Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 17

Чтобы не утомлять читателя довольно сложным для непривычного восприятия кораническим текстом, приведем эту легенду в изложении Михаила Борисовича Пиотровского.

«Другой спор Дауд решил вместе со своим сыном Сулайманом. Аллах говорит, что Он присутствовал при том, как Дауд и Сулайман вместе судили по поводу поля, которое повредил скот. И Аллах тогда вразумил Сулаймана (21:78–79). „Вразумил“ — значит помог принять более верное решение, чем его отец. Каковы детали этого суда, установить трудно. Текст предельно краток, понять его пытаются с помощью иудейских преданий, но варианты предлагают разные. При отсутствии других убедительных данных приходится пользоваться комментариями к Корану, составленными на материале тех же иудейских преданий. К Дауду и Сулайману пришли хозяин поля и хозяин скота, который потравил посевы на этом поле. Дауд присудил хозяину поля весь скот, который погубил посевы. Сулайман же решил более справедливо. Скот был передан владельцу поля на то время, пока посевы взойдут вновь. После возвращения скота ему бы остались приплод и шерсть»[21].

Надо заметить, что рассказы о прозорливости маленького судьи не так фантастичны, как могут показаться на первый взгляд. Еврейская история знает примеры, когда пяти-шестилетние вундеркинды проявляли при решении различных куда более сложных талмудических задач не меньшую сообразительность, чем восьмилетний Соломон.

Все же, вероятно, Соломон втайне завидовал другим принцам. Порой ему хотелось вести такую же веселую и разгульную жизнь, как и они. И уж само собой он жадно следил за тем, как проводит время его старший брат, всеобщий любимчик Авессалом, который «…завел у себя колесницы, и лошадей, пятьдесят скороходов» (2 Цар. 15:1).

В синодальный перевод, увы, опять вкралась неточность: на самом деле в оригинале речь идет не о «скороходах», а о пятидесяти воинах, бывших телохранителями и почетным эскортом принца. Понятно, что когда Авессалом разъезжал по городу и окрестностям на невиданной до того в Иерусалиме колеснице в сопровождении опять-таки незнакомой доселе евреям конницы, все это производило сильное впечатление на окружающих, и уж тем более на ребенка, каковым еще был Соломон. Феномен «влияния старшего брата», который может стать для мальчика даже более предпочтительным образцом для подражания, чем отец, хорошо известен психологам.

Возможно, именно под влиянием Авессалома Соломон начал ценить роскошь, утвердился в мысли, что «царь должен жить красиво», а неотъемлемыми признаками такой красивой жизни для него стали все те же колесницы, лошади и рослые, пышущие здоровьем и силой гвардейцы эскорта.

И все это у него появится, когда он станет царем.

Не исключено, что то особое внимание, которое Давид оказывал Соломону, и возбудило ревность и подозрения Авессалома, убежденного, что именно он является после убийства Амнона законным наследником престола. А видя, что отец медлит с объявлением имени наследного принца, Авессалом и решился на мятеж.

Нет никаких сомнений в том, что мятеж Авессалома стал одним из самых ярких переживаний детства Соломона, навсегда врезался в его память, и эти воспоминания оставались с ним до конца жизни.

Как следует из библейского рассказа, Авессалом долго и тщательно готовился к свержению отца с трона. Он сумел собрать партию своих сторонников внутри дворца, который возглавил советник Давида Ахитофел, о мудрости которого в народе ходили легенды. Будучи дедом Вирсавии, Ахитофел, видимо, так и не простил Давиду его греха с внучкой и ее мужем, а потому стал не просто душой, а «мозговым центром» заговора Авессалома.

Не исключено, что именно по совету Ахитофела принц стал всеми возможными способами усиливать как среди лидеров и старейшин колен, так и в простом народе недовольство правлением Давида. Это было тем более легко, что недовольных хватало и без этого. Многие представители колена Вениамина (Биньямина), к которому принадлежал первый израильский царь Саул (Шаул), по-прежнему считали Давида самозванцем и узурпатором трона. Среди других десяти колен зрело недовольство налоговой политикой царя и порядком призыва на армейские сборы. Вдобавок к этому Авессалом, встречая всех приходивших во дворец просителей, намеренно внушал им, что его отец уже давно не в состоянии справедливо вершить суд и прислушиваться к просьбам подданных.

Наконец настал день, когда Авессалом решил, что он вполне может собрать достаточную армию для свержения отца, а значит, пришло время действовать.

О том, когда именно происходили эти события, между различными исследователями и комментаторами до сих пор идут ожесточенные споры. Исходя из того, что рассказ о мятеже Авессалома начинается с фразы «По прошествии сорока лет царствования Давида Авессалом сказал царю…» (2 Цар. 15:7), ряд комментаторов делают вывод, что в момент мятежа Авессалому было 40 лет, то есть все эти события происходили в последний, 40-й год царствования Давида.

Однако великий Абарбанель[22] был убежден, что эти слова следует понимать так, что Авессалому было около сорока лет, но все же не ровно 40. «Книга порядка поколений» («Сефер седер гадорот»), считающаяся одним из самых авторитетных трудов по библейской хронологии, датирует этот мятеж 37-м годом царствования Давида. Таким образом, по мнению ее автора, раввина Ихиэля бен Шломо Хайльперина, в момент бунта Давиду было 67 лет, Авессалому — 37, а Соломону — девять[23].

Чтобы собрать вокруг себя всех сторонников и не дать Давиду оперативно вмешаться в ситуацию, Авессалом обратился к отцу с просьбой разрешить ему совершить благодарственное жертвоприношение в Хевроне — якобы во исполнение некого обета, данного, еще когда он жил в изгнании в Гисуре. Вслед за этим Авессалом направил во все концы страны гонцов к своим сторонникам — с тем чтобы последние ждали условленного сигнала из Хеврона, после которого они должны объявить народу о его воцарении в Хевроне и начале похода на Иерусалим. Кроме того, на всех дорогах были расставлены трубачи, призванные трубить в шофары[24], как только окончится церемония помазания Авессалома на царство.





Так все и произошло. Тысячи сторонников Авессалома, представляющие все колена Израиля, собрались в Хевроне, и вспыхнувший на жертвеннике огонь был одновременно огнем мятежа. Как только прибывший из Гило Ахитофел провозгласил Авессалома царем, на всех дорогах раздался протяжный звук шофаров. Им ответили трубные звуки рогов в сотнях сел и городов страны, и уже затем на их улицах раздался клич мятежников: «Авессалом воцарился в Хевроне!»

Узнав, что Авессалом движется на Иерусалим с многотысячной армией, Давид решает покинуть город, чтобы не допустить гражданской войны на его улицах и возможного осквернения в ходе этих боев главной национальной святыни — Ковчега Завета.

Оставив гарем с десятью женами и наложницами в Иерусалиме, Давид берет с собой только любимую Вирсавию и сына Соломона, несколько десятков своих приближенных и покидает столицу в сопровождении лишь сохранивших ему верность старой гвардии и отряда наемников общей численностью примерно 1200 человек.

И вот это-то обязательно должен был запомнить девятилетний Соломон: как он с матерью и пророком Нафаном едут на телеге, запряженной мулами. Позади телеги идет отец, великий царь Давид: босой, в простой, разодранной от горя одежде, утирая рукавом слезы и всем своим видом демонстрируя покорность Божьей воле.

В этот момент Соломону, возможно, впервые открылось, что царская власть сопряжена не только с почестями, раболепием и роскошью, но и с постоянной угрозой потерять трон в результате войны или заговора. Причем заговорщиками вполне могут оказаться люди, которым ты безоговорочно доверял. А значит, выходило, что доверять царю никому нельзя. Тем более самым близким своим родственникам, которые вполне могут считать себя вправе претендовать на трон. Следовательно, любой заговор царь должен подавлять еще в зародыше, при первом же легком подозрении…

21

Пиотровский М. Б. Коранические сказания. М., 1991. С. 141.

22

Дон Ицхак бен Иегуда Абарбанель (1437–1508) — автор классического комментария к Танаху и ряда известных философских произведений.

23

Хайльперин И. Ш., раввин. Сефер седер гадорот. Бней-Брак, 2009. Т. 1. С.158.

24

Шофар — бараний рог, в который у евреев принято трубить в дни праздников и по всем торжественным случаям.