Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 65

И Зина и Серега относились к Петру с глубокой личной симпатией.

Устные воспоминания Зинаиды и Сергея дополняют картину жизни Петра в те дни. Вместе с друзьями он добивался того, что надо назвать внутренним усовершенствованием.

Отец Зинаиды Николаевны, старый большевик-подпольщик, хорошо был наслышан, что многие в комсомоле начисто отрицают балет, равнодушно обходят концертные залы, где звучит классическая музыка, и старался внушить:

— Прежде чем отрицать или критиковать что-то, это надо знать досконально. Вот вам билеты в консерваторию на Скрябина. Там исполняют его «Поэму Экстаза».

Скрябин тоже был в немилости. Но слушали с восторгом. А когда вышли на улицу, Петр сказал с интересом:

— А ведь здорово забирает!..

Так было и с балетом. Пока не ходили, отрицали начисто. Но зачастили в Большой театр и помалу примирились с этим «буржуазным искусством»…

Зинаида Николаевна как-то сказала:

— Вот перечитала недавно Мариенгофа «Роман без вранья» и заново пережила те вечера, когда мы с Петром ходили на имажинистов и футуристов в «Стойло Пегаса», слушали Сергея Есенина и других поэтов. Петр частенько повторял мысль моего отца: «Действительно, чтобы бороться с кем-то, надо того знать!» И уж старался узнать полнее — он не терпел верхоглядства, требовал от товарищей такой самостоятельной оценки человека, факта, явления, которые были бы результатом подлинного знания и глубоких раздумий… И при этом во всем он оставался питерским рабочим парнем. Простой, внешне грубоватый, костюм всегда одинаков: черная или синяя косоворотка с пиджаком или русская рубаха с широким кожаным поясом. В душе человек мягкий, лиричный, чистый…

Сергей Николаевич Белоусов рассказывал, что Петр много читал, действительно «сам себя делал» без университетов и курсов. Среди русских писателей особенно выделял Льва Толстого, чуть меньше Ивана Тургенева. Среди иностранных писателей — Теодора Драйзера и Бернхарда Келлермана.

— Его очень восхищали «гении», «титаны», инженеры, творческие люди, переделывающие мир.

Помнит Сергей Николаевич, как они были на оперном спектакле в Большом театре, когда Шаляпин перед отъездом за рубеж пел партию Бориса Годунова.

Сам Смородин не играл ни на каком музыкальном инструменте, но слух у него был хороший. И после прощального шаляпинского представления весьма недурно повторял два монолога: старца Пимена и царя Бориса.

В кинематограф ходили редко: уж очень несовершенно показывали картины. Да и не сходили с экранов душераздирающие мелодрамы, а их Петр не высиживал. Зато в театрах бывали частенько. Смородин не пропускал ни одного спектакля в театре Всеволода Мейерхольда, с которым встречался дружески. Видели «Лес» Островского, «Мистерию Буфф» Маяковского. Ломка старых театральных канонов, смелые поиски нового захватывали дух. Но вызывали и настороженность, особенно при постановке «Мистерии», где по ходу дела вывешивался в полсцены земной шар с красным флагом, а чуть ли не на головы зрителей спускался по веревке актер.

Петр тонко чувствовал поэзию, долго не расставался с поэмой Блока «Двенадцать» и с удовольствием цитировал строки, посвященные любимому им Питеру. Иногда он вставлял кое-что из Блока в свои речи. У Есенина признавал только лирические стихи, но с неприязнью относился к циклу «Москва кабацкая».

Бывал Сергей Николаевич со Смородиным и в «Стойле Пегаса» — на углу Тверской и Гнездниковского переулка.





— Он хотел мне показать, почему туда стремится поэтическая и театральная молодежь. Однажды Петру захотелось послушать Маяковского, и мы пошли на его вечер в Центральном клубе профсоюзов на Цветном бульваре. Честно говоря, были ошеломлены антуражем: поэт вышел к публике в каком-то странном наряде. Читал Владимир Владимирович здорово: под «ура!» и неугомонный свист. Петр поеживался и приговаривал: «Штукарство ни к чему. А вообще-то, в нем что-то есть, ей-богу!..»

И еще вспомнил Белоусов о лыжных прогулках поздней осени и зимы 1923 года. Трамваем добирались до Воробьевых гор, дальше — пешком или на попутной подводе — до лыжной базы, где был весь необходимый инвентарь.

Особенно запомнился день 20 января 1924 года. Тревожно было в стране: газеты крупно печатали бюллетени о состоянии здоровья Владимира Ильича. Сначала даже не хотели идти — смутно было на сердце. Потом все же пошли — никто не верил в плохой исход.

В тот день встречали на базе четырех красных командиров — Балхаша, Скалкина, Хитрова и Гребенщикова. Они совершали рекордный лыжный переход из Архангельска: тысячу триста километров за двадцать шесть суток.

Цекамольцев было двое: Петр Смородин и Сергей Белоусов. Да еще Николай Чаплин, который на несколько дней приехал из Тифлиса и хотел провести этот день вместе со своим другом Смородиным. Очень сердечно встретили лыжников. Петр сказал краткую речь. Нагулялись на лыжах вволю — домой вернулись по-темному. Увлечение лыжным спортом продолжалось и позднее, когда Смородин и Белоусов ушли учиться на курсы.

II КОНФЕРЕНЦИЯ РКСМ

Через полтора месяца после XI съезда партии состоялась 16–19 мая 1922 года II Всероссийская конференция РКСМ. На ней обсуждался доклад Цекамола, вопросы о международном положении, о Коминтерне молодежи, об итогах выполнения решений IV Всероссийского съезда РКСМ и о дальнейших задачах союза.

Конференция подтвердила правильность решений IV съезда и рекомендовала вести дальнейшую работу по организации труда, быта и образования рабочей молодежи в условиях новой экономической политики. Кроме того, она определила меры по улучшению качественного состава союза, совершенствованию форм и методов союзной работы. И поручила Цекамолу разработать к V съезду РКСМ вопрос о детском движении. 19 мая она постановила распространить по всей стране опыт Москвы, где были созданы первые пионерские отряды. Так этот день стал днем рождения советской пионерии. Делегаты конференции выполнили наказ Ленина. Он говорил, что организация детей, находящаяся под руководством коммунистов, — лучший путь для воспитания коммунаров.

Но центр тяжести был перенесен конференцией на основы культурно-просветительной деятельности. Было отмечено, что эта деятельность ослаблена. И не только по объективным причинам (тяжелое экономическое положение рабочей молодежи), но и по вине союза: неумение ставить воспитание молодежи, сообразуясь с ее запросами, стремлениями и психологией. А отсюда и нарушения элементарнейшего принципа коммунистического воспитания, который заключается в сочетании теоретического просвещения с практической работой членов союза. Часто мешает успехам культурно-просветительной работы отвлеченный ее характер, измельчание…

Конечно, очень затрудняло оживление воспитательной и культурной деятельности отсутствие издательской базы у Цекамола. Вокруг Всероссийского штаба комсомола не объединялись в те годы свои писатели — прозаики, драматурги, поэты.

Конференция отметила, что комсомол мало считается с естественным стремлением молодежи к развлечениям, играм, спорту, а по этой причине с малым успехом вырывает молодежь из-под влияния мелкобуржуазной идеологии (кино, балы, маскарады, бульварная литература). Надо воздействовать не только на разум молодежи, но и на ее чувства…

Когда Смородин зачитывал этот пункт резолюции, послышался голос с места:

— А как быть с танцами? В резолюции этого нет, а молодежь валит на них как на праздник.

Смородин постоял в раздумье, махнул рукой. И это было воспринято не как осуждение, а как молчаливое разрешение проводить вечера с танцами. Но не увлекаться ими, так как есть дела поважнее…

Конференция уделила большое внимание образованию молодежи, накоплению знаний, необходимых каждому строителю социализма. Разумеется, союз не школа в обычном смысле этого слова. Он не может дать законченное образование. У него иные задачи: пробудить у молодежи культурные запросы, вызвать интерес к знанию, помочь каждому уяснить необходимость учиться, научить каждого работать над своим самообразованием самостоятельно. При этом вся работа по обучению и воспитанию должна носить классовый характер, быть связанной с конкретными мерами борьбы за экономические интересы рабочей молодежи. Активисты союза должны смелее привлекать к пропагандистской работе партийцев-марксистов и передовых педагогов. В деревне — шире привлекать местных учителей, агрономов для ликвидации азбучной неграмотности, политического просвещения и знакомства с агротехникой. Уездные и губернские комитеты партии и органы политико-просветительной работы обязаны усилить контроль над характером работы деревенских ячеек, чтобы те не попали под влияние местной интеллигенции.