Легкое поведение

— Будь проклята эта восточная скрытность! — Они только вышли за порог, как Джеймс, с присущей ему прямолинейностью и эмоциональностью, высказал свое мнение.

— Будем надеяться, вечером нам повезет больше, — ответил Моррисон. Хотя он и вынужден был признать, что Бринкли с женой оказались правы, ему не хотелось говорить об этом Джеймсу. — В любом случае, я предлагаю тебе запастись восточным спокойствием и терпением перед тем, как мы отправимся на обед.

Когда они встретились у экипажа, чтобы отправиться на прием к Саито, Моррисон с удивлением отметил, что Джеймс не только спокоен, но и выглядит щеголем.

— Саито намерен сообщить нам, что «Хаймун» наконец свободен для выхода в море, — объявил Джеймс.

— Твой источник сообщил?

— Сэр Клод.

— Значит, его источник…

— Он уверяет, что источник надежный.

Моррисон вновь решил оставить свои сомнения при себе.

У ворот двухэтажной деревянной резиденции адъютант адмирала Саито встретил их глубоким поклоном, приветствовал бархатным голосом и проводил в изысканно обставленную гостиную с золочеными стенами, где горели свечи.

Адмирал Саито, сын самурая, был широколобый, уголки губ скорбно опущены, тяжелый взгляд узких глаз выражал одновременно понимание и усталость. Его гостеприимство, как и родословная, было безупречно: тридцать восемь смен изощренных блюд, каждое подано с величайшим артистизмом и в отдельной фарфоровой посуде; сказочно-красивые гейши в кимоно с длинными струящимися рукавами, легким шуршанием возвещавшими об их появлении; светлая музыка…

Адмирал дал Моррисону и Джеймсу все, кроме ответа, которого они так ждали. Он не только не дал им никакого ответа, но даже не предоставил возможности задать вопрос.

По дороге в отель Джеймс закипал, словно готовящийся к извержению вулкан. Моррисон хранил молчание, измученный бесплодным ожиданием, утомительной вежливостью хозяина и количеством саке, которое пришлось выпить по настоянию Саито.

Наконец Джеймс взорвался:

— Сэр Клод дал мне слово!

Моррисон так и видел, как лава стекает с макушки Джеймса.

— Ты знаешь, как говорят: посол — это честный человек, которого посылают за границу врать во благо своей страны. А насчет того, что он дал тебе слово, — так сэр Клод меня часто использовал, но взамен не давал ничего, кроме плохих обедов.

Когда они вошли в «Империал», Джеймс бросил взгляд на древнюю карликовую сосну, доминировавшую посреди лобби.

— Что ж, возможно, мне никогда не удастся стать очевидцем битвы за Порт-Артур, зато я могу в красках расписать искусство бонсай.

Моррисон скривил губы в улыбке.

— Вот что они делают с нами, — сказал он, проведя пальцем по скрюченным веткам маленького деревца. — Японцы, наши редакторы, наши дипломаты, коллеги, цензоры — все те, кто сдерживает нас и контролирует. Они связывают нас медной проволокой своих капризов и придирок, мешая нам выполнять нашу работу на передовой. Они выкручивают нам руки, подавляют наши великие порывы, делают нас маленькими и ничтожными.

Джеймс покачал головой:

— Наверное, мне пора отказаться от своей мечты и смириться с тем, что я человек, опережающий свое время. Возможно, мне следует принять предложение японцев об аккредитации и надеяться лишь на то, что это больше, чем подачка. Оседлаю своего коня и поскачу на фронт со своими привычными заботами о гонцах, голубях и прочих допотопных средствах связи, а свои революционные мечты оставлю для будущих поколений журналистов.

— Это несправедливо. — Моррисон нахмурился, расстроенный пораженческим настроением Джеймса больше, чем ожидал.

— Как в любви, так и на войне — а особенно в военной журналистике — все справедливо, — ответил Джеймс. — Во всяком случае, так говорят. Хотя сам я в этом не уверен.

— Давай сделаем еще одну попытку.

Следующие четыре дня прошли в бесполезных дискуссиях как с британскими, так и с японскими официальными лицами; по ночам Моррисон то возносился на вершину счастья, то пребывал в агонии, когда наступала очередь Игана наслаждаться телом Мэй.

На пятый день, выходя из дверей отеля «Империал», Моррисон столкнулся с ним нос к носу.

— Добрый день, — с заученной приветливостью поздоровался Иган и крепко, по-американски, пожал Моррисону руку. — Я так понял со слов мисс Перкинс, что завтра вечером мы вместе обедаем в «Гранд-отеле».

Моррисон был рад тому, что Иган не обнажил в улыбке свои зубы.

— Буду ждать с нетерпением.

Что за дьявольскую игру она затеяла? Но, что бы это ни было, в душе зрело тревожное предчувствие.

Ночью, в одинокой и неуютной постели, ему снились самые мрачные сны.

Глава, в которой поединок корреспондентов ждет неожиданный финал

Безоблачный и теплый рассвет обещал погожий летний день. Сразу после завтрака Моррисон поспешил в Иокогаму, где его ожидало разочарование: Мэй отправилась на яхте вместе со своей мнимой компаньонкой миссис Гуднау и ее морским капитаном в залив к югу от города, который японцы называют Негиши, а иностранцы — Миссисипи.

Он прогулялся по улице, где торговали почтовыми открытками, и отвлекся на час-другой, скупая карточки военной тематики и иллюстрированные журналы. Когда ему попались отличная гравюра на дереве, иллюстрирующая недавнее сражение между японцами и казаками на берегах реку Ялу, и великолепный триптих с изображением эсминцев «Хаятори» и «Асагири», которые громили русскую эскадру в боях за Порт-Артур во время снежного бурана, он очень обрадовался. Потом он вернулся на Кайган Дори, но, поскольку яхта до сих пор не вернулась, устроился на веранде «Гранд-отеля» с лимонадом и англоязычными газетами, ожидая Мэй.

Болтушка — вот она кто. Болтушка, да еще вздорная и нахальная… и при этом чудо как хороша в воздушном белом платье, обветренная и поцелованная солнцем и, что самое главное, с ослепительной улыбкой, которая озарила все вокруг, когда она, вернувшись с прогулки, увидела его на веранде отеля.

— Дорогой, спасибо, что согласился приехать. Мартин вне себя. Угрожал разорвать наши отношения и все такое. Он сказал, что знает о наших свиданиях, поскольку, когда вы столкнулись в дверях отеля, вид у тебя был трусливый.

— Трусливый! Это он не далее как вчера, завидев меня в ресторане, сделал крюк, лишь бы не подходить ко мне и не здороваться.

— Я знаю, знаю, — сказала она и, взяв его под руку, повела в отель. — Он ведет себя как ребенок.

— Должен признаться, я не горю большим желанием обедать с вами сегодня.

— Мы отлично проведем время, дорогой. Мартин обещал вести себя прилично. Я напомнила ему о том, что он всегда тебе симпатизировал и восхищался тобой, и вообще вы были друзьями.

— Боюсь, что это нельзя назвать дружбой, когда друзьям напоминают, что они симпатизируют друг другу, — мрачно возразил Моррисон, пока они ждали, когда бой откроет дверь ее номера. — И где сейчас Иган?

— У него какие-то встречи или интервью, не знаю. — Они вошли в комнату. — Давай лучше я покажу тебе, что купила за это время. Столько шелка и парчи, что пришлось приобрести еще красивый резной сундук, чтобы сложить туда покупки. Кстати, всего получилось тринадцать мест багажа. Вчера я нашла такие потрясающие заколки для волос. Одну из них, из кости цапли, я подарю своей дорогой сестричке, Пэнси, а из черепашьего панциря — дорогой мамочке. — Она все щебетала, не давая ему возможности вернуться к теме предстоящего вечернего мероприятия.

Закончив демонстрацию покупок, Мэй принялась рассказывать, как провела вчерашний вечер. Она расхаживала в шелковом халате, ела японские конфеты и попутно сообщала про жизнь куртизанок в древние времена.

Прервавшись лишь на то, чтобы перевести дух, она углубилась в подробности романа миссис Гуднау с морским капитаном:

— Он привязывает ее к мачте, а потом набрасывается на нее, представляешь! — Мэй прижалась к стойке кровати и протянула ему шелковый пояс халата. — Представь! Ты так сможешь?