Петр Смородин

Передние кресла были отданы старшим. Молодежь сбилась кучками поодаль — ребята из Нарвского, Невского, Выборгского, Петроградского, Московского и Василеостровского районов. Шутили, смеялись, под сводами стоял невообразимый звонкий гул. Но все посматривали на часы. Сейчас они пробьют пять, стремительно выйдет к трибуне Сергей Миронович Киров — минута в минуту. И зал не дыша будет слушать самого яркого оратора партии.

Но пробило пять. Киров не вышел. Стали переглядываться в президиуме Борис Позерн, Петр Струппе, Михаил Чудов, Петр Смородин.

Прошло еще минут пять. Позерна вызвали за сцену. Его не было долго, и в президиум полетели записки: «Где Киров?» На них никто не отвечал.

Борис Павлович Позерн, шатаясь и тряся головой, еле добрался до товарищей и что-то шепнул им. На миг они окаменели. Потом Смородин схватился за голову и, повалив стул, выбежал за сцену. Струппе комкал черную бороду. Чудов поднес к глазам носовой платок.

Борис Павлович потянулся к звонку дрожащей рукой. И не своим громовым баритоном, а приглушенно, по-стариковски, еле сдерживая рыдания, сказал:

— Дорогие товарищи! Сергей Миронович не придет. Собрание отменяется.

— Почему?

— Что случилось?! — послышались тревожные голоса. Позерн махнул рукой, опустился в кресло и зарыдал…

ДРУГ РАБОЧИХ

Жизнь Петра Ивановича Смородина надломилась.

Все товарищи понимали, что затаенная грусть и безмерная печаль сковали его по рукам: не слышали от него более ни озорной шутки, ни острой поговорки.

Почти весь 1935 год шла огромная по масштабу проверка партийных документов. Бюро райкома заседало через день до трех-четырех часов ночи, решая судьбы тысяч коммунистов.

В первую годовщину смерти Кирова Петр Иванович напечатал в «Ленинградской правде» статью «Друг рабочих». Во. всем оставался верен себе вожак большевиков Выборгской стороны и выбрал самую сокровенную для себя тему — преданность старшего друга могучему рабочему классу.

«Рабочие Выборгской стороны хорошо знали и сердечно любили Сергея Мироновича, — писал он. — И Мироныч лично знал очень многих рабочих. А когда в великие пролетарские праздники колонна Выборгского района проходила мимо трибуны, улыбающийся Мироныч по имени приветствовал знакомых товарищей, и это приветствие было горячим и крепким, как дружеское рукопожатие.

Рабочие Металлического завода никогда не забудут, какое большое участие принимал Сергей Миронович в ответственном и сложном деле выпуска первых советских турбин…

Приемка турбины — это ответственный и тревожный момент. В напряженном молчании прислушиваются рабочие к первому биению сердца мощной машины, инженеры и мастера следят за тем, как увеличивается число оборотов, — у каждого одна мысль, одна забота. И Сергей Миронович, охваченный общей тревогой, стоит вместе со всеми у испытательного стенда.

Но вот все быстрей работает турбина; работает ровно, без перебоев, у людей проясняются лица, и к Сергею Мироновичу начинают подбегать рабочие: «Идет хорошо, Сергей Миронович, все будет в порядке»,

Мастер турбинного отделения Тимофеев как-то сказал товарищу Кирову о том, что существует способ проверки исправности турбины — надо на самый верх турбины поставить на ребро пятачок. Если монета при полном ходе машины не падает от сотрясения — значит, машина работает хорошо, без перебоев. И с тех пор Сергей Миронович, приезжая на приемку, всегда говорил: «А ну перестаньте определять «на глазок» — поставьте лучше на турбину пятачок».

Горячо любивший жизнь Мироныч прямо расцветал, когда видел наших здоровых, молодых, крепких ребят. На том же Металлическом заводе в обеденный перерыв молодежь играла на дворе в волейбол. Киров остановился, долго смотрел и сказал: «Думал ли кто-нибудь раньше о том, что можно так веселиться на заводе? Хорошая молодежь, радостная у них жизнь и работа».

Киров любил людей. Он радовался их успехам, поднимал, поддерживал тех, кто своей работой помогал нашему государству. И недаром к Кирову обращались заводские изобретатели и рационализаторы — он интересовался их работой, расспрашивал, советовал. Не забывал этих людей и, приехав на завод, интересовался, как продвинулась их работа..

Была у Кирова одна замечательная особенность в подходе к рабочим — он всегда показывал им их работу в перспективе ее развития. Говоря о тракторных частях, о турбинах, об оборонных заказах, он всегда умел показать, какое значение имеет эта вещь для всей страны в целом и для каждого в отдельности. Он учил нас через детали и машины, которые производит рабочий, раскрывать перед ним его роль в строительстве социализма, в обороне страны, в укреплении нашей социалистической Родины».

КОНЕЦ…

В апреле 1936 года Выборгская сторона разделилась на два района: Красногвардейский и Выборгский. Город сильно вырос за годы индустриализации, и новое районирование стало разумной мерой. Андрей Жданов, прибывший в Ленинград после смерти Кирова, настоял, чтобы Смородин стал первым секретарем в Московском районе.

Петр Иванович пришел на XVI районную партийную конференцию как почетный гость: проститься с выборгскими большевиками. Попросили его выступить. Он сказал кратко и заключил речь словами:

— Я четыре года и четыре месяца работал с вами рука об руку. Худо ли, плохо ли — судить не мне. — И под смех делегатов добавил: — По-моему, чуть-чуть подходяще!

Гордону пришлось держать ответное слово. Он был стеснен присутствием Смородина, но удачно выразил мысль всего зала: выборжцы могут гордиться тем, что у них был такой достойный руководитель. И напомнил слова, сказанные однажды Кировым: «Дело наше, товарищи, непобедимо не только потому, что у нас великая армия строителей, но и потому, что мы строим по плану такого архитектора, который не собьется с правильной исторической дороги, наш архитектор — это наша непобедимая большевистская партия, вооруженная ленинизмом!..»

Ровно через год Петр Иванович уехал из города Ленина: 13 сентября 1937 года его избрали первым секретарем Сталинградского обкома ВКП(б). Вскоре переехала в Сталинград и его семья.

Положение в областной и городской организациях партии было напряженное, особенно с кадрами.

Собственно, с этого и начал Петр Иванович работу в Сталинграде. Секретаря райкома партии Федорова, переведенного из Рудни в Урюпинск, оклеветали в руднянской районной газете.

Федоров, когда его кандидатуру выдвинули на пост урюпинского секретаря, дал себе отвод и уехал в Сталинград к Смородину.

Районное партийное собрание шло в Урюпинске почти неделю: один из «активистов» требовал распустить весь райком, обвинив всех его членов в политической неблагонадежности.

Это было чрезвычайное происшествие, с каким Смородину еще не приходилось сталкиваться. И он направил в Урюпинск заведующего отделом агитации и пропаганды обкома партии Сергея Алексеевича Краснова.

— Я не могу поверить, — сказал он ему в напутствие, — что роспуска райкома с такой формулировкой требует подлинный большевик, ленинец. Всего вернее, что это типичный карьерист или приспособленец. Поезжай, Краснов, разберись обстоятельно. А тому крикливому типу задай от моего имени только один вопрос: из какой партии он переметнулся к большевикам?

Краснов так и сделал. И тотчас же понял, что интуиция не обманула Смородина. Районное собрание заявило единодушно:

— Так он эсер, кто этого не знает!

Собрание вступило в нормальную фазу. Крикливый тип, пытаясь удержаться в партии, сделал поворот на 180 градусов и снял свое предложение о роспуске райкома. Но это не спасло его от заслуженной кары. Федорова оставил Смородин работать в Сталинграде, в областном земельном отделе. Некоторое время спустя он снова перешел на партийную работу в одном из сельских районов области…

В январе 1938 года Смородин был на пленуме ЦК ВКП(б) в Москве.

Докладывая о решении пленума ЦК на заседании обкома, Петр Иванович особенно подчеркнул свою заветную мысль: партийная душа должна быть во всем на первом месте! — и подробно остановился на главных задачах партийной организации области: беспощадно бить карьеристов, которые клевещут на членов партии; внимательно разбираться во всех обстоятельствах дела любого коммуниста, на которого пало подозрение; всегда думать о том, что даже исключенного из партии человека нельзя снимать с должности и лишать работы, пока не рассмотрена его апелляция.