Мелья

«Дело пролетариата — дело всей нации. В настоящее время это единственная сила, способная бороться за свободу и победить. Когда он поднимается в гневе, словно новый Спартак, он поднимается на борьбу за интересы всего народа. Он стремится покончить с иностранным капиталом — врагом нашей страны. Он стремится к тому, чтобы народ управлял страной… Социализм для Кубы в настоящее время стал актуальным… Пролетарии — это новые освободители. Наш долг, — обращался Мелья к студентам, — долг интеллигенции — влиться в их ряды».

В 1925 году в марте, накануне вступления Мачадо на пост президента, Мелья опубликовал нашумевшую статью «Мачадо — тропический Муссолини». В то время, пожалуй, только студенчество, а из политических партий — коммунистическая не доверяли Мачадо. Слишком легко собирался он провести тысячи новых реформ. Его поездка в Вашингтон и тесные связи с американским капиталом подтверждали это недоверие. Коммунистическая партия подняла кампанию, разоблачавшую Мачадо как ставленника североамериканских монополий, претендующего на диктаторство.

О пафлете Мельи узнала вся Гавана. Одна промачадовская газета писала тогда, что надо было бы ударить по рукам студентов, которые настолько обнаглели, что нападают на президентов.

Хулио писал в своем памфлете:

«Слова и дела избранного президента подтвердили славу нынешних политиков как мелких тиранов и подонков.

Со дня победы на выборах генерал ничего иного не делает, как подтверждает наше мнение… Он открыто эволюционирует к фашизму, что доказало благословение пугала, сидящего в Ватикане, благословение, ниспосланное ему лично и всему народу Кубы.

Какое счастье на нас снизошло! Святой дух с нами. Но нахождение сего господина в домах кубинцев не безопасно, ведь все знают, как он себя вел в доме плотника Иосифа и его жены Марии!

Ах! Большое спасибо его святейшеству от имени студентов-обновителей за его благословление.

Итак, мы обретем счастье!»

В том же номере он выступил со статьей против расовой дискриминации: «В Санта-Кларе воскресли охотники за неграми».

«Люди с белой кожей стреляют в людей с темной кожей, — писал Мелья, — потому что темнокожие хотят пользоваться правами, которые дает им конституция…»

И далее он обрушивается на властей города Санта-Клары, которые пособничают расистам. И это было более чем смело, потому что кубинская буржуазия и даже либеральная интеллигенция любила хвалиться во всеуслышание, что, дескать, на Кубе нет расовой дискриминации. Разумеется, как только прозвучал голос Мельи, власти предприняли попытки замять скандал в Санта-Кларе.

Народный университет имени Хосе Марти

Сразу же после окончания студенческого конгресса Мелья взялся за организацию Народного университета. Ректорат Гаванского университета без большого энтузиазма встретил затею студентов. И если он согласился предоставить аудитории студентам и рабочим, то только потому, что не очень верил в возможность просвещения рабочего люда. Правда, студентам помогли и многие прогрессивные представители кубинской интеллигенции, горячо поддержавшие молодежь. Их слово было веским, и ректор не мог с ними не считаться.

День рождения Народного университета стал настоящим праздником для всех прогрессивно настроенных студентов и профессоров. Это произошло 3 ноября 1923 года в актовом зале Гаванского университета.

На первых порах — с ноября 1923 года — организаторы Народного университета столкнулись со множеством проблем. Была отброшена старая методика как отжившая и догматическая. Мелья и его товарищи считали, что этим самым они расчистят дорогу для преподавания в будущем диалектического и исторического материализма — конечной цели учебного процесса в Народном университете. Правда, в то время вряд ли кто-либо из них мог похвалиться глубокими знаниями марксистской философии. Но все были полны энтузиазма и по молодости лет меньше всего думали о том, что может произойти через год-два.

Занятия проводились по вечерам после работы. По форме это были популярные лекции по литературе, трудовому законодательству, социальной медицине, древней истории, политической экономии, праву, естественным наукам. Преподаватели Народного университета, а ими были наиболее прогрессивные профессора Гаванского университета и самые подготовленные студенты из группы «Реновасьон», старались при чтении лекций объяснять многие общественные явления на примерах Кубы. В то время из всех преподавателей только Хулио Антонио был по-настоящему близок к марксизму. И он отдавал все свои знания, весь свой опыт любимому делу. Президентом университета был избран Хосе Сакариас Тальет, генеральным секретарем — Мелья. Из студентов, кроме Мельи, самыми активными преподавателями были Сара Паскуаль, Альфонсо Верналь, Леонардо Фернандес Санчес. Из ранее окончивших Гаванский университет — Рубен Мартинес Вильена, Густаво Альдерегиа, профессор Эусебио Эрнандес, венесуэльские коммунисты, политэмигранты братья Густаво и Эдуардо Мачадо.

Разумеется, никаких опросов, а тем более экзаменов не было. Студенты считали свою задачу выполненной, если их лекции вызывали интерес у слушателей и если число последних росло.

Прошло всего семь месяцев после открытия Народного университета, как ректор Гаванского университета понял, что это не пустая затея студентов и что затея эта представляет определенную опасность для режима как центр, в котором пропагандируются идеи, несовместимые с официальными. Поэтому он запретил проводить занятия в аудиториях на «Холме». Студентов выручили сами рабочие. Они предложили перенести занятия в помещения профсоюзов. Нет худа без добра: изгнание Народного университета хотя и осложнило работу его организаторам, но послужило еще большему сближению рабочих и студентов.

Так однажды перед началом лекции Мелья познакомился с человеком, который стал его другом и наставником на всю жизнь, с рабочим, профсоюзным лидером Альфредо Лопесом.

Позже Альфредо посоветовал ему начать общение с рабочим классом с посещения фабрик. Хулио так и сделал. В конце 1923 года он впервые увидел, как трудятся рабочие. Это произошло на табачной фабрике «Пор Ларраньяга». У ее рабочих были богатые революционные традиции, уходившие корнями в 90-е годы прошлого века, когда в стране зарождалось рабочее движение. Дружба с табачниками ширилась, и особенно крепкой и прочной она стала в городе Сан-Антонио-де-Лос-Баньос, расположенном невдалеке от столицы. У тамошних табачников Народный университет сразу же завоевал любовь, и каждый приезд студентов, а в особенности Мельи, вызывал глубочайший интерес среди его жителей.

В ноябре 1924 года Хулио Антонио писал в журнале «Хувентуд» в статье «Новый учебный год в Народном университете имени Хосе Марти»:

«Народный университет имени Хосе Марти, подобно любому такому же учебному заведению, не является единственным и окончательным средством, которым располагает кубинский народ для своего освобождения. Мы верим, что каждый новый организм, который посвящает себя делу освобождения человека, должен быть очень полезен. Таковы народные университеты. Они разрушают часть современной тирании: монополию на культуру… Знания — это привилегия, которая несет в себе определенные обязательства. Овладевать новыми знаниями и не распространять их — предательство… Образованный пролетариат станет авангардом. А это почетное место в нынешнее грозное время».

Идея Народного университета привлекла внимание молодой кубинской интеллигенции и в других городах страны. Так был создан Народный университет в Камагуэе.

С приходом к власти Мачадо началась подготовка к репрессиям против университета имени Хосе Марти, который Мелья назвал «любимым детищем моих дум». Министр внутренних дел так и заявил: «Народный университет — это опасный очаг коммунистической пропаганды».

Было ясно, что университет закроют. Мелья и его товарищи понимали, что волна репрессий постепенно захватит и Народный университет. Правда, никто из них и не предполагал, что полиция следит за каждым их шагом: на каждом занятии в профсоюзах обычно бывали шпики.