Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 54

Тот же составитель раздраженной характеристики Мелье на основе сплетен и молвы описывает Мелье как человека, которому опротивела жизнь, который стал гадким из-за принуждения себя внешне жить в духе своего сословия, будучи раздираемым кризисом своего сознания. Человек «странный и неотесанный», «с больным мозгом и испорченным сердцем».

Так мстило духовенство тому, кто с исчерпывающей полнотой разоблачил его тайны и покусился на весь его хлеб.

«Завещание» Мелье состоит из восьми доказательств отсутствия бога, ложности религии.

Мелье берется за труд доказать читателям с той ясностью, какая только возможна в любой отрасли знания, что всякое поклонение богам, как и все законы и повеления, издаваемые именем бога и богов, имеют не божественное происхождение, а созданы людьми. Хитрые политики это выдумали, лжепророки и шарлатаны обработали, невежды слепо приняли, наконец государи и сильные мира сего, иначе говоря, опять же политики, использовали это, чтобы легче держать в узде народ. На деле, обращается Мелье к читателям, все, что толкуют вам о прелестях и вечном блаженстве рая, об ужасных муках ада, — пустые басни. После смерти мы не можем ни надеяться на хорошее, ни опасаться плохого. Успокойтесь же умом и сердцем и избавьтесь от этих страхов. Пока вы живы, живите хорошо, пользуйтесь радостно дарами жизни и плодами своих трудов. Бессмысленно подчинять свою жизнь тому, что будет после смерти, так как смерть пресекает жизнь, сознание и всякое чувство добра и зла.

Первое же доказательство тщеты и ложности религий поражает своей высокой логической силой.

Мелье в нем наименее независим от предшественников, оно подготовлено Монтенем, Бодэном и многими другими, но он заново распахнул его каким-то своим собственным, особенным, молодым жестом.

Религий было и есть на земле множество. Смотрите, ваша христианская религия окружена множеством других у разных народов в древности и сейчас (аргумент, который поистине мог ярко вспыхнуть не раньше XVI века). Христиане считают все другие религии языческими, свою — истинной. Каждая религия считает себя единственно истинной, а всякую другую — заблуждением, обманом, иллюзией и надувательством. Ни одна не смогла переубедить другие неоспоримыми доводами, хотя они уже столько веков спорят и даже преследуют друг друга огнем и мечом. Значит, нет ясного и убедительного свидетельства религиозной истины. Значит, истинно то, что каждая из них говорит о всех остальных: все религии — не больше, чем измышления человека, и полны заблуждений, иллюзий, обмана. Ясно, что ни одна не имеет божественного происхождения, не установлена богом.

Это доказательство с помощью «языческих религий» просто и величественно. Мелье щедро листает страницы древней истории. Сколько законодателей, уверявших, что они исполняют волю богов. Сколько римских императоров, объявленных богами!

Вот, кстати, и один из источников появления веры в богов: тщеславие и дерзновенное безумие тех, кто называл себя богами. Другой источник — вера в то, что люди могут становиться богами после смерти. Подчас удрученные трудами люди перед лицом своей бедности и немощи поклонялись предметам, в которых они больше всего нуждались. Подчас поклонялись из страха болезням, из благодарности — благодетелям, из непонимания — животным, явлениям природы. Прекрасные творения художников и ваятелей вызывали преклонение слабых и темных люден, которым легко было внушить, что статуя есть бог, и так родилось идолопоклонство.

Все это клонит лишь к одному: религии рождались от людей, а не от богов. Никакое божество не показывалось всенародно людям, а все божества прибегали для сообщения своей воли людям к такому явно противоречащему их мудрости, такому ненадежному и подозрительному способу, как келейные откровения тому или иному отдельному человеку. Но вот психологией людей действительно объясняется происхождение богов. Тут два истока. С одной стороны, неисчерпаемое многообразие, тонкость и хитрость игры тех обманщиков, которые рассчитывают удовлетворить интересы честолюбцев, лицемеров, льстецов и знают, что невежественный народ не в состоянии сам разобраться в этих иллюзиях. С другой стороны, самому народу свойственно жадное любопытство и поразительное легковерие ко всему, что необычайно, неведомо.



Второе доказательство. Оно, как и все последующие, тоже оформлено в виде строго логической теоремы с приложением комментариев и вспомогательных доказательств. Это удивительно напоминает манеру, впервые примененную в философии Спинозой: подражание геометрии, с подразделением всей мысли на теоремы, доказательства, схолии, леммы.

Суть теоремы состоит в том, что все религии основаны не на принципах знания, а на противоположных им принципах, следовательно все религии, включая христианскую, основаны на заблуждении, иллюзии и обмане. А это, по определению, исключает их божественное происхождение. В самом деле, все религии, к примеру христианская, в своих таинствах, вероучениях и морали строятся на том, что называется верой. Вера есть твердая и непоколебимая уверенность. Она должна быть слепой и перестала бы быть самой собой, если бы доискивалась надежных и убедительных доказательств, если бы опиралась на свидетельства наших чувств и на человеческие рассуждения. Голос веры исключает голос разума и опыта. Вера по необходимости тем самым является источником расколов среди людей, разум — их объединения. Всякая вера требует ненависти к другой вере. Но этого требования никак нельзя ожидать от бога, предполагаемого всемогущим, всеблагим и премудрым. Следовательно, из существования вер с очевидностью вытекает отсутствие бога. Что и требовалось доказать.

Следует огромный комментарий.

Религия поклонников Христа, признавая, что их вера слепа, одновременно ссылается на якобы надежные и убедительные свидетельства в пользу того, что она изошла от бога. Хоть доказывать то, что, по определению, должно быть слепо принято без доказательств, противоречиво, приходится рассмотреть эти мнимые свидетельства: особую чистоту и святость христианства; самоотверженность и святость первых распространителей христианства; древние предсказания о будущем появлении христианства; множество чудес, совершенных пророками, Христом, апостолами и святыми. Но нет ни одной религии, показывает Мелье, которая не выдвигала этих четырех пунктов в свою пользу.

Особенно велик развертываемый Мелье свиток всяческих чудес. Чудеса христианской религии при сравнительном рассмотрении оказываются не надежнее того, что называют лжечудесами; впрочем, в самих евангелиях содержится предупреждение о том, что явятся лжепророки, которые будут творить знамения и чудеса: тут уж сами поклонники Христа признают, что чудеса вовсе не являются доказательными свидетельствами истинной веры.

К тому же почему бы считать, что описанные в Ветхом и Новом завете чудеса в самом деле происходили? Оказывается, свидетельством чудес в пользу христианства надо доверять лишь потому, что предлагается слепо верить этим книгам. Но Мелье, опираясь, очевидно, на исследователя евангелий Фрере и других предшественников, развертывает блестящую для своего времени историческую критику евангелий — авторства, подлинности, мнимой неизменности на протяжении веков, роли переписчиков и редакторов. Мелье подчеркивает, как много других сходных сочинений было некогда по случайным причинам отброшено. У включенных в христианский канон нет никакой иной достоверности, кроме того, что религия же и поддерживает их и обязывает безусловно им верить.

В библии Мелье усматривает множество таких же сказок и басен, какие в изобилии можно найти во всяких мифах. Одни басни Эзопа, по его мнению, более остроумны и назидательны, чем басни евангелий.

Еще раз бросаясь на штурм евангелий, Мелье составил изумительный каталог противоречий между ними. Это целый трактат. Последующие критики христианства без устали использовали этот подобранный им ассортимент противоречий.

Вывод гласил: эти книги не только не носят на себе никакой печати божества, но и не отмечены также печатью особенной человеческой мудрости.