Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 10

Гучков говорил о «посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать». Та же мысль проводится в докладе охранного отделения 26 января 1917 г.: цель Гучкова — «неизбежный в самом ближайшем будущем дворцовый переворот, поддержанный всего-навсего одной-двумя сочувствующими воинскими частями». Гучков, разумеется, не мог не понимать, что без поддержки Петроградского гарнизона его переворот невозможен, однако едва ли когда-нибудь удастся определить до конца степень распропагандированное, до которой заговорщики довели этот гарнизон. Если среди рабочих у охранного отделения была постоянная агентура, даже такая, которую не заметил сам Гучков, то в армии последние четыре года никаких агентов по приказу Государя не было. «Надо было видеть радостное, осененное чарующей улыбкой лицо Государя при виде войск, — пишет ген. Курлов. — Нельзя было доставить Ему большего огорчения, будучи обязанным докладывать, что и среди войск распространяется революционное движение. Он совершенно перерождался при таких докладах, не хотел им верить, а все руководившие борьбою с этим революционным движением знают, как затрудняло их и без того нелегкую работу категорическое запрещение Государя иметь среди войск агентуру». В 1913 г. товарищ министра внутренних дел, по словам Глобачева, «добился высочайшего утверждения циркуляра, запрещавшего всем политическим розыскным органам иметь внутреннюю агентуру в войсках и в средне-учебных заведениях <…> С этого времени розыскные органы черпали сведения как бы мимоходом, случайные и весьма поверхностные».

Немногословные, но очень важные сведения содержатся в донесениях Куманина 21, 25 и 28 января 1917 г. «Особенную роль в деле сплочения и организации этой оппозиции высших слоев, — говорит он, — послужил внезапный отпуск с фронта, данный офицерам гвардейской кавалерии шефских полков. На фронте до офицеров-гвардейцев доходили лишь смутные слухи о столичных событиях. Приехав в столицу, они сразу окунулись в омут зловещих слухов и враждебных династии настроений». По словам Куманина, председатель Думы Родзянко убеждал «либеральную даму» графиню Шереметьеву «воздействовать на командный состав гвардейских корпусов» с целью перемены государственного строя. 25 января Куманин повторяет, что «по-видимому, по определенному плану спешно используется отпуск офицеров гвардейской кавалерии», а 28 января неожиданно, после стольких сенсаций, отступает: «Слухи о заговоре и чуть ли не декабристских кружках в среде офицеров гвардейской кавалерии фактического подтверждения не встречают.

«Политических дам», вокруг которых группировались бы такие салоны, среди офицерских жен Кавалергардского и Лейб-гусарского полков — нет. <…> решительно нет никаких данных, что в полках гвардейской кавалерии созревает какой-то заговор и подготовляются какие-то кровавые акты».

Масоны действовали вместе с Гучковым, хотя с другими целями. Осенью 1916 г. им наконец удалось формально сговориться с Гучковым. В сентябре на встрече руководителей Прогрессивного блока у М. Федорова произошел замечательно бескорыстный обмен мнений. Родзянко, Милюков и их единомышленники были убеждены, что в революции ничего смертельного не заключается, потому что во всяком случае власть получат они. Гучков заявил: «Мне кажется, мы ошибаемся, господа, когда предполагаем, что какие-то одни силы выполнят революционное действие, а какие-то другие силы будут призваны для создания новой власти. Я боюсь, что те, которые будут делать революцию, те станут во главе этой революции»[11].





Некрасов правильно понял эту идею, «…затем, — рассказывал Гучков, — я был болен, лежал, и вдруг мне говорят, что приехал Некрасов, который никогда не бывал у меня. Приехал ко мне и говорит: из ваших слов о том, что призванным к делу создания власти может оказаться только тот, кто участвует в революции, мне показалось, что у вас есть особая мысль… Тогда я ему сказал, что действительно обдумал этот вопрос» Они тут же объединились в группу, в которую кроме них вошли Терещенко и кн. Вяземский. Секретарь масонского Верховного Совета в 1916–1917 гг. Гальперн говорит: «Организационно неоформленные связи с военными начали завязываться очень многими видными деятелями нашей организации». Точнее поясняет секретарь Верховного Совета в 1910–1916 гг. Некрасов: «Незадолго до февральской революции начались и поиски связей с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А. И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязана организационная связь. Готовилась группа в с. Медведь, где были большие запасные воинские части, в полках Ленинграда». К тому же, как пишет Б. И. Николаевский, с началом войны «многие из лож и даже Совета пошли на работу по обслуживанию фронта уполномоченными и представителями различных комитетов помощи. Сношения с фронтом были, благодаря этому, у Совета довольно хорошие». Давно налажена была и связь масонов с левыми, думские руководители которых — Керенский, Чхеидзе, Соколов, Гегечкори — были привлечены в организацию. В чем заключался план масонов или их действия вне Думы, точно неизвестно до сих пор.

Т. к. масоны, рассказывая о своей предреволюционной деятельности, могли говорить либо правду, либо неправду, то и мнений на эту деятельность может существовать два. Одно из них основывается на показаниях самих масонов, которые утверждают, что их действия сводились к простой агитации. «Когда я был секретарем Верховного Совета и знал по своему положению почти всех членов лож, — говорит Гальперн, — мне бывало почти смешно видеть, как иногда члены разных лож меня же агитировали в духе последнего решения Верховного Совета, не догадываясь, с кем имеют дело». Так же объясняет Чхеидзе: «Переворот мыслился руководящими кругами в форме переворота сверху, в форме дворцового переворота; говорили о необходимости отречения Николая и замены его; кем именно, прямо не называли; но думаю, что имели в виду Михаила. В этот период Верховным Советом был сделан ряд шагов к подготовке общественного мнения к такому перевороту — помню агитационные поездки Керенского и других в провинцию, которые совершались по прямому поручению Верховного Совета; помню сборы денег на нужды такого переворота». В соответствии с такой точкой зрения, все свидетельства секретаря Верховного Совета Некрасова о подготовке переворота вместе с Гучковым основываются на желании «сделать своих масонов позначительней», на самом же деле масоны были ничтожной силой, а переворот готовил один Гучков. Февральская революция вызвала раскол в масонстве; Чхеидзе ушел в исполком Совдепа и принялся мешать Временному правительству работать.

Другое мнение основано на том, что каждому масону, начиная с 3-го градуса, дается «его священное право отрицания реального факта». Сторонники этого мнения отметают любые контраргументы, каждый раз утверждая, что это не контраргумент, а особый прием масонов. Так как цель масонского заговора должна по духу братства оставаться тайной, масоны нарочно подают себя как незначительную организацию, выдвигая на первый план Гучкова. Даже Некрасов, сказав, что после революции «начались политические и социальные разногласия и организация распалась», добавляет: «Допускаю, однако, что взявшее в ней верх правое крыло продолжало работу, но очистилось от левых элементов, в том числе и меня, объявив нам о прекращении работы, т. к. к этому приему мы и раньше прибегали». В результате февральской революции в соответствии с этим мнением к власти пришли именно масоны, которых в первом составе Временного правительства было, по мнению одних исследователей, три, по мнению других, четыре или пять, а Н. Н. Берберова насчитала даже десять из одиннадцати. Характерно, что масоны первоначально руководили и Совдепом: председателем исполкома Совдепа был масон Чхеидзе, товарищами председателя — масоны Скобелев и Керенский. Эта версия соответствует характеру лидера масонов, если к ним можно применить такое понятие, — Некрасова, прозванного «злым гением русской революции». Некрасов говорил, что его идеал — «черный папа», которого «никто не знает, но который все делает». Как секретарь Верховного Совета Некрасов был «главным организатором в масонской организации». Секретарь «один имел право требовать открытия ему имен и всех отдельных членов лож».