Принцесса

— Я обещал тебе, Таня, этого больше не случится! Чего ты еще хочешь от меня?

Она вздрогнула от этих слов — он снова повторяет их сегодня, не выпив ни капли вина! Значит, выполнит свое обещание не притронуться к ней больше никогда…

— Мне от тебя.., ничего.., ничего не надо, — пробормотала она, выдернула руку и отвернулась к окну, чтобы он не увидел, как слезы навернулись у нее на глаза.

Штефан больше не произнес ни слова. Почти час они ехали молча. Эта тишина угнетала ее, усиливая душевные терзания. Вдруг Таня почувствовала, как что-то поставили ей на колени.

— Это тебе, — услышала она.

Это была довольно большая, богато инкрустированная шкатулка для ювелирных украшений. Она медленно открыла ее и увидела там ожерелье из драгоценных камней — жемчуга, бриллиантов и изумрудов, там же были серьги, кольца, браслеты. Так много украшений! Таня могла бы променять все это богатство на сотни таверн, но она даже не думала об этом. Перед ней был щедрый королевский дар — Штефан платит ей за ночь, проведенную с ним, как проститутке. Ведь он до сих пор ее считает таковой.

Этот жест со стороны Штефана так разозлил ее, что она чуть не выбросила шкатулку в окно. Убила бы его этой металлической коробкой! Но когда Таня заговорила, голос ее прозвучал на редкость спокойно.

— Этого мне хватит на обратный путь домой, — сказала она.

Штефан быстро забрал шкатулку, и Таня пожала плечами.

— Ну, тогда я найду другой способ заработать себе деньги на дорогу, — добавила она, презрительно усмехнувшись.

Она с удовольствием отметила, как он побагровел. Он понял ее слова по-своему — так он привык о ней думать, хотя Таня имела в виду работу в таверне: что умеет делать, тем и заработает.

— Мне казалось, ты согласна выйти за меня замуж, — сказал он.

— Это было прежде чем ты мне напомнил, каким подонком и негодяем являешься на самом деле! Штефан вздрогнул.

— Я не перестану просить у тебя прощения за прошлую ночь, Таня! — воскликнул он. — Но хочешь ты этого или нет, ты все равно выйдешь за меня замуж!

— Ты так считаешь?

Она и не собиралась насмехаться над ним, но Штефан, очевидно, это понял по-своему, потому что решил положить конец препирательствам. Не успела Таня и глазом моргнуть, как оказалась у него на коленях, и в тот же момент он жадно впился поцелуем в ее губы. Волна радостного облегчения прокатилась по ее телу, от наслаждения Таня чуть не задохнулась. Он снова обнимает и целует ее! Он не собирается выполнять свое обещание, не в силах сделать это. Забыв обо всем и мгновенно простив его в приливе счастья, она отдалась во власть его обжигающей ласки.

И даже не заметила, что этот поцелуй был явно рассчитан на то, чтобы сломить ее сопротивление, остановить ее колкости и доказать ей же самой, что ее злость и обиды ничего не стоят и она готова прильнуть к нему в блаженстве. Да и зачем думать об этом сейчас, когда так приятно чувствовать вкус его поцелуя и таять в сильных руках.

Штефан исступленно целовал ее в губы, в шею, пальцы его запутались в ее волосах, ласкали ее грудь… Но Таня знала, что, кроме этих ласк, ничего не произойдет, и мучилась, потому что страсть и вожделение просто обжигали ее. Наверное, надо прекратить это безумие, остановить его, и он поймет… Но нет сил этого сделать, пусть он сам решает, как быть дальше. Она подождет и подчинится. Эта любовная игра, которую он так мастерски ведет, восхитительна, он дарит ей потрясающие ощущения, неземное блаженство, будит ее желания, заставляет замирать, трепетать и мучительно мечтать отдаться ему сейчас же…

Поцелуи прекратились так же неожиданно, как и начались. Штефан взял ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза долгим пронзительным взглядом, не произнеся ни слова. Таня постепенно пришла в себя, но не высвободилась из его объятий, продолжала обнимать его за шею, да он и не отпускал ее.

Собравшись с духом, она спросила:

— А как же твое обещание?

— Я просто рассердился.

— Ну уж нет! Он улыбнулся:

— Тогда скажу по-другому: я хорошо отдаю себе отчет в том, что делаю.

— Ты хотел поцеловать меня?! Улыбка исчезла.

— А что тебя так удивляет, черт возьми?

— Ты обещал…

— Это не имело никакого отношения к происходящему.

Таня оторопела:

— Штефан, что именно ты пообещал мне? Объясни сейчас же.

Ему явно не хотелось говорить об этом.

— Мне кажется, я выразился довольно ясно, — уклончиво ответил он.

— Тогда напомни мне, я забыла.

— Я дал слово никогда больше не вымещать на тебе свой гнев.

У Тани даже вырвался вздох облегчения. Но тут же одна мысль обеспокоила ее.

— Тогда на ком ты будешь вымещать свои гнев? — спросила она.

— Наверное, придется найти другого козла отпущения, — , усмехнулся он.

— Алисию?

И зачем она это спросила? Штефан, правда, только усмехнулся. И у Тани упало настроение.

— Ты ревновала меня к Алисии, да?

— Ни капельки, — солгала Таня. — А кстати, где она?

«Зачем это я спрашиваю? Замолчи, глупая…»

— Думаю, едет в Кардинию. Она уехала рано утром, кажется.

Штефан смотрел на нее долгим испытующим взглядом, Таня старалась не опускать глаза. Вдруг Штефан нахмурился и стиснул ее так сильно, что она чуть не задохнулась.

— А тебе зачем она нужна? Чтобы сваливать на нее исполнение супружеского долга, когда у тебя не будет желания?

Таня в недоумении уставилась на него.

— Что за бредовая идея? — спросила она.

— Ты же сама ей сказала. Вот наглая ложь? Таня вскипела от злости, охватившей ее.

— Да я ничего такого ей никогда не говорила! — вскричала она. — Хотя это почти то, что она сказала мне, только все наоборот. Эта твоя рыжая Алисия заявила мне, что я должна радоваться ее присутствию: я вряд ли захочу, чтобы ты меня беспокоил любовными притязаниями, и она, она как раз позаботится о том, чтобы ты мне не докучал! Эта нахалка возомнила, что она лучше меня знает, чего я хочу. И что же эта мерзавка еще наговорила тебе про меня?

Штефан не ответил. Он не знал, кому верить: с одной стороны, Таня часто говорила такие сумасбродные вещи, что он просто диву давался и не очень хорошо понимал, где правда, а где вымысел. Но с другой стороны, Алисия никогда не лгала ему. Так он считал, во всяком случае И в том, что говорила Алисия, для него не было ничего нового, она как бы подтверждала не дававшие ему покоя мысли.

Из-за этого он и напился вчера вечером, а потом прогнал Алисию, отправил ее собирать вещи. Сделал это довольно грубо, без всякого сожаления. Но что заставило его солгать Тане, сказав, что Алисия была в его комнате, когда на самом деле она ушла примерно за полчаса до того, как раздался крик? Скорее всего сам испытывая боль, он невольно хотел причинить такие же душевные муки Тане. Ничего путного из этого не вышло, он только разозлил ее и с удовольствием наблюдал, как она буквально рвет и мечет. А ведь ей угрожала смертельная опасность.

Но обвинять Алисию в попытке убить Таню, как та настаивала, он не мог. Алисия, может, и мелочна и завистлива, да и язычок у нее злой, но на убийство не способна.

Но все это отступало перед самым важным вопросом, который он наконец решился задать Тане.

— Таня, согласна ли ты принять меня таким, какой я есть, с моей вспыльчивостью и.., с моими шрамами?

Таня и не ведала, какое значение придает Штефан ее ответу, как напряженно ждет его. Как было бы просто — ответить «да», но она так расстроилась, что не сумела сказать только это короткое слово.

— Опять твои шрамы! Вы с Алисией друг друга стоите. Она все говорила об этом, и ты тоже. Сколько можно?

Штефан принял это за нежелание ответить прямо, без обиняков. Таня явно избегает ответа.

Он осторожно пересадил ее на сиденье напротив.

— Тебе, может, и не нравится, когда я прикасаюсь к тебе, дорогая, но ничего не поделаешь — придется смириться. Мы оба знаем, что когда тебя целуют, тебе уже не так важно, кто это делает. Так?

— Трудно сказать, — ответила Таня.