Страница 80 из 92
На втором приеме, где пели «Марсельезу», Польский национальный гимн и «Звездный флаг», Мари почти скрылась за целым холмом из цветов, положенных к ее ногам поклонниками. Последний прием по своей бурности превзошел все остальные: он был устроен в польском квартале города Чикаго и лишь для польской публики. Здешние польские эмигранты чествовали не только ученую, она была символом их отдаленного отечества. Мужчины и женщины со слезами пытались целовать у Мари руки, дотронуться до ее платья…
17 июня мадам Кюри должна была вторично признаться в своем бессилии и прервать поездку. Угрожающее падение кровяного давления встревожило врачей; Мари делает передышку и вновь находит силы съездить еще в Бостон, в Нью-Хавен, посетить колледжи Уэллслея, Йела, Гарварда, Симонса, Радклифа. А 28 июня она садится на «Олимпии», где ее каюта завалена кучами телеграмм и заставлена букетами цветов.
На газетных столбцах имя ее готово смениться именем другой «звезды», прибывшей из Франции. Боксер Жорж Карпантье, уже завоевавший себе большое имя, только что прибыл в Соединенные Штаты, и репортеры приходят в отчаяние из-за того, что не могут вырвать у мадам Кюри никакого предсказания о предстоящем мачте Карпантье с Демпси.
Мари очень устала, но в конечном счете очень довольна. Она радостно пишет в своих письмах, что «получила небольшую контрибуцию с Америки в пользу Франции и Польши», приводит сочувственные фразы по поводу двух ее отечеств, сказанные президентом Гардингом и вице-президентом Кулиджем. Но при всей ее скромности, для Мари ясно, что она лично имела огромный успех в Соединенных Штатах, что она завоевала миллионы американских сердец, а также искреннюю привязанность к себе со стороны всех, кто с ней встречался близко. Миссис Мелоней так и останется до последнего часа Мари самым преданным, самым нежным ее другом.
От всего путешествия у Мари Кюри остались смутные и путаные впечатления, среди которых проступают блестящими точками особо яркие воспоминания. Ее поразила большая, деятельная жизнь американских университетов, пышность и веселье традиционных торжеств, а больше всего превосходные условия, созданные для развития спорта среди учащихся.
Сильное впечатление произвело на нее огромное значение женских объединений, чествовавших ее на протяжении всего путешествия.
Наконец совершенное оборудование лабораторий и тех многочисленных больниц, где применяется радиотерапия, вызвали у Мари горькое чувство: она с унынием думала, что в этом же 1921 году во всей Франции нет еще ни одной больницы, предназначенной для лечения радием.
Запас радия, ради которого Мари ездила в Америку, уезжает вместе с нею на том же пароходе, надежно спрятанный в корабельном несгораемом шкафу.
Этот символический грамм наводит на определенные размышления о карьере Мари Кюри. Чтобы купить ничтожную частичку радия, надо было клянчить по всей Америке. Мари пришлось лично являться в города-благотворители и приносить благодарность.
Как не появиться неотвязной мысли о том, что простая подпись, проставленная в свое время под патентом «а производство радия, изменила бы все по-другому! Разве двадцать лет борьбы и всяческих препятствий не вызывали у Мари сожалений, разве они не убедили ее в том, что, пренебрегая богатством, она тем самым жертвовала химере развитием собственного творчества?
В кратких автобиографических заметках, написанных по возвращении из Америки, мадам Кюри ставит себе эти вопросы и дает на них ответ:
«…Значительное количество моих друзей утверждают, и не без веских оснований, что, если бы Пьер Кюри и я узаконили наши права, мы приобрели бы средства, достаточные для того, чтобы самим создать хороший Институт радия, а не упираться в разные препятствия, которые ложились вредным грузом на нас обоих, а теперь лежат на мне. И все-таки я думаю, что мы были правы.
Человечество, конечно, нуждается в практических людях, которые извлекают максимум из своего труда и, не забывая об общих интересах, соблюдают и собственные выгоды. Но человечеству необходимы и мечтатели, для которых бескорыстное служение какому-нибудь делу настолько увлекательно, что им немыслимо предаваться заботам о личных материальных благах.
Нет сомнения, что такие мечтатели и не заслуживают богатства, раз они сами не стремятся к достижению его. Во всяком случае, правильно организованное человеческое общество должно обеспечить таким работникам все средства для осуществления их работы, избавить их жизнь от материальных забот и дать им возможность свободно отдаваться научному исследованию».
Главa XXIV
Расцвет
Я думаю, что для моей матери путешествие в Америку было поучительным.
Оно доказало, что ее добровольное отчуждение от окружающего мира парадоксально. Студентка может запираться у себя в мансарде со своими книгами, какой-нибудь безвестный исследователь может отрешиться от современности и всецело сосредоточиться на своих личных работах, — он даже должен это делать; но пятидесятилетняя мадам Кюри — это уже не студентка, а совсем другое. На мадам Кюри лежит ответственность за новую науку. Значение ее имени такое, что одним жестом, одним своим присутствием она может осуществить любой проект, имеющий общеполезное значение и близкий ее сердцу. Со времени путешествия она уделяет время и для внешних сношений и для миссий.
Я не стану описывать каждое путешествие Мари: они похожи одно на другое. Научные конгрессы, конференции, университетские торжества, посещение лабораторий приводят ее в столицы многих стран. Ее шумно встречают, чествуют, она старается быть полезной. Очень часто ей приходится превозмогать слабость своего здоровья.
Когда все официальные обязательства бывают ею выполнены, то лучшей наградой для нее является возможность отыскивать красивые пейзажи и удовлетворять свою любовь к природе. Тридцать лет работы только усилили ее языческое обожание красоты мира. Переезд через Атлантику на итальянском пароходе доставляет ей ребяческое удовольствие.
«Мы видели летучих рыб! — пишет она Еве. — Мы убедились, что нашей тени может не быть почти совсем, так как солнце стоит прямо над самой головой. Мы наблюдали, как всем известные светила тонут в море: Полярная звезда, Большая Медведица. А на юге всплывает Южный Крест, очень красивое созвездие. Я почти ничего не знаю о звездах на небе…»
Италия, Голландия, Англия принимают у себя Мари по нескольку раз. В 1931 году она вместе с Евой совершает незабываемое, ослепительное путешествие по Испании. Президент Масарик, такой же, как она, любитель деревни, приглашает ее в Чехословакию, в свой деревенский дом.
В Брюсселе, куда периодически приглашает ее Конгресс имени Сольвея, ее принимают не как известную иностранку, а как своего человека, хорошую соседку. Она любит эти собрания, где все, кoго она называет в одном из своих писем «влюбленными в физику», обсуждают новые открытия и новые теории. Чаще всего ее посещения Бельгии сопровождаются обедом у короля и королевы. Король Альберг и королева Елизавета, с которыми Мари встречалась еще на бельгийском фронте, оказывают ей честь своей изысканной дружбой.
В мире нет больше уголка, где бы не знали ее имени. Разве нет портрета мадам Кюри в старинном китайском городе, в «Храме Конфуция» Той Юан-фу? Мудрые ученые этой страны поместили ее портрет среди «благодетелей человечества», рядом с Декартом, Ньютоном, Буддой и великими императорами Китая…
Преподавание в университетах и лабораториях надолго приковывает внимание Мари. Она стремится улучшить методы. Провозглашает необходимость «целенаправленной работы», координирующей деятельность исследователей, и предлагает установить связь между руководителями научных учреждений, настоящий генеральный штаб, призванный управлять всеми научными операциями на европейском континенте.
Всю жизнь ею владела одна мысль — о тех дарованиях, которые остаются неведомыми и неиспользованными среди слоев населения, не избалованных судьбой. В лице какого-нибудь крестьянина или рабочего, быть может, кроется писатель, художник, ученый или музыкант.