Страница 15 из 32
Между тем высокое шествие по машинному залу продолжалось.
Первый протокольный сбой, связанный с четой Вершигора, случился где-то уже у конца машинного зала.
Погруженный в репортерские записи на ходу, я не заметил, как Петр Петрович отделился от журналистского стана и сторонкой, краешком, держась левого порядка агрегатов, пробрался далеко вперед, намного обогнав правительственное шествие.
Когда процессия одолела почти километр пути, Вершигора уже стоял на одной из высоких смотровых площадок противоположного агрегатного шлема и делал оттуда фотоснимки. В дневнике есть об этом такая запись:
«Во время обхода машинного зала произошел маленький инцидент. Областное руководство не пригласило на правительственный прием, который должен был состояться вечером, почти никого из корреспондентов центральной прессы. Забыли (?) пригласить и П.П. Когда Хрущев вместе со всем эскортом сопровождающих шел в конец зала, он увидел Вершигору, который стоял на лесенке кремового с красной полосой шлема агрегата и фотографировал оттуда. Совершенно ясно теперь, что он и забрался туда не без тайной мысли.
Ник. Серг. увидел его, помахал ему рукой и, наклонившись к Суслову, что-то сказал, типа:
— Вон куда забрался партизан!
Областное руководство поняло это по-своему и, как шутил потом П.П., готово было броситься исправлять «политическую ошибку», которую допустило. До этого Вершигора сам ходил, закидывал удочку насчет пригласительного билета, я (для него) спрашивал о том же — отказывали».
Вершигору да и Антонину Семеновну Хрущев знал еще по работе на Украине. Нынешняя самоуправная выходка вроде бы удалась.
Между тем шествие обступило конечный агрегат. Последняя алая ленточка возле него была перерезана. Общие долгие рукоплескания.
Хрущев отдал ножницы услужливо расторопному помощнику и осмотрелся.
Возникло краткое колебательное мгновение.
Вдруг откуда-то, чуть не с поднебесной выси, от переплетов потолочной арматуры, тишину разорвал хрипловатый женский выкрик:
— Как, хороши штучки, Никита Сергеевич? А?!
Хрущев задрал голову, устремив взгляд наверх. Не растерялся и в ответ шутливо поднял большой палец руки: дескать, «на большой»!
— То-то! — продолжал тот же голос.
Мы обмерли: на верхней площадке противоположного агрегата, близко к макушке, красовалась сухопарая фигура Антонины Семеновны. Она стояла, выряженная по торжественному случаю — в белом платье Христовой невесты и в таких же шелковых нитяных перчатках до локтя.
На этом неожиданном явлении были сосредоточены теперь все взоры.
— Надо еще туда… вниз глянуть! — рукой показывала она на лесенку в турбинный зал. — Там еще лучше!
Наступило минутное замешательство. Хрущев о чем-то спросил Комзина. Тот коротко ответил. Потом Хрущев сделал вдруг широкий призывный жест, и вся кавалькада двинулась к лесенке в турбинный зал.
Охрана мгновенно отсекла корреспондентов, загородив спинами узкий вход. Правительственная делегация и небольшая часть свиты исчезли под землей, направляясь в тот самый рабочий ад турбинного зала, который, как уже ясно из предыдущего рассказа, меньше всего предназначался для высоких гостей и не мог быть подготовлен к приему. Посещение его никак не предусматривалось программой.
Антонина Семеновна, довольная исполненной миссией, с высоким чувством собственного достоинства, медленно спускалась по винтовой лесенке с макушки агрегата.
К ней подлетел разъяренный начальник охраны Хрущева.
— Кто вы такая?! Как посмели?! Вы здесь работаете?
— А вы кто такой?! Откуда выскочил? — был ответ.
— Да вы знаете, что я с вами сделаю?! — задохнулся начальник охраны. — Вы у меня попляшете! Подумаете, графиня, мымра полотняная! Кикимора…
— Ах ты… — в свою очередь, взвилась Антонина Семеновна. — Я тебе покажу мымру! Посмотри на себя! Пустопляс! Мудозвон коломенский! X… недоношенный! Я научу тебя с женщиной разговаривать! Несчастная твоя мать! Е… твою в душу! — и Антонина Семеновна разразилась таким многоверстным матом, который трудно передать на бумаге.
Начальник охраны онемел от неожиданности. К спорящим подлетел бледный, с перекошенным лицом Вершигора.
— Оля, Оля! Что с тобой?! Угомонись!
— А ты, пердун старый! Трясун несчастный! Весь век трясешься!
— Это ваша, товарищ генерал? Уберите ее…
— Я тебе — уберу! Кастрат! Негодяй! Пустопляс! — не унималась Антонина Семеновна.
Похоже, что ради праздника она еще с утра приняла порцию веселящего.
Петр Петрович еле оторвал ее от ярившегося и растерянного обидчика и увел.
Весь день он ходил сам не свой. Начальник охраны принадлежал к тому же ведомству, где засели главные зачинщики и устроители антипартизанской кампании, начиная с И. Серова. И не приходилось сомневаться, что все происшедшее он изобразит и доложит наверх соответствующим образом. Если же учесть степень близости и постоянный доступ начальника охраны к Хрущеву, то дело обстояло и вовсе скверно.
Может, непоправимо испорчены были итоги долгих усилий и надежд на скорую и вот-вот уже почти достигнутую справедливость. Да и сам корреспондентский выезд на Волгу для возможной встречи с Хрущевым не только наполовину обессмысливался, но, кажется, даже усугублял положение.
С мрачным видом, тяжело дыша и отирая пот со лба (начинало сдавать сердце), Петр Петрович простоял весь митинг под открытым небом. Мы следили за большой речью Хрущева, которую он произносил перед толпами строителей с крыла гидростанции.
Потом Вершигора сказал еще, что остается здесь. А я вернулся в коттедж, где нас поселили в соседних комнатах.
Не знаю, что в прошедшие часы свершалось в неведомых высших сферах и канцелярских штабах, обеспечивавших пребывание Хрущева и его окружения. Может, и ничего особенного. А, может, там развертывалась скрытая баталия.
Но только часа через два у меня на столе зазвонил телефон.
Говорил из приемной начальника Гидростроя «бюро услуг» Яков Кауфман:
— Где Петр Петрович?
— Не знаю…
— Передайте ему, пожалуйста, чтобы он зашел за билетом на вечерний правительственный прием…
— А мне нельзя? — смекнув, как меняется ситуация, осмелел я.
— О вас речи не было. Но я спрошу. Через десять минут он позвонил снова.
— Зайдите и вы…
— Решено проводить прием в расширенном составе, с участием прессы, — уже явно для отвода глаз сообщил он, вручая мне приглашение.
Похоже, что фортуна совершала очередной поворот.
Высокая встреча проходила в Доме приемов с подобающим размахом, воздвигнутом не только для нынешней надобности, но и на дальнюю гордую перспективу. Белокаменное здание уютно расположилось среди деревьев живописного парка на обрывистом песчаном берегу с видами на лениво плескавшееся Куйбышевское море и голубевшие вдали силуэты Жигулевских гор, завернутых в зеленый ковер лесов, концы которого, казалось, мокли в воде.
Впрочем, в сумерках, когда начался прием, об этих пейзажах могли напоминать лишь похожие на дальнюю жаровню мерцающие россыпи электрических огней по горным склонам противоположного берега, пушкинские фонари на здешних песчаных аллеях да ярко освещенные белые колонны подъезда самой резиденции.
Гости, в основном гидростроители, свои и наехавшие с разных концов страны, расположились в удаляющейся перспективе за двумя рядами почти бесконечных столов, приставленных к главному в виде буквы «П».
Местные устроители примостились в креслах рядом с Н.С.Хрущевым и его спутниками. Среди них активностью выделялись областной хозяин М.Т.Ефремов, который вел застолье, штатный парторг ЦК КПСС на Гидрострое А.С.Мурысев и начальник ГЭС А.К.Рябошапко. Пользуясь любым случаем, каждый из них в меру сил и возможностей старался вновь и вновь проявить великую радость от долгожданной исторической встречи, запал духоподъемности, бодрости и оптимизма. (Иван Васильевич Комзин, сидевший тут же, несколько часов назад держал ответную речь на митинге после Н.С.Хрущева и теперь находился как бы на роздыхе.)