Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 25

И, судя по писку клавиш, она снова начала набирать номер.

Послышались шаги — кто-то еще спускался по лестнице в туалет. Каблуки блондинки застучали, потом хлопнула дверца — видимо, девушка скрылась в кабинке. Алёна решила воспользоваться минутой и последовать ее примеру.

Только она закрыла за собой дверцу, как за стенкой зазвенел телефон, а потом раздался удивленный голос блондинки:

— Кирилл?! Ты где? Ты уже вернулся?! Удалось вырваться?! Но как?! Да ты что, я страшно рада!

Однако голос ее был не столько радостным, сколько озабоченным, и Алёна невольно хихикнула: вот те на, пошла, понимаешь, девушка с Жорой на милонгу, а тут внезапно нарисовался какой-то Кирилл, который, судя по всему, имеет на нее некие права и ждет исполнения неких обязанностей… причем объявил о своем прибытии в самый что ни на есть интимный — туалетный — момент. Забавно, нет, правда, забавно!

Но, похоже, разговор с блондинкой о Жоре придется отложить — кажется, сейчас парочка будет срочно смываться.

Однако когда Алёна вышла к умывальнику, девушка в черно-серебристом платье никуда не смывалась и даже руки не мыла: она снова стояла, ожесточенно набирая какой-то номер. И снова безуспешно…

Алёна прошла мимо и поднялась наверх. Во дворе по-прежнему гулял ветер, Жора по-прежнему пил вино, интересного турка по-прежнему не было, Михаил по-прежнему танцевал с маленькой женщиной, ялтинки по-прежнему выглядывали из своих пледов, и вдруг Алёну охватила такая тоска от такого никчемного времяпрепровождения!

Ей остро захотелось уйти с этой неудачной милонги — чем скорее, тем лучше. Даже ради трехсот гривен она не собиралась сидеть и ждать у моря погоды, ощущая, как даром пропадают ее красота и талант.

«Да и в пень, — пожала она плечами. — Пойду немножко понаблюдаю ночную жизнь Одессы — ведь это портовый город, и в нем должна быть бурная ночная жизнь! — потом пораньше лягу спать, а завтра с самого утра — на Лонжерон! В самом деле, побывать в Одессе и не искупаться в Черном море — это просто глупо!»

И, помахав унылым ялтинкам, она пошла к выходу из галереи. Вдруг уличная дверь распахнулась, шарахнув о стену с треском, похожим на выстрел, и в галерее появился высокий мужчина в яркой белой рубашке и джинсах. Его длинные волосы разметались по плечам, а в лице его было, как показалось Алёне, нечто ассирийское…

— Арнольд? — так и ахнула наша героиня.

Арнольд запнулся при виде ее.

— Так вот вы где? — сказал он почти сердито. — А я-то думал…

Он осекся.

— Вы что, танцуете аргентинское танго? — изумленно спросила Алёна.

— Бог миловал, — отмахнулся Арнольд, быстро окидывая взглядом танцпол и откровенно передергивая плечами.

Алёна обернулась.

Ну да, три пары, которые топтались посреди внутреннего дворика, выглядели весьма посредственно. С другой стороны, не всякий хорошо станцует под электронное танго, а сейчас звучало именно оно. Блондинка, появившаяся на пороге ресторана, тоже смотрела на эти телодвижения со странной гримасой. О Жоре и говорить нечего: он был просто в ярости!

Одни ялтинки ничуть не изменили выражений своих полусонных лиц.

— Но что тогда вы тут делаете? — спросила Алёна, поворачиваясь к Арнольду.

— Ну, — сказал он не то смущенно, не то развязно, — вообще-то я вас искал.

Алёна растерялась. Она была дама смелая, но при этом недоверчивая. Довольно часто случалось, что мужчине, который нравился ей, нравилась и она, то есть все прекрасно совпадало, но Арнольд так холодно ушел от нее около гостиницы…

— Меня? — переспросила она нерешительно. — А… зачем?

Арнольд смотрел со странным, словно бы раздраженным выражением. Потом мученически завел глаза:

— Ну вам как, вот так прямо сказать обо всех моих планах и надеждах, которые с вами связаны? Или прикрыть это… как бы выразиться помягче… флером приличия?

Алёне стало смешно.





— Давайте, прикройте, — прислонилась она к стенке, готовая слушать.

Дверь сзади снова хлопнула, точно выстрелила. Арнольд мельком оглянулся с досадливым, озлобленным выражением, а потом вдруг прижал Алёну к стене всем телом и поцеловал в губы.

Это был яростный, почти мстительный поцелуй, такой, что у нее мгновенно заболели губы. А может, она просто отвыкла от такого стиля поцелуев? Ее молодые возлюбленные, оставленные в Нижнем Горьком, оба были на удивление нежны и ласковы, при этом весьма мужественны, но отнюдь не брутальны. Арнольд же целовался с ней, как с врагом.

С другой стороны, всякая непобежденная женщина — в какой-то степени враг, ну, скажем так — противник.

Конечно, возможно, стоило ответить чем-то подобным, но Алёна была слишком растеряна, а потому она просто подчинилась поцелую, как подчинялась неизвестному партнеру в танго, растворяясь в мужчине, танце, музыке…

Это всегда приносило свои плоды, принесло и сейчас. Жесткие руки, обхватившие ее плечи, суровые губы, пленившие ее губы, смягчились. Теперь в этом поцелуе было только желание — откровенное, но не агрессивное, пылкое и в то же время исполненное нежности.

— Ну и ну, — прошептал Арнольд. — Ну и ну…

— Да, — прошептала Алёна, не вполне понимая, о чем, собственно, речь.

Наконец Арнольд отстранился, резко повернул Алёну к двери и схватил за руку:

— Пошли отсюда!

И двинулся вперед такими большими шагами, что Алёна почти бежала за ним.

Как только они оказались на улице, Арнольд разжал руку и отпустил Алёну.

— Что происходит? — спросил он со странным выражением.

Она только покачала головой:

— Тебя надо спросить.

— Спроси, — ухмыльнулся он.

— Спрашиваю… ты как здесь оказался?

— Тебя искал, неужели непонятно? Пока Романа спровадил, потом Рудько позвонил… это час прошел, не меньше, ну, вернулся к гостинице. Я примерно знаю расположение номеров в «Дерибасе», смотрю, во всех окнах третьего этажа, которые обращены на стройку, горит свет. Значит, ты дома! Но телефона-то твоего я не знаю. Позвонил дежурной — она говорит, что дама из десятого номера у себя. Я поднялся, постучал в твою дверь — никакого ответа. Думаю, может, душ принимаешь. Подождал. Опять постучал. Тебя нет. Дежурная клянется, что ты ключ не сдала. Я начал беспокоиться. Свет горит, ключ не сдан… ты не отвечаешь… ну, понимаешь… у меня такая дурацкая работа, которая вынуждает быть подозрительным и очень осторожным. Я сразу вспомнил, как на нас сегодня чуть не наехал тот сукин сын — на нас с тобой. Мы вместе были! Воображение разыгралось! Решил предъявить горничной свое удостоверение и уговорить заглянуть в твой номер. Она понесла какую-то пургу, мол, из-за тебя какую-то Танютку уволили, поэтому она ни за что к тебе не зайдет. Что это за история, кстати?

— Ты правильно определил — сущая пурга, — пожала плечами Алёна. — Ну-ну, и что было дальше?

— Дальше… Дальше я ее уже практически уговорил, как вдруг Ромка позвонил. Ты представляешь, говорит, кого я сейчас увидел, когда мимо «Папы Косты» проходил? Эту красивую писательницу, которая от тебя так элегантно сегодня улизнула. Я просто взбеленился!

— Почему? — изумилась Алёна.

— Почему! — фыркнул Арнольд. — Я как дурак размечтался о тебе, а ты в ресторан пошла. Неужели одна? Не поверил. А с кем? Я должен был это узнать! Решил: пусть обо мне что хочет подумает, а я узнаю, где она и с кем. Ну что так смотришь?! Неужели не понимаешь, как это бывает, когда видишь: женщина, тебе предназначенная, ускользает из рук?!

И они снова начали целоваться. Хлопала, точно стреляла, дверь галерейки «Папы Косты», мимо проходили какие-то люди, кто-то хихикнул, кто-то матюгнулся, кто-то с удовольствием чмокнул:

— Ах, какая женссчина! Мне б такую!

И даже:

— Смотри не захлебнись, Арик! — из чего Алёна могла сделать вывод, что целуется с весьма известной в Одессе персоной, но если персона настолько напоказ выставляет свои чувства, то, стало быть, некому устраивать ей — в смысле, персоне, в смысле, ему, Арику, — сцен ревности, то есть он не женат.