Плененная горцем

— Одевайся, — приказал он. — Я хочу преподать тебе урок, поэтому ты едешь со мной.

Он отступил назад, ожидая, что она начнет одеваться у него на глазах.

Несколько секунд Амелия взвешивала свои возможности. Ей казалось, что разумнее всего было бы повиноваться ему хотя бы для того, чтобы выиграть время. Но когда она представила себе, как будет зашнуровывать корсет и надевать перед ним юбку — и все это для того, чтобы он смог увезти ее в горы и бог знает что там с ней сделать, — она поняла, что не может не возражать. Пусть лучше изобьет ее, превратив в кровавое месиво.

Амелия расправила плечи. Она не могла отрицать того, что этот мужчина наводит на нее ужас, но ее ярость была такой сильной, что каким-то образом взяла верх над страхом. Не успев хорошенько поразмыслить над возможными последствиями своего поступка, она швырнула одежду на пол.

— Нет. Я не собираюсь это надевать, как и покидать форт в вашем обществе. Вы можете попытаться принудить меня к этому, но я вам уже говорила, что, если вы ко мне прикоснетесь, я закричу. И вообще, если вы сию же секунду не покинете мою спальню, я это тоже сделаю. Обещаю вам, что очень скоро вы будете мертвы.

Он так долго и так злобно смотрел на нее, явно сбитый с толку ее неповиновением, что секунды показались ей вечностью. Затем выражение его лица изменилось. Он медленно шагнул вперед, и их тела соприкоснулись.

— Так значит, ты дочь Уинслоу, — тихим и низким голосом произнес он. — Знаменитого английского героя войны.

Она ощутила у себя на виске теплое дыхание Мясника, а его плед на плечах коснулся ее сорочки.

От его близости ее сердце затрепетало. Он напоминал живую гору мышц. От его прикосновения у нее захватило дух. Она больше не была способна ни думать, ни дышать.

— Да.

— Ты такая же бесстрашная, как он. Я люблю бесстрашных женщин. — Мясник взял прядь ее волос, потер ее между пальцами, поднял к носу и закрыл глаза. Казалось, он упивается ее ароматом. Потом он осторожно коснулся губами ее щеки и прошептал: — И от тебя так хорошо пахнет.

Амелия не ответила. Способность мыслить окончательно ее оставила, все чувства были охвачены пламенем ужаса и растерянности. От их жара у нее кружилась голова.

— А теперь снимай свою сорочку, — тихо приказал он. — Делай это немедленно, или я ее с тебя срежу.

Наконец-то она обрела голос и ухватилась за жалкие остатки своей храбрости.

— Нет, сэр, я этого не сделаю.

— Ты меня испытываешь, девушка?

— Наверное, можно сказать и так.

Он обвел взглядом ее лицо, всмотрелся в глаза, а затем опустил голову и посмотрел на ее грудь. У нее в животе зародилось странное ощущение, и она попыталась отстраниться, но горец схватил ее за руку и удержал возле себя. Он снова заговорил, почти касаясь губами ее губ:

— Я предупреждаю тебя в последний раз. Я велел тебе раздеться, и если ты будешь продолжать сопротивляться, я снимаю с себя ответственность за то, что с тобой после этого сделаю.

Амелия, подняв голову, посмотрела на него и покачала головой.

— Я снова отвечу вам нет и, если потребуется, повторю это еще сто раз.

Глава вторая

Амелия никогда не забудет жуткого звука рвущейся ткани — он будет ее преследовать до конца дней. Разорванная сорочка упала на пол, и холодный ночной воздух охватил ее обнаженное тело. Она обняла себя руками, прикрывая грудь.

— Тебе следовало сделать то, о чем я тебя просил, — произнес он, окинув беглым взглядом ее фигуру.

Затем он поднял сорочку с пола, прихватил ее край зубами и на глазах Амелии изорвал тонкую ткань в клочья.

Зайдя за спину, он всунул ей в рот кляп из обрывков сорочки и узлом завязал края у нее на затылке. Его теплые ладони опустились на ее плечи, и он ободряюще прошептал ей на ухо:

— Девушка, я не причиню тебе вреда, если ты станешь делать то, что я тебе говорю. Ты будешь меня слушаться?

Цепляясь за признаки милосердия, которые почудились ей в его голосе, она кивнула.

Он подошел к шкафу, извлек из него чистую сорочку и подал ее Амелии.

— А теперь надевай это, если не хочешь, чтобы я выволок тебя отсюда голой.

На этот раз она подчинилась, быстро надев через голову сорочку, натянув панталоны и накинув корсет. Не произнося ни слова, Мясник подошел к ней сзади и туго его зашнуровал.

После того как она надела юбку и верхний корсет, он связал ей за спиной запястья оторванными от сорочки полосками ткани.

— Где твои туфли? — спросил он, окинув взглядом комнату.

Она кивнула в сторону дальней стены, где оставила обувь, перед тем как лечь спать. Туфли стояли под портретом короля Георга.

Мясник подошел и, прежде чем поднять их, бросил беглый взгляд на картину. Вернувшись, он опустился на колени перед Амелией и положил секиру на пол у ее ног. Сунув руку под юбку, он обхватил ладонью ее обнаженную голень. Неожиданное тепло его руки заставило девушку потерять равновесие и опереться на его плечо.

Он приподнял ее ногу и сунул ступню в туфлю, затем проделал то же самое со второй ногой; потом горец подхватил секиру и выпрямился. Чулки он даже не упомянул. Все произошло очень быстро. Амелия в растерянности смотрела на Мясника. Еще ни один мужчина не видел ее обнаженной, и ни один мужчина не совал руки ей под юбку.

Она подняла голову и ртом втянула воздух сквозь льняной кляп.

— Я знаю, он тугой, — произнес Мясник, как будто прочитав ее мысли. — Но мне нужно, чтобы ты не издавала ни единого звука.

Он наклонился, обвил мускулистой рукой ягодицы Амелии и забросил ее себе на плечо. Это резкое движение вышибло из легких девушки весь воздух, и она мысленно обратилась к Богу с просьбой о том, чтобы кто-нибудь заметил их, когда они будут покидать форт, и сорвал план горца. Она также возлагала надежду на то, что ей удастся привлечь внимание охраны.

Держа секиру в одной руке, Мясник открыл дверь и бесшумно зашагал по коридору. Амелия успела заметить мертвого солдата, который лежал на полу возле ее спальни.

Она утратила бы дар речи, даже если бы ее рот и не был заткнут кляпом. Амелия потрясенно проводила беднягу взглядом. Спустя несколько мгновений они уже спускались по лестнице. Мясник пронес ее еще по одному темному коридору, мимо двух других убитых солдат и наконец подошел к задней двери барака. Амелия даже не подозревала о существовании этой двери. Откуда о ней было известно этому мятежнику? Кто сказал ему, как найти спальню Ричарда, и как он узнал, что Ричард вообще должен здесь находиться? Только внезапный вызов по тревоге вынудил Беннетта уехать, но предварительно он настоял, чтобы, безопасности ради, Амелия заняла его комнату. Здорово это ей помогло…

За дверью барака их окутал густой туман. Она брыкалась и сопротивлялась, но Мясник, казалось, этого не замечал. Он уверенно поднимался по поросшему травой земляному валу к наружной стене форта. Когда он поставил ее на ноги, девушка увидела четырехзубый крюк, вонзенный в землю у ее ног, с привязанной к нему веревкой. Она и опомниться не успела, как уже скользила вниз по стене, уцепившись за спину Мясника и пытаясь исторгнуть кучу неподобающих леди проклятий.

Ее ноги коснулись земли, и, обернувшись, она увидела великолепного коня с лоснящейся, черной как ночь шкурой. Конь тихонько заржал и мотнул головой. Пар белыми клубами, отчетливо видимыми в темноте ночи, вырывался из его ноздрей. Вдруг Амелия почувствовала, что ее похититель развязывает ей руки. Сунув секиру в седельные ножны, он вскочил на спину коня.

— Давай руку, — произнес Мясник, протягивая к ней открытую ладонь.

Она гневно затрясла головой и прикусила кляп, от давления которого на корень языка ее тошнило все сильнее.

— Дай руку, женщина, или я спрыгну и запорю тебя до потери сознания.

Схватив пленницу за локоть, он зашвырнул ее на спину коня позади себя и вонзил каблуки ему в бока. Лошадь мгновенно пустилась в галоп, и Амелии не оставалось ничего другого, как обеими руками изо всех сил обхватить крепкий мускулистый торс своего похитителя, чтобы не свалиться в холодные темные воды реки, по берегу которой они скакали.