Страница 15 из 90
ВОЛШЕБНЫЙ МЕЧ
У нас во Вьетнаме есть легенда о парчовой суме. Столкнувшись с трудностями, раскрывают эту суму, чтобы найти в ней способ их решения. Ленинизм — такой же дивный кладезь мудрости.
В 1919–1920 годах после создания по инициативе В. И. Ленина III Коммунистического Интернационала в рабочем движении капиталистических стран развернулась ожесточенная борьба подлинно революционных сил против реформистских лидеров за создание партий нового типа — коммунистических партий, призванных встать во главе революционного движения, повести за собой широкие трудящиеся массы. Во Франции борьбу за создание партии нового типа и вступление ее в Коминтерн возглавило революционное крыло социалистической партии. К концу 1919 года, всего за год после окончания мировой войны, численность социалистической партии возросла почти до 100 тысяч человек. Подавляющую часть нового пополнения составили представители «огненного поколения», молодые рабочие, находившиеся под сильным воздействием идей Октябрьской революции. В эти годы вступили в социалистическую партию Морис Торез, Жак Дюкло — люди, которые впоследствии встали у руля французского рабочего движения. Молодые силы партии все более решительно выражали недовольство реформистской политикой лидеров, требовали выхода партии из II Интернационала и присоединения к ленинскому III Интернационалу.
Распространению идей III Интернационала среди французских трудящихся немало способствовала пропагандистская деятельность образованной в августе 1918 года французской секции при Российской Коммунистической партии большевиков, куда вошли Инесса Арманд, Жанна Лябурб, Жак Садуль. В разгар майских забастовок 1919 года в Париже возникла новая организация — Комитет борьбы за присоединение к III Интернационалу (Комитет III Интернационала). Его главной задачей представители революционного крыла социалистов считали пропаганду коммунистических идей.
Собрания районной секции партии, на которые Нгуен старался ходить регулярно, все больше напоминали растревоженный улей. До хрипоты в голосе ораторы, сменяя один другого, изо дня в день спорили о том, какой Интернационал больше отвечает интересам французского рабочего класса. Дополнительную окраску этим яростным спорам придавал горячий французский темперамент. Нгуен внимательно слушал ораторов, хотя не все в их речах ему было понятно. Некоторые из них чересчур жонглировали «умными» словами, такими, как «утопический социализм», «анархизм», «реформизм», «синдикализм», именами Сен-Симона, Фурье, Бланки. Однако постепенно общая картина становилась для него ясной.
Участники собрания, как и вся партия в тот период, делились на три довольно четких лагеря. Левые социалисты выступали за присоединение к Коминтерну, видя в нем провозвестника подлинно революционной борьбы за освобождение рабочего класса от капиталистического гнета. Правые требовали восстановления II Интернационала, который, по их словам, якобы больше отвечал демократической традиции Французской Республики. Сторонники среднего пути — их называли в партии «лонгетистами», так как их лидером был Жан Лонге, — выступали за реконструкцию II Интернационала путем очищения его от всех «несоциалистических» элементов.
Нгуена возмущало, что ораторы, много говорившие о будущем французского рабочего движения, совершенно не касались в своих речах вопроса о судьбе колониальных народов. Однажды на очередном собрании, когда страсти накалились, Нгуен, до этого молчавший, неожиданно попросил слова.
— Дорогие друзья, вы все социалисты, это прекрасно, — сказал он. — Вы все хотите освободить рабочий класс. Если это так, то не все ли равно, какой Интернационал — второй, третий или двухсполовинный?.. В какой бы Интернационал вы ни вступили, вам так или иначе придется объединиться, так как у вас одна задача, одна цель. Зачем же так много спорить? В то время как вы здесь спорите, в Индокитае мои соотечественники страдают под колониальным гнетом…
После собрания активистка секции портниха Роза, с которой он познакомился на одном из митингов, сказала ему:
— Товарищ Нгуен, вам трудно разобраться в этом вопросе, так как вы недавно вступили в партию, но позже вы поймете, почему мы так много спорим. Этот вопрос тесно связан с будущим нашего рабочего класса.
Сердцем Нгуен всегда был с левыми социалистами, с теми, кто выступал в защиту колониальных народов, и именно в этом лагере находились его лучшие друзья, наиболее близкие ему по духу люди. Сознательный же выбор в пользу Коминтерна, в пользу ленинизма он сделал летом 1920 года. 16 и 17 июля газета «Юманите» опубликовала «Первоначальный набросок тезисов по национальному и колониальному вопросам», подготовленных В. И. Лениным для II конгресса Коминтерна. Это была первая ленинская работа, с которой познакомился Нгуен.
До глубокой ночи просидел он над тезисами, потрясенный великой и простой мудростью ленинских мыслей. «…Во главу угла всей политики Коминтерна по национальному и колониальному вопросу, — с радостью читал он, — должно быть положено сближение пролетариев и трудящихся масс всех наций и стран для совместной революционной борьбы за свержение помещиков и буржуазии. Ибо только такое сближение гарантирует победу над капитализмом, без которой невозможно уничтожение национального гнета и неравноправия»[7].
Впервые в своей жизни Нгуен читал строки, в которых с поразительной силой обобщения и в то же время с предельной конкретностью, будто речь шла именно о его родине, говорилось о необходимости тесного объединения усилий революционного движения метрополий и колоний, об особенностях освободительного движения в колониальных и зависимых странах. «…По отношению к государствам и нациям более отсталым, с преобладанием феодальных или патриархальных и патриархально-крестьянских отношений, — подчеркивал В. И. Ленин, — надо в особенности иметь в виду:
…необходимость помощи всех коммунистических партий буржуазно-демократическому освободительному движению в этих странах; в первую голову обязанность оказывать самую активную помощь ложится на рабочих той страны, от которой отсталая нация зависит в колониальном или финансовом отношениях»[8].
Нгуен вновь и вновь перечитывал отдельные фразы, пытаясь глубже проникнуть в суть ленинских мыслей, и в его глазах стояли слезы необъяснимого душевного восторга. Он чувствовал себя человеком, который долго и упорно, цепляясь за еле заметные выступы, царапая в кровь пальцы, взбирался на вершину, казалось бы, неприступной, огромной скалы, и вот наконец перед ним открылись во всей своей красоте и величии подернутые голубой дымкой бескрайние просторы земли. Девять долгих лет посвятил он поискам «волшебного меча», той великой истины, которая одна только могла принести освобождение родному народу. И он все же нашел ее — в подлинно революционном, бесконечно многообразном, имеющем универсальный характер ленинском учении, основные принципы которого одинаково приемлемы как для развитых капиталистических государств, так и для отсталых крестьянских стран Востока.
Долго не гас в эту ночь свет керосиновой лампы в мансарде дома в тунике Компуан. Утренний рассвет возвестил не только наступление нового дня, но и начало принципиально нового этапа в жизни Нгуена. Ленинские идеи захватили его сразу, бесповоротно и навсегда. Много лет спустя, уже став президентом свободного Вьетнама, он вспоминал: «В этих тезисах встречались политические термины, которые мне было весьма трудно понять. Но, читая и перечитывая их много раз, я все же уловил суть. Как это меня взволновало, согрело, просветило, убедило! Я даже заплакал от радости. Как будто обращаясь к народным массам, я воскликнул:
— Несчастные, замученные соотечественники, вот что нам нужно! Вот путь к нашему освобождению!
7
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 163.
8
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 166.