Николай II

Ознакомив читателя с краткой историей семьи Обмановых, Амфитеатров описал смерть Алексея Алексеевича, которая «очень огорчила Нику». В его фельетоне в молодом хозяине Больших Головотяп боролись «бес и ангел»: наследнику было «жаль папеньку», но в то же время он радовался полученной свободе, тому, что мог открыто подписаться на «Русские ведомости», послав ко всем чертям «Гражданина», что мог подарить колье mademoiselle Жюли и т. д. Победа в конце концов должна была остаться, согласно фельетону, «за веселым бесенком», «слезный ангел должен будет ретироваться».

На том история не завершилась, о чем свидетельствовали слова: «Продолжение следует». Но продолжения не последовало. Скандальная публикация стала предметом обсуждения в правительственных и придворных сферах. Познакомился со статьей и царь. Согласно дневнику А. А. Половцова, о «Господах Обмановых» Николаю II рассказал приглашенный на высочайший завтрак протопресвитер И. Л. Янышев, якобы испытывавший отрицательные чувства к отцу автора — настоятелю Архангельского собора. Государь немедленно послал за министром внутренних дел — Д. С. Сипягиным, ничего не знавшим о скандале. За написание и публикацию фельетона решено было выслать из столицы и А. В. Амфитеатрова, и редактора газеты Г. П. Сазонова; издание газеты приостановили. «Статья сделалась известной всем, не обратившим на нее никакого внимания. В народе стали говорить о том, как газетчик царя обругал» (курсив мой. — С. Ф.).

Указание на слухи о царе — тревожный знак, вне зависимости от того, как поняли публикацию «в народе».

В высших же кругах русского общества фельетон оценили по-своему. 14 января А. С. Суворин, отметив, что Амфитеатров «не в первый раз трогает государя», тоже описал в своем дневнике историю «Обмановых», но иначе. По его словам, статья вызвала большой спрос на газетный номер, цена которого поднялась до нескольких рублей. Царь сам передал своему духовнику номер со статьей Амфитеатрова, сказав: «Прочтите, как о нас пишут». Девять дней спустя Суворин вновь вспомнил эту историю, подтвердив (со слов фельетониста Л. К. Попова, встречавшегося с отцом И. Л. Янышевым) факт передачи статьи — от императора придворному протопресвитеру.

Правдивость Суворина косвенно подтверждают и дневниковые записи хозяйки «правого» салона А. В. Богданович. По ее сведениям, министр внутренних дел Д. С. Сипягин на своем официальном докладе Николаю II решил ничего об Амфитеатрове не говорить, хотя и принял меры к его наказанию. Логика была проста: если царь промолчит, то промолчит и министр, если же вспомнит, то Сипягин расскажет ему о предпринятых мерах. «Вот так царя проводят», — оценила министерскую стратегию А. В. Богданович. В результате через день после доклада царь сам послал за министром, укоризненно заметив: «Я прочел эту гадость. Почему вы мне об этом не доложили?» Сипягин, как и наметил, заявил, что не счел это возможным, но сделал необходимые распоряжения. Приехав от государя, он с гордостью заявил: «Я доволен собою».

Человек недалекий, Д. С. Сипягин не мог понять, что его действия были неразумны и скорее усложняли дело, чем содействовали его решению. Неслучайно чиновник особых поручений при обер-прокуроре Святейшего синода В. М. Скворцов, прекрасно знавший мнение на этот счет своего патрона — К. П. Победоносцева, говорил, что наказывать именно за фельетон «Господа Обмановы» не следовало. «Амфитеатрова следовало крепко за него распечь, пропустить затем некоторое время, затем придраться к какой-либо другой газете и тогда ее прихлопнуть». В сложившихся условиях обращать внимание на статью значило давать ей исключительную рекламу. Все именно так и получилось. А. В. Амфитеатрова сослали в Минусинск под гласный надзор полиции (на пять лет), но уже в конце 1902 года «во внимание к заслугам его престарелого отца» перевели в Вологду, а вскоре позволили возвратиться в Петербург.

Царь, всегда с большим вниманием следивший за прессой и раздраженный появлением фельетона Амфитеатрова, желал видеть на страницах периодической печати совершенно другие статьи, такие, например, как в газете князя Мещерского «Гражданин». Неслучайно в Петербурге зимой 1902 года ходили слухи, что политический скандал, вызванный фельетоном А. В. Амфитеатрова, способствовал сближению Николая II с Мещерским. Князь, претендовавший на роль штатного дворцового идеолога, был близок по духу молодому царю. Но внушения «штатного идеолога» — всего лишь внушения, они помогают сохранить веру в то, что самодержавные принципы нерушимы, что сила монархической государственности — в неограниченной власти царя, но никак не способствуют росту авторитета этой самой власти.

Что же тогда нужно делать, как править?

Этот вопрос волновал самодержца с первых лет царствования. Николай II обращался к разным людям, часто далеко стоявшим от власти. Он искал неофициальных советчиков, унаследовав традицию использования мнений «безответственных лиц» от покойного отца. Александр III, по словам М. А. Таубе, «при всем своем „самодержавии“ и рядом с такими (тоже, так сказать, „самодержавными“) министрами, как Победоносцев и граф Дмитрий Толстой, не отказывался прислушиваться и к мнениям частных застрельщиков, вроде Каткова и князя Мещерского». «Частный застрельщик» Мещерский, как уже говорилось, был унаследован Николаем II от отца. Но им дело не ограничилось.

Одним из новых советчиков на короткое время оказался «человек ниоткуда» — инженер Николай Александрович Демчинский (1851–1914), в конце XIX века увлекшийся предсказаниями погоды. Человек с литературным даром, он сумел «пробиться» к С. Ю. Витте и стать его литературным сотрудником. Через министра финансов ему удавалось получать значительные суммы на свои «предсказательские» изыскания (по 25–30 тысяч рублей в год). Однако роль метеоролога Демчинского не устраивала: он воспользовался ею для проникновения к императору. Весной 1901 года инженер обратился к министру Императорского двора барону В. Б. Фредериксу с просьбой передать его письмо на высочайшее имя, где сообщал, что знает, как без репрессий возможно прекратить студенческие беспорядки. Для разъяснения плана он испрашивал аудиенцию. Летом 1902 года Демчинский направил Николаю II еще одно послание, призывая предпринять решительные меры для реформирования «устаревшего строя». Все проблемы империи инженер пытался свести на уровень изменения технологии управления, а не принципов власти, что должно было понравиться русскому самодержцу (хотя Демчинский писал и о необходимости введения мелкой земской единицы, создании областного земства и центрального земского органа).

Трудно сказать, чем более заинтересовался царь: статьями Демчинского о погоде или его политическими письмами, но аудиенцию ему дали. Честолюбивый инженер, очевидно не знавший, что Николай II не любит, когда подданные говорят с ним о политике, не будучи к тому призваны по долгу службы, поднял тему, никак не связанную с его компетенцией. Однако высочайшего неудовольствия не последовало; царь только спросил: «Вы, кажется, делаете прогнозы не только о погоде…» На это инженер ответил, что, прожив на свете более полувека, выработал в себе определенные взгляды на общественную жизнь России и был бы счастлив разрешению откровенно написать об этом. Николай II разрешил. «Демчинский писал, что в населении России есть 10 % недовольных, 90 % равнодушных и ни одного довольного. Пока в стране нет явлений, резко затрагивающих интересы широких кругов, равнодушная масса может служить опорой власти, но как только такие явления возникнут, недовольство неминуемо проникнет в среду равнодушных и она перестанет быть опорой».

Откровенное письмо Демчинский неосторожно показал князю В. П. Мещерскому, так же, как он, имевшему право писать лично царю. Князь увидел в инженере «конкурента» и довел до сведения Николая II информацию о том, что заблаговременно ознакомился с письмом. Последовал высочайший приказ — и Демчинский потерял право писать лично царю.

Современный петербургский исследователь И. В. Лукоянов, специально изучавший жизнь Демчинского, полагает, что подобные личности были востребованы верховной властью, ибо ей требовались посредники в отношениях с обществом, «этакие политические маклеры». «Косвенно это свидетельствовало, — пишет И. В. Лукоянов, — что политическая система еще переживала период становления. С другой стороны, сам факт существования подобных личностей, востребованных властью, говорит о том, что у самодержавия имелся некий адаптационный ресурс к переменам». Насколько эти перемены оказались востребованы, показало ближайшее будущее.