Свердлов

В этой-то обстановке прошла для Якова Михайловича зима 1911/12 года. Это были едва ли не самые тяжелые месяцы в его и без того суровой жизни профессионального революционера. Яков Михайлович остался без почты, без газет, под надзором бесцеремонных стражников, которые то и дело вмешивались в его жизнь. Вместе с хозяином дома Свердлов занимается охотой, рыбной ловлей, участвует в хозяйственных работах, чтобы добыть необходимое пропитание.

Долгая и суровая полярная зима, одиночество, отсутствие связей с товарищами угнетали Свердлова. Тяжело переживал он и перебои с почтой. Ухудшилось его здоровье. Как-то он провалился по пояс под лед. Трижды отмораживал себе лицо, до крови потрескались руки.

Но письма Свердлова из гиблого Максимкина Яра были полны другим. «…Проживу и бодрость, энергию сохраню, — подчеркивает Свердлов в письме к жене. — Не растрачу на борьбу со своими настроениями своих сил, для них найдется и иное, более целесообразное применение».

Все думы и помыслы Якова Михайловича в крохотной комнатке в глухом таежном селении были по-прежнему с партией, с революцией, с которыми он навсегда связал свою жизнь. «Эх, кабы знать, что письмо дойдет наверняка, — сокрушался Яков Михайлович в письме жене 13 октября 1911 года, — просил бы списаться и с Над. К. и с Мих. Ст. и другими, вроде Сергея, написал бы и сам им…» Над. К. — это Надежда Константиновна Крупская, это весточка Владимиру Ильичу Ленину. Мих. Ст. — это Михаил Степанович Ольминский, видный деятель большевистской партии, один из близких друзей Свердлова.

Яков Михайлович был реалистом. Это величайшее ленинское качество профессионального революционера. Как говорил он сам: «…исхожу из факта, а раз зимовка стала фактом, то нечего и говорить». И он развертывает активную деятельность даже в самых необычных условиях. Занимается с хозяйкой дома Д. В. Кудриной и ее подругой, готовя их к учительской работе. Продолжает изучать французский язык. По ночам читает и перечитывает, вплоть до объявлений, старые газеты. Организует театральный кружок из местной молодежи, ставит чеховского «Медведя». Выступает против местного реакционера — священника Покровского.

Немало хлопот доставил этот ретивый поп Свердлову. Вместе с надзирателями он выслеживал Якова Михайловича, подбил стражников сделать у него обыск, давший для блюстителей порядка неожиданный результат. У Свердлова были изъяты чертежи. Ни поп, ни стражники в них не разобрались. Тогда они решили послать их по начальству, которое выругало надзирателей, так как чертежи оказались теоремой Пифагора, которую Яков Михайлович объяснял своим ученицам. «Поздравляю вас с новым товарищем по службе, — иронически обратился Свердлов к своим стражникам. — В России так и полагается: крест и шашка — большая родня».

Покровский назвал Свердлова «искусным ловцом человеков в сети диавола». В своей проповеди против него поп хотел опорочить революционера. Но получилось наоборот — к Свердлову потянулись местные жители, они жаловались на Покровского, который освящал ежегодный грабеж охотников — остяков и эвенков русскими купцами. Приходили рабочие Обь-Енисейского канала, всегда бывала максимоярская молодежь. «Молодежь полюбила Якова Михайловича, — вспоминала Д. В. Кудрина, — чуть не каждый вечер собиралась у него. Он игры всякие знал. Часто пел, любил петь революционные песни».

Так проходила зима.

Кипучая натура Свердлова требовала действий, свободы. Соединиться с товарищами по нарымской ссылке, чтобы устремиться дальше, в революционные центры России, стало заветной целью Якова Михайловича. На помощь пришли нарымские большевики, которые развернули энергичную, активную кампанию за возвращение Свердлова в Нарым. Под их натиском нарымский пристав Овсянников сдался и в канун 1912 года отправил губернатору письмо, в котором предлагал перевести Свердлова в Нарым, мотивируя это тем, что ежемесячно возить ему так далеко пособие крайне обременительно для должностных лиц.

В феврале 1912 года Свердлов прибыл в Нарым и сразу же встал в ряды активных работников местной партийной организации. «Вначале, — признается Свердлов жене в письме от 23 февраля 1912 года, — я собирался вести замкнутую жизнь, обложился книжками, в особенности периодическую литературу окота пересмотреть, ведь Максимка не менее тюрьмы отрывала от всех и всего. Но это не удалось. При бедности в интеллигентных силах, при моем общественном темпераменте, я не мог выдержать и сдался на просьбы, уговоры, приставания товарищей, согласился читать и лекции по политической] экономии, и рефераты, а теперь проявил инициативу и сам затеял собеседования по таким живым вопросам, как оценка момента, избирательная] камп[ания], характер работы и пр., причем взял на себя роль докладчика и т. д.».

После разгрома 1911 года, когда царские власти ликвидировали все виды организации ссыльных (кружки, театр и т. п.), нарымская ссылка ожила, возобновила свою работу подпольная партийная школа, одним из основных лекторов ее стал Свердлов. Нарымские большевики во главе с Куйбышевым и Свердловым установили связь со многими партийными организациями России. Москва, Петербург, Урал, Средняя Азия, Воронеж, Ковно — таковы пункты, откуда ссыльные получали регулярные известия. В Нарым поступала большевистская «Правда». Только Свердлов получил в сентябре 1912 года 24 номера «Правды» и 3 номера «Звезды». По инициативе Якова Михайловича было создано Центральное бюро по руководству партийной работой в крае. Мимо этого не могла, разумеется, пройти охранка. Томский губернатор писал начальнику жандармского управления: «По сообщению директора департамента полиции, в среде гласно-поднадзорных Нарымского края наблюдается будто бы подъем революционного настроения, устраиваются партийные чтения и рефераты, поддерживаются сношения с укрывающимися за границей единомышленниками».

Разгневанный губернатор пустил по следу местных полицейских ищеек, и уже 22 июня 1912 года начальник томского губернского жандармского управления доносил губернатору, что среди ссыльных существует «Центральное бюро ссыльных», деятельность которого направлена К сплочению ссылки для планомерных выступлений против правительства.

Началось следствие. 3 августа охранники закончили его. «Наряду с интересами экономическими и общественными, — доносил томский жандарм губернатору, — названная организация должна была преследовать и цели характера противоправительственного; все демонстративные выступления против органов правительственной власти положено было проводить строго планомерно и сообща».

Жандармы всполошились не зря. В центре ссыльного края, невзирая на трудности, большевики продолжали свою революционную деятельность. Первомайская демонстрация 1912 года в Нарыме была тому примером.

В апреле 1912 года вся Россия с гневом и возмущением узнала о кровавой расправе царизма с рабочими Ленских приисков. 300 тысяч бастующих подняли голос протеста против нового злодеяния царизма. Размах стачечного движения, как отметил Ленин, был не меньшим, чем в 1905 году. Жизнь убедительно показала правоту и точность анализа текущего момента, данного Пражской конференцией.

На гребне этого подъема родилась массовая ежедневная марксистская рабочая газета «Правда», ставшая общероссийским легальным органом большевистской партии. Чтобы оперативнее руководить партией в связи с подъемом рабочего движения, Ленин летом 1912 года переехал в Краков, ближе к России.

1 мая 1912 года вышли на демонстрацию пролетарской солидарности и нарымские большевики. Около 200 человек собралось в так называемом Колином бору. Взвились алые стяги, зазвучали революционные песни. Первым выступил Куйбышев. Маевка носила ярко выраженный политический характер. Ее тщательно готовили Куйбышев и Свердлов. За несколько дней до маевки, чтобы избежать ареста и возвращения в Максимкин Яр, Яков Михайлович добился перевода в село Колпашево. Но полиция, арестовав в связи с демонстрацией 18 человек, в том числе Куйбышева, схватила и Свердлова.

— На каком основании? — протестовал Свердлов. — В связи с демонстрацией? Но ведь первого мая я находился в Колпашеве!