и к матери и к ребенку: «Вы должны объяснить вашему ребенку, что если он не хочет умереть, то пусть приходит к нам аккуратно, и мы его в обиду не дадим. С укусом бешеной собаки шутить нельзя. В организм ребенка попал смертельный яд бешенства… Надо торопиться, пока он не добрался до мозга. Вчера вы не пришли, еще бы не пришли день-два, и тогда ничто не спасло бы ее от смерти. В этой борьбе с ядом бешенства дорог каждый день. А укола не нужно бояться, в течение дня дети на улице и не такие царапины получают». Были на лице матери и ребенка слезы, но вижу, появилась робкая улыбка. «Ну, — думаю, — теперь беспокоиться нечего, будут ходить на уколы, и девчушка будет жить и смеяться». От этого на душе стало хорошо, и я с величайшей радостью пошел работать в лабораторию, сознавая, что мы делаем полезное людям дело.

Илья Ильич, рассказывая о работе лаборатории, по обыкновению увлекся и своей взволнованностью растрогал Успенского. Тот стал внимательно слушать Илью Ильича, задавал ему вопросы о новых научных открытиях. На лице у писателя уже не было мрачного выражения, глаза светились мягким светом. Глеб Успенский пробыл у Мечникова два часа и ушел, очарованный энтузиазмом и человечностью ученого.

Дело Панкеева

На много верст в окружности раскинулось имение богатого помещика Панкеева. Сотни батраков, не разгибая спины, трудятся на барина. Тысячи голов скота пасутся по тучным лугам. В Одесском порту вагонами грузят на пароходы отборное зерно, прибывшее из поместий Панкеева. Процветает хозяйство южнорусского миллионера. Вот только беда с овцами: сибирская язва уносит из кармана чистейшее золото.

…Солнечные лучи заливают столики в кафе Фанкони, знаменитом в Одессе.

Здесь за стаканом кофе заключают сделки на сотни тысяч рублей, в течение часа спекулянты становятся архибогачами и тут же разоряются дотла. Все новости, имеющие отношение к торговле, поступают прежде всего сюда, а потом на биржу.

Сегодня в кафе особенно шумно. Эпидемия сибирской язвы уже стоит миллионы рублей. Гибнет скот. Под угрозой коммерческие сделки.

Вся надежда на ученых. В имение Панкеева приехали доктора в белых халатах и начали делать прививки против сибирской язвы. За деревянным забором стояли, прижавшись одна к другой, овцы. Жгло летнее солнце. Трудно было дышать. Бактериологи работали без устали. Четырем тысячам овец сделали прививки.

Прошел день. Из четырех тысяч привитых три тысячи овец пали. Если бы они погибли без прививки, тогда жаловаться можно было бы только на господа бога, но раз сделаны прививки, то есть с кого спросить, есть на ком отыграться.

По улицам Одессы бегут газетчики. Небывалая сенсация! «Мечников — виновник гибели трех тысяч овец господина Панкеева», «Пора прекратить опасные эксперименты!» «Генерал-губернатор запретил прививки», «Пастеровская станция закрыта», «Мечникову грозит судебное преследование».

Несчастье с овцами помещика Панкеева произошло в то время, когда Мечников путешествовал по Европе.

На обратном пути в Россию Илья Ильич заехал в имение родителей жены Поповку, в Киевской губернии. Там ему вручили телеграмму с просьбой прервать отпуск и немедленно вернуться в Одессу: станции угрожала гибель.

Мечников поспешил в Одессу, где надо было поскорее проверить причину неудачных прививок овцам Панкеева.

Илья Ильич прибыл в Одессу й в тот же день появился на бактериологической станции. Дело с гибелью овец помещика Панкеева оставалось темным. Попытки выяснить причины неудачной вакцинации ни к чему не приводили. Некоторые любопытные подробности этого загадочного дела можно найти в еще неопубликованном письме Мечникова. Вот что он пишет Ольге Николаевне 23 августа 1888 года в день своего приезда в Одессу: