Мелья

Созданные испанскими колониальными властями, латиноамериканские университеты были единственными центрами, где воспитывались национальные кадры интеллигенции. Искусственно отгороженные от национальной жизни, университеты ревностно следили за тем, чтобы не изменился их традиционный уклад жизни. Университеты были доступны только лицам знатного происхождения, и лишь с конца XIX века, когда начал зарождаться капитализм и когда потребовались не только адвокаты и медики (основные профессии, которые готовили латиноамериканские университеты), но также экономисты, инженеры, агрономы, геологи, аристократия попала в трудное положение, так как не могла обеспечить представителями своего класса национальные нужды. И потянулись в университеты сыновья мелких буржуа, торговцев, ремесленников. Они приносили «с улицы» мятежный дух новой эпохи.

В XX веке в университетах еще оставались порядки, установленные наместниками испанского короля и церковью. Но новые веяния прорывались сквозь древние, покрытые пылью средневековой схоластики стены. Прогрессивные идеи овладевали умами молодежи.

В основном требования студенчества сводились к автономии университетов, введению свободных посещений лекций, приближению студенческой жизни к жизни всей нации, улучшению методики преподавания.

В Гаванском университете толчком для начала активных действий студентов стала лекция аргентинского профессора Хосе Арсе в 1922 году.

В декабре того же года в Гаване проходил панамериканский конгресс медиков, одним из делегатов которого был этот профессор из Буэнос-Айреса. Бывший ректор столичного аргентинского университета, студенты которого одними из первых в Латинской Америке добились автономии, Хосе Арсе по просьбе кубинских студентов выступил перед ними. Актовый зал Гаванского университета был переполнен.

Ходили слухи, что сам лектор не славился прогрессивными тенденциями. Наоборот, аргентинским студентам стоило большого труда добиться своих прав, так как Хосе Арсе не очень их поддерживал, но когда студенты победили, ему не оставалось ничего иного, как пожинать славу победителя, чем он не замедлил воспользоваться.

4 декабря в своей лекции он рассказал об университетской революции в Аргентине. Может быть, сам того не ведая, профессор посеял в умах юных кубинцев семена, плоды которых через год пришлись не по вкусу кубинским правителям.

Двор Лавров (один из нескольких внутренних дворов) Гаванского университета тех времен — любимое место сборищ студенческой вольницы — бурлил, словно кипящий котел. Если правительство и слушать не хотело об автономии, то новый ректор Карлос де ла Toppe в какой-то мере разделял взгляды студентов, о чем он не побоялся заявить в своей «тронной» речи:

— Если вы мне поможете, университет на деле станет на циональным университетом — таковы были его заключительные слова.

Через несколько дней, 15 декабря 1922 года, в университете начались волнения. Поводом для них послужил конфликт, вспыхнувший на медицинском факультете между студентами и одним из профессоров. Делегация Федерации студентов Гаванского университета, в которую входил Хулио Антонио Мелья, отправилась к ректору с петицией, в которой они предлагали уволить профессора, ввести в совет университета представителей студенчества, назначить комиссию по чистке преподавательского состава, в корне изменить учебный процесс, привести в порядок хозяйство университета. Ректор согласился с этими требованиями, но совет отверг их. Самые консервативные профессора решили подать прошение о коллективной отставке, чтобы этим самым заставить правительство предпринять наступление на студентов.

10 января 1923 года в газетах появилось заявление Федерации студентов. Этот документ заставил призадуматься кое-кого из членов правительства: заявление было обвинением, брошенным в лицо президента и членов его кабинета. Это уже не было ребяческой шалостью, как обычно пытались объяснить бунтарство студентов. Заявление было политическим документом, с которым нельзя было не считаться.

12 января студенты битком набились в актовый зал университета. На почетных местах — ректор, профессора Энрике Хосе Варона, Лендиан, Диего Тамайо, Эусебио Эрнандес, Альфредо-Агуайо. Среди приглашенных были заместитель министра просвещения и даже начальник полиции Пласидо Эрнандес. Председателем собрания был избран студент Фелио Маринельо (президент Федерации студентов). Антонио Мелья — секретарем.

После вступительного слова председателя на трибуну вышел выдающийся кубинский педагог — профессор Альфредо Агуайо. который поддержал студентов, воскликнув: «Верьте в грядущее, оно ваше!» Это вызвало неподдельное ликование студентов. Последующие ораторы сходились на одном: автономия и реформы необходимы университету как воздух.

Неуютно чувствовали себя те преподаватели, о которых говорилось как о напыщенных и самодовольных ретроградах, влюбленных в свое пустословие и презирающих студентов. Ректор университета сохранял внешнюю терпимость до тех пор, пока не взял слова Хулио Антонио. В наступившей тишине его голос звучал резко и напряженно:

— Я не стану молчать, даже если меня будут принуждать к этому или угрожать, я не отступлю и расскажу о язвах, которыми страдает наш университет…

«Язвы! Язвы! Этому мальчишке только дай власть!» И побледневший от ярости ректор вскочил и закричал, что не допустит оскорблений в адрес университета, а затем пригрозил уходом в отставку.

В зале поднялся невообразимый переполох. Трудно было понять, осуждали ли ректора студенты или брали под защиту. Хулио Антонио стоял бледный, со стиснутыми зубами. Ему стоило большого труда сдержать себя. Наконец Маринельо удалось погасить студенческие страсти, и Мелья продолжил свое выступление.

Он сказал, что у него и в мыслях не было кого-нибудь оскорбить, но что он твердо уверен, что университет нуждается в реформах, так как, возможно, они станут основой для последующих социальных изменений всей кубинской жизни.

В защиту автономии университета и реформ выступили Энрике Хосе Варона и Лендиан Участники борьбы кубинского народа против испанского колониализма, оба старых профессора взволновали собрание. В особенности Лендиан. Старик от критики университета перешел к критике социального порядка.

— Студенческие волнения — это следствие коррупции и мошенничества, которые царят вне стен университета. Жребий брошен. Когда спартанские женщины посылали на войну своих сыновей, они вручали им щит и говорили: «Со щитом иль на щите». Знаете ли вы, что хотели этим сказать спартанки? Победить или умереть!

И совершенно неожиданным для всех присутствующих стало выступление профессора-медика, участника войны за освобождение Кубы в 1895–1898 годах, Эусебио Эрнандеса. Бывший генерал повстанческой армии, он с горечью говорил о политической обстановке в стране:

— Ваши отцы, воспитанные во времена колонии, не знают, что такое демократия, поэтому они так противятся вашему движению за самоуправление. И это в то время, когда в мире существует страна, где не только студенты, но и школьники принимают участие в самоуправлении. Эта страна потрясла весь мир радикальными преобразованиями, которые она совершила за пять лет после революции, уничтожившей самый деспотичный режим на земле — царизм. В этой стране школьное обучение бесплатное и обязательное…

Хулио Антонио слушал старого профессора с нескрываемым удивлением и радостью. Откуда у этого генерала в отставке такие познания в области современных политических событий? Хулио Антонио всегда казалось, что только они, молодые, способны правильно оценивать общественные явления, а оказалось, что и среди «отцов» есть люди, которые готовы решительно поддерживать студентов.

Эрнандес продолжал:

— …Многие, услышав мои слова, могут сказать: «Послушайте, да ведь этот человек большевик!» Да, я был бы счастлив заявить с этой трибуны, что я большевик…

Аплодисменты смешались с ликующими возгласами. Вся многосотенная студенческая масса пришла в движение. Казалось, еще мгновение, и развалятся стены актового зала.