Петр Смородин

Теперь в любимый город своей нелегкой юности он ехал со спокойной душой. Границы на замке, Юденич — в Дании, Маннергейм — в Хельсинки, эстонские бароны — в Ревеле, Булак-Балахович — в нетях.

Двадцать шесть месяцев пробыл он добровольцем в Красной Армии, со дня ее рождения. Можно и вернуться к мирной жизни.

В конце апреля 1920 года сошел он с поезда в Петрограде в старой шинелишке, в потертой папахе, с солдатской сумкой за плечами. Мучил его ншиас. И он решил размяться пешком до Смольного…

ВОЖАК КОМСОМОЛА

БОЕВЫЕ БУДНИ ГУБКОМА

Паровоз революции стремительно летел вперед, менялись обстоятельства, изменился и возмужал Петр Смородин — комсомолец, перешагнувший рубеж двадцатилетия, с боевым орденом на груди.

Но главное оставалось неизменным — он рвался работать среди молодежи. Как только приехал в Питер, избрали его организатором РКСМ в 1-м Городском районе. И членом бюро Петроградского комитета: там он ведал военно-спортивной работой.

На фоне новых активистов союза, товарищей и горластых и боевых, он сразу же стал заметной фигурой. Алексей Дорохов имел случай присмотреться к нему и оставил его портрет тех дней:

«Смородина побаивались, но любили и уважали. Он был, пожалуй, самым серьезным и политически зрелым из первых руководителей союза. Но немногие знали, что этот… суровый парень в старой, замызганной шинели, с неисчезающей хмурой складкой между бровей каждую свободную минуту отдавал упорной, настойчивой и какой-то неистовой учебе, поглощая по ночам залпом книги самого разнообразного содержания. Словно проводя в жизнь по своей инициативе предстоящий призыв Ленина к молодежи: «Учиться, учиться и учиться!» И Петр Смородин добился того, что из малограмотного рабочего парня, движимого лишь интуитивным классовым чутьем, стал сперва признанным руководителем юношеского движения страны, уверенно разбирающимся в самых запутанных и сложных принципиальных и методических вопросах, а в дальнейшем перешел на руководящую работу в партии…»

Было тяжко в ту пору. Правда, началась передышка на фронтах, но она не принесла существенных перемен в жизни рабочих красного Питера. Средний заработок в пять раз был меньше, чем в 1913 году. Даже Путиловский завод использовал лишь три процента своей производственной мощности.

Многие заводы и фабрики были закрыты, многие работали от случая к случаю: с неделю теплилась в них жизнь, с месяц они простаивали. Число рабочих в городе сократилось почти в три раза.

Улицы и проспекты словно вымерли. Да и были они в ужасающем состоянии: сплошные ухабы, похожие на воронки от снарядов. Морозы изрыли мостовые, водостоки обрушились, деревянные тротуары растащили на дрова.

Бедственное положение в народном хозяйстве тяжело отражалось на жизни трудящихся. Хлеба выдавали до полфунта в день, в магазинах не продавали одежду и обувь. Тысячи людей умирали от голода, эпидемий тифа и «испанки». Особенно тяжело переносили тяготы жизни подростки. Четыре года царской войны и два года вражеской интервенции жили они впроголодь при остром недостатке одежды, обуви и топлива. Многие из них болели и умирали. Тысячи детей остались без родителей, пополнили ряды беспризорников.

В канун 1920 года питерская комсомольская организация объединяла не более тысячи комсомольцев. Но они были реальной силой, неустанно преодолевали трудности и заботились о росте своего союза. Они участвовали в субботниках по заготовке топлива, направляли в хлебные губернии продовольственные отряды. Хлеб отбирали у кулаков, а среди бедняков и середняков вели большую политико-просветительную работу: создавали клубы, ставили спектакли, проводили беседы и лекции.

По примеру коммунистов, которые в «партийные недели» добивались пополнения рядов РКП (б), комсомольцы красного Питера решили провести «недели красной молодежи», чтобы привлечь в союз новых членов и укрепить свои ячейки.

В дни второй «недели» — 18 декабря 1919 года — вышел первый номер первой в стране молодежной газеты «Смена» с приветственным письмом Владимира Ильича Ленина:

«Приветствую рабоче-крестьянскую молодежь Петроградской губернии в дни проведения красной недели.

Усиливайте, юные товарищи, вашу работу в этом направлении, чтобы со свежими молодыми силами приняться за устройство новой, светлой жизни».[6]

Комсомолия красного Питера восстановила за «недели» организации в тех районах, где злобствовали банды Юденича. И к приезду Смородина в городе и губернии было уже больше трех тысяч членов РКСМ…

Петр начал с детей, которые потеряли кормильцев на фронтах гражданской войны: райком «оккупировал» роскошную гостиницу «Европейскую» на Николаевской улице и открыл в ней детский приют, — ребята учились и работали, находясь на полном иждивении государства.

Это был хороший подарок детям в канун Первомая. А 1 мая был назначен Всероссийский субботник. Коммунисты и комсомольцы города сумели всколыхнуть сто шестьдесят тысяч человек. Вся районная организация во главе со Смородиным убирала булыжник с Марсова поля, рыхлила почву, сеяла траву, сажала первые липы. Ей оказали дружную помощь моряки.

И питерцы сделали чудо. Бывшее пыльное Марсово поле — главный плац для царских военных парадов — превратилось в красивую площадь с гравийными дорожками, зелеными лужайками, обрамленными купами кустов. А в центре ее — мемориал над братской могилой борцов революции.

Дела военного профиля отнимали большую часть сил Петра. Он и сам рассказывал о боях под Псковом, Юрьевом, Ямбургом, Нарвой и подсказывал делать это другим. Они ведь тоже активно помогали Красной Армии, пока Петр был на фронте. По комсомольским мобилизациям уходило на позиции молодежи в два раза больше установленной нормы. Иван Скоринко и Михаил Глебов писали с Южного фронта: «Шлем привет с красной Украины. Находимся в центре боев… Мы наступаем, золотопогонники бегут. Есть надежда, что красные лампасы скоро будут торчать из Черного моря. Восторгаемся революционной отвагой питерцев…»

Петр не мог допустить, чтобы приглушилась память об армейских подвигах покойного друга Василия Алексеева, и посоветовал товарищам собирать материалы о бронепоезде № 44, где под Гатчиной Вася был лихим пулеметчиком.

В городе продолжали быть в боевой форме три комсомольские роты: самокатная особого назначения, сторожевая и резервная. Первой командовал М. Александров с фабрики Керстена, комиссаром был И. Канкин. Под их началом было триста образцовых бойцов из актива Выборгского, Петроградского, Московского и Невского районов. В сторожевой роте, где состояло двести семьдесят бойцов из актива центральных районов города, душой был младший из трех братьев Петропавловских — Володя. Он и стал правой рукой Смородина в дни мобилизации против белополяков и Врангеля, в дни формирования частей особого назначения (ЧОН) и развертывания военно-допризывной подготовки.

Мельком они свиделись летом 1919 года, когда шли ожесточенные бои с войсками Юденича под Ямбургом. Володя был в числе красных курсантов, которые вместе с полком Блинова-Смородина совершали хитрый обходный маневр. Наткнувшись на сопротивление врага, они сделали ночной бросок — двадцать пять верст по лесам и болотам. Зашли в тыл к белым и в числе первых ворвались в город.

Слишком молод был комиссар у курсантов: ему едва исполнилось семнадцать лет. И Петр спросил на привале: «Кто ты?» — «Петропавловский я, товарищ Смородин!» — «А меня откуда знаешь?» — удивился Петр. «Да мне братья о вас рассказывали. И столько наговорили, что я подумал: монумент, а не комиссар! Орест здесь со мной». — «А где Митя?» — «Он вместо вас заправляет райкомом комсомола на Петроградской стороне». Но подоспел Орест, братья кинулись в объятия, и разговор оборвался.

Теперь Смородин знал почти все о своем помощнике. На пятнадцатом году, когда был у родственников на Украине, он прорвался через заслоны Скоропадского в Киев под видом военнопленного, удравшего из Германии. И вернулся в Питер, где вступил в партию. На первом съезде комсомола его избрали членом ЦК, и именно он крикнул в раздражении с трибуны съезда против поборников «культурки»: «Коммунисты сражаются, а не танцуют!» Под Нарвой, гоже где-то рядом со Смородиным, десять раз ходил он в атаку впереди своего полка. Был он застенчив, как красная девица, красив своей скромностью и поэтичен: не расставался с томиком Блока, с томиком Есенина.

6

В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 40, стр. 25.