Чака

Сегодня именно такой день. Сегодня с восходом солнца ее сын впервые отправился вместе с другими мальчиками крааля на пастбище, гоня перед собой десятка полтора овец и коз из отцовского стада.

К этому событию, означавшему для мальчика первый шаг на пути к самостоятельной жизни, Чака готовился заранее. Нанди не раз замечала, как сын ее, пристроившись в укромном уголке, тщательно, не по-детски сосредоточенно строгал и полировал свои палки, которые будут его единственным оружием до совершеннолетия.

И вот он, важный и торжественный, как и подобает настоящему мужчине, отправился наконец на пастбище. Нанди не сумела скрыть своей радости. Полюбоваться первым выходом на пастбище своего любимца вышли и Мкаби с Лангазаной, четвертой женой Сензангаконы. А Нанди готова была бежать за ним и за ограду, да только боязнь смутить его удерживала ее. На обратном пути она внезапно обнаружила, что не только друзья решили проводить ее сына. В столь необычно ранний для него час Мудли вышел из своего дома и пристально глядел вслед маленькому пастуху. Более того — он улыбался. Терзаемая злыми предчувствиями, Нанди никак не могла бы догадаться, что Мудли следил не за важной и смешной в своей важности фигуркой маленького пастуха, а за сопровождавшей его собакой. У этого мальчишки всегда все было по-особенному! Мало того, что само появление его на свет наносило вред людям пулу, он чуть ли не с младенческого возраста резко выделялся среди сверстников. Нельзя сказать, чтобы был он чем-нибудь хуже других — скорее наоборот. Мудли даже приходилось отгонять назойливую, все чаще возвращающуюся к нему мысль, что будь его сын таким, это только служило бы поводом для отцовской гордости. Сын Нанди и Сензангаконы унаследовал лучшее, что было у них: у Нанди твердость характера, а у Сензангаконы — его рост, стать, силу и мужественную внешность. Именно это и вызывало раздражение Мудли. Что приятного в том, что этот мальчишка возглавит в конце концов людей зулу. После всего, что произошло, пытаться сблизиться с Нанди для него бессмысленно, а она уж сумеет привить своему первенцу ненависть к источнику всех ее бед! Нет, в те отдаленные уже дни, когда только возникла связь Сензангаконы с Нанди, Мудли был отнюдь не против нового брака своего племянника, если бы брак этот пошел на пользу племени зулу. На его глазах рушились, ломались вековые традиции и законы, небывалую силу заполучали люди, принадлежавшие к родам, о которых в дни его, Мудли, юности никто и слыхом не слыхал. Поэтому вождь и обязан был выбирать себе жен в краалях тех людей, чья дружба и родство укрепили бы, поддержали бы престиж людей зулу. Нет, не только к власти стремился он, сознательно оттирая легкомысленного Сензангакону от управления делами племени. Что ему власть? Богаты его краали скотом и припасами, плодовиты и тучны коровы, да и на жен своих он не может пожаловаться — они растят ему здоровых и многочисленных детей. Но кто поручится за то, что скот этот не станет добычей все более крепнущих бутелези, а сыновей своих ему не придется отправить на службу к далеким и могущественным мтетва, ндвандве или гвабе, чьи вожди и пальцем не шевельнут, если кто-то нападет на краали зулу. А что принесет людям зулу противозаконный союз с э-лангени, кроме позора и всеобщих насмешек?! Добро бы еще были у Сензангаконы другие сыновья — наследники славы и доброго имени людей зулу. А ведь мальчишка растет на редкость складным, но еще неизвестно, чем это обернется, когда наступит время стать ему во главе племени. Правда, для него, для Мудли, это никак не может обернуться чем-либо хорошим. Впрочем, пусть себе наследует огромную, но уже начинающую затягиваться жирком тушу отца, пусть перенимает неистребимое упрямство и стремление выделиться матери — мудрости в совете ему наследовать не у кого. Взять хотя бы и эту историю с собакой. Испокон веков принято считать — собака призвана служить человеку, и не мудрено, что мальчишки всех краалей стараются взять их с собой на пастбище. Но и здесь сынку Нанди захотелось отличиться. Проявляя недетское упорство, он привадил к себе не обычную собаку инджа, отличающуюся добрым правом и послушанием, а породы исика — злобную и строптивую тварь, неспособную к подчинению. Ну что ж, об охотнике судят не потому, сколько берет он с собой копий, а по тому, сколько дичи приносит он с охоты. Пусть Нанди наконец убедится, что отказ от общепринятого чаще всего чреват неприятностями. И Мудли усмехнулся.

Именно эту его улыбку и разглядела Нанди.

Широких дорог в вельде нет. Тропки прокладывают как кому заблагорассудится. Но у ворот крааля Сензангаконы трава была вытоптана, и скот, отправляясь на пастбище, подымал тучи пыли, несмотря на обильную утреннюю росу.

Впереди под присмотром ребят постарше, уже почти юношей, важно и неторопливо шествовали быки с коровами, а сзади, подбадриваемая криками мальчишек, дробно перебирая копытцами, семенила плотно сбившаяся в кучу отара овец. Самым маленьким доводилось плестись в хвосте, они-то и страдали больше всего от пыли. Неунывающие мальчишки, уже давно привычные к такому порядку, весело перекликались между собой, и только Чака, впервые отправившийся на выгон и не вполне уверенный в себе, вышагивал молча. Неуверенность эта была отнюдь не страхом перед тем, что он не справится со своими новыми обязанностями. Выросший в краале, он уже знал все, что следует знать о долге мужчины и воина. Дело в том, что чуть в стороне и позади стада независимой рысцой трусил его недавно обретенный друг И-Мини. Подружился с ним Чака недавно, и дружба эта была настолько примечательной, что привлекла внимание даже жителей соседних краалей. Произошло это не более одной лупы назад, когда Чака, обиженный в игре старшими, спрятался от всех в укромном уголке на самом солнцепеке, за оградой крааля. Честно говоря, все его силы уходили на то, чтобы не расплакаться. Он сидел, мрачно уставившись в землю и перебирая в уме кары, которым следовало бы подвергнуть обидчиков, но, кроме колдуна верхом на гиене, который увел бы их всех в лесную глушь, он так ничего и не придумал. И надо же, чтобы именно в тот момент, подняв глаза, он увидел в двух шагах от себя страшную гиенью морду. Чака оцепенел от ужаса, и прошло немало времени, пока он наконец понял, кто перед ним. Нужно отдать мальчику должное — зверь этот, хотя и чуть ниже ростом, мало чем отличался от гиены: тупая морда, светло-коричневая шерсть и грива могли ввести в заблуждение и взрослого. Конечно же, это исика. Собак этой породы держат иногда в краалях из-за их смелости на охоте, но недолюбливают за свирепый и независимый нрав.

Мальчик сидел не шелохнувшись. А пес, чуть опустив голову, мрачно уставился Чаке куда-то в переносицу, как бы выжидая, что тот предпримет. И Чака заговорил с ним. Он называл его самыми ласкательными именами, своим другом и даже, решившись на явную лесть, своим братом. Может, именно это и подействовало. Во всяком случае, Чаке показалось, что пес смотрит на него менее настороженно. Мальчик шевельнулся, пытаясь встать, и тут же шерсть на загривке пса вздыбилась. Тогда Чака решил испытать другое средство: он принялся перечислять те лакомства, гостинцы, которыми он оделит своего нового знакомого, и, перечисляя их, увлекся настолько, что чувство страха совершенно незаметно для него самого уступило вдруг место острому чувству голода. Он сулил псу груды самых вкусных вещей и все явственней ощущал, что у него все сильнее сосет под ложечкой. Собака, привычная только к резким и повелительным окликам, вслушивалась в его слова с благожелательным вниманием. «Мясо, много мяса!» — уже почти выкрикивал Чака, все более воодушевляясь. И пес, казалось Чаке, поверил ему. Во всяком случае, когда Чака поднялся, шерсть на собачьей холке лежала спокойно. Вдоль внешней ограды Чака двинулся в сторону ворот, и пес сделал несколько неуверенных шагов вслед за ним, но потом врожденная осторожность взяла верх, и он с независимым видом уселся на траве. Оглянувшись, мальчик увидел, что пес внимательно и как бы выжидающе смотрит ему вслед, но, когда их взгляды встретились, исика отвернулся и лениво зевнул.