Дар Змеи

Ну и удивился же я при виде Нико, просиявшего, будто солнечный день, когда я рассказал ему о том, что посулил от его имени.

— Охотно возьмусь, — согласился он.

И уже на другой день отправился в Глинистое. Громко насвистывая, он шел по дороге, словно на любовное свидание. Покачав головой, я принялся за дело — сколачивал дверь к ветхому курятнику.

Спустя несколько дней явилась пекарка Агнета и учтиво осведомилась, может ли Местер Нико хоть ненадолго взять ее Корнелиуса в обучение? Местер Нико! Вот что пришлось мне услышать!.. Однако же Агнета постаралась, чтобы мы дважды в неделю получали свежий хлеб. Стало быть, Нико все-таки на что-то да сгодился! Похоже, Нико это занятие пришлось по вкусу, и все в селении заговорили, мол, сынок-то кузнеца Олрик выучился вдруг считать, хоть все знали, что прежде был он один из тех, кто складывал два и два, а получал три!

Мало-помалу Нико уже два раза в неделю до полудня держал школу для девятерых детей из Глинистого. Да еще Дина с Розой тоже ходили с ними, хоть я и шумел, и ругался из-за этого.

— Нам никак без них не обойтись! Работы тут невпроворот!

— Не вмешивайся в это, Давин! — твердо сказала мама. — Розе нужно научиться читать и писать. Да и Дина может помочь с малышами. — Она пронзительно глянула на меня. — Да и тебе, Давин, право, не помешало бы ходить вместе с ними. Не потому ли ты злишься, что и сам ведь не больно-то силен в грамоте, прямо скажем — ты и буквы не все знаешь.

Но тут я провел границу между нами. Мне сесть на школьную скамью и, затаив дыхание, слушать разглагольствования Нико о том, как читать по складам? И речи об этом быть не может. Никогда! Через мой труп!

Косые взгляды

Был школьный день. Нико и девочки ранним утром ушли, а мы с матушкой остались одни: поить лошадей и кормить кур, и лущить бобы, и собирать топливо для очага, и вообще делать самим еще много чего, даже если Его надутое Погань-Величество торопится играть в сельского учителя.

На этот раз дел было невпроворот, и я позднее обычного вышел взглянуть на свои силки. В третьем была неосторожная водяная крыса, уже дохлая. «Нет, мы еще не так голодны», — подумал я и нагнулся, чтобы распустить петлю. Чья-то желто-зеленая голова, шипя, толкнулась о мою руку, и я так перепугался, что споткнулся и упал навзничь, а потом уселся в каком-то низком, мокром и колючем кустарнике ежевики. Уж! Злобный и быстрый, как молния, но не ядовитый! Хорошо еще, что не медянка! Но если даже клыки ужа не ядовиты, они все же остры. И уж явно примеривался к водяной крысе как к своей добыче. Я перерезал веревку и оставил крысу змее.

Но с охотой на сегодня было покончено. Я был в земле, в грязи, промок насквозь, а одна рука кровоточила. Она вся была в колючках ежевики. И, само собой, зарядил дождь. Да, денек и вправду выдался удачный.

Внезапно я увидел Дину, идущую под дождем. Лицо у нее было какое-то чудное, и непохоже было, что она идет домой.

— Дина! — воскликнул я. — Ты куда?

Она остановилась и неуверенно огляделась.

— Это ты, Давин?

— Да, — ответил я. — А кому здесь и быть?

Ни слова не вымолвив в ответ, она постояла, не спуская с меня глаз, словно желая до конца увериться, что это и в самом деле я.

— Ты куда? — повторил я.

— Домой!

— Дина, домой по той дороге, — показал я.

— Да! — с готовностью подтвердила она, словно не держала путь точнехонько в другую сторону.

— Почему ты возвращаешься домой сейчас? Неужто ученый Местер Нико уже покончил со своими школьными фокусами на сегодня?

На краткий миг она стала прежней.

— Зачем ты вечно нападаешь на Нико? Тебе ведь по вкусу хлеб, что он нам добывает.

— Да, и он ест кроликов, которых ловлю я. Только бы ему самому не видеть кровь на своих руках.

— При чем тут кролики?

— Ни при чем!

Я смахнул капли дождя с ресниц.

— Что, уроки в школе кончились?

Она вновь словно окаменела.

— Нет, — только и ответила она, снова пускаясь в путь.

— Дина, погоди! Что-то случилось?

— А что могло случиться? Мне попросту стало худо.

Неужто она плакала? Или это капли дождя на ее лице?

— Дина, что стряслось?

— Я ведь говорю — ничего. Только живот заболел…

Она пошла. «Теперь хотя бы она идет к хижине, — подумал я. — Может, у нее и впрямь живот заболел. С кем не бывает?»

Но мне все же хотелось позднее расспросить об этом Розу.

— Не знаю, — ответила Роза. — Нам было дано задание — писать буквы на тех глиняных досках, что делала для нас Ирена. Дина уронила одну из них, так что доска разбилась вдребезги. И тогда она взяла и ушла.

— Ну… может, кто-то выругал ее? Нико или кто-нибудь другой?

— He-а! Нико почти никогда не ругается.

— Разве она не радуется всей этой канители со школой?

Мне хотелось верить, что школа была чем-то важным для Дины. Она сама обычно так прилежно читала, писала, и, в отличие от меня, ей все это было по нраву.

— Да… — словно бы чуточку запнулась Роза.

— Да, но?.. — спросил я. Потому что, как мне послышалось, это «но» витало в воздухе.

— Самые младшие — Катрин и Бет — они немного боятся ее. Они вроде замечают, что она не привыкла водиться с другими детьми. И хотя у Дины — по-настоящему — уже нет взгляда Пробуждающей Совесть, все-таки в ней по-прежнему есть что-то… что-то необычное.

Я вздохнул. «Обычное» никогда не было словом, которое можно было бы применить к Дине. Почему бы ей не попытаться стать иной? Порой она меня просто раздражает. Почему бы ей хоть чуточку не порадоваться? Почему она вечно бродит, повесив нос, и такая странная, что никому не хочется поболтать с ней и получше ее узнать? Так друзей не заведешь.

Несколько дней спустя я поругался с Розой, да так, что пух и перья летели.

Началось это с каких-то слов, сказанных Иреной, когда я пришел, чтобы вернуть одолженные нам вилы.

— Вы хоть как-то справляетесь, Давин? — спросила она и испытующе глянула на меня.

— Да! — ответил я. — Все идет как по маслу.

— И у вас ни в чем недостатка нет? И еды и прочего хватает?

— Да! Нынче у нас есть и хлеб, и куриные яйца.

— Я вот к чему — будете в чем-то нуждаться, только скажите! Я уверена: мы что-нибудь придумаем.

Почему у нее такой странный вид? Будто она что-то недоговаривает…

— Ни в чем мы не нуждаемся, — с обидой ответил я. Само собой, в чем-то мы нуждались, примерно в тысяче вещей сразу; но все это мы сами могли раздобыть или заработать. — И милостыня нам не нужна!

Я старался не думать о том, как дешево обходится нам житье в хижине Ирены.

— Боже упаси! — воскликнула Ирена. — Все это не в обиду сказано, а только чтобы помочь! Тут многие огорчатся, если вам придется уехать!

Что еще за болтовня? И она снова окинула меня этим своим чудным взглядом. Что-то тут явно происходило, что-то важное, чего я по-настоящему не заметил.

Ирена проводила меня до дверей. По другую сторону площади стояла Минна с постоялого двора, и при виде меня лицо ее заметно вытянулось. Я учтиво поздоровался, но она не ответила. Она лишь стояла, злобно глядя на меня.

— Что я ей сделал? — спросил я.

Ирена замешкалась.

— Ничего, — ответила она, выждав. — Она просто не в духе, потому что у нее пропало несколько кур. Верно, их утащила лиса.

Да, все это куда как странно. Почему Минна злится на меня, если лисица утащила ее кур? Я попрощался с Иреной и в недоумении отправился домой.

Я уже подошел к околице, как вдруг что-то твердое ударило меня по плечу. Я оглянулся, но не заметил никого и ничего. Однако тут вновь в воздухе просвистело, и на сей раз я увидел, что кидают и откуда свист. Наверху на яблоне арендатора Андреаса сидели двое наглых сынков башмачника и кидали в меня зелеными яблоками.

Я усмехнулся. Вон что! Стало быть, это они тут от безделья озорничают. Ну и задам же я, мальчишки, вам за такие дурацкие проказы! Я вам покажу! И быстренько подняв одно маленькое яблочко, я замахнулся, чтобы швырнуть его в ответ.